Южный Крест (7)

Все могут Короли

В общем, сложно не согласиться: Мошеш был гениальным политиком, возможно, уровня Бисмарка, только слишком уж местечкового уровня, чтобы развернуться вовсю. И все же, опасно играть в карты с Дьяволом, в рукаве у которого всегда четыре туза и джокер. Сознавая, что Трек может в итоге помешать освоению Британией глубинных территорий Африки, новый капский губернатор, Гарри Смит, преемник лорда Нэпира, решил сделать ставку на «новый подход» к бурскому вопросу, задобрив «бородачей» уступками и убедив их, что под властью Королевы жить будет лучше. А поскольку одним из главных камней преткновения были претензии «общин» Оранжевой реки к суто, м-р Смит в 1851-м, - вопреки мнению ветеранов своей конторы, доказывавших, что бура сколько ни корми, пользы не будет, а суто народ верный, - приказал Мошешу, как «другу и союзнику», отдать бурам все, чего они хотят.

Разумеется, Мошеш отказался Из Капа отправилась военная экспедиция с инструкцией разъяснить непослушному Королю, что к чему. И грянул великий пшик. Стоило «красным мундирам» углубиться в предгорья, их разнесли в пух и прах у Конояны, а в рядах коса, - как раз в это время шла очередная «кафрская», - внезапно появилась конница, о которой Мошеш «ничего не знал». В следующем году, когда губернатор послал на «вразумление» крупные силы, эти силы потерпели при Береа такое фиаско, что вообще убежали с земели суто. И сразу после этого Король отправил послов к властям, заявляя, что нет у Вдовы слуги, вернее, чем он, что «негодяи, самовольно связавшиеся с кафрами, примерно наказаны штрафами», и что хочет он только одного: чтобы Великобритания верила надежному черному другу, не подыгрывая своим белым врагам.

Ясно, что губернатор был взбешен до белого каления. Но слишком уже в нехорошей ситуации он оказался: на «ошибочную линию» м-ра Смита указывали в отчетах министерству колоний все его заместители, а также командование войск, действовавших против суто, решительно все упирали на то, что Король – вернейший союзник, которого нельзя обижать, и Лондон, рассмотрев доклады с мест, одернул зарвавшегося чиновника. Перед Мошешем извинились, и все остались при своих. В очередной раз обиделись разве что буры, но вскоре свой пирожок с полочки получили и они: в 1854-м, отложив решение вопроса на потом, англичане вывели войска из региона и признала право «бородачей» жить самостийно, подписав в 1855-м соответствующий договор. Это означало карт-бланш на разборки с суто, - формально независимыми, - и буры не преминули использовать создавшееся положение себе на пользу. Началась т. н. «Длинная война», изредка разделяемая историками на несколько, но, по сути, - один конфликт с временными затишьями и переменным успехом.

В 1858-м суто одержали победу, но в 1865-м удача отвернулась: коммандос Оранжевой республики, избегая сражений, в которых стабильно проигрывали, в ходе рейдов уничтожали урожаи и угоняли стада, ставя черных перед угрозой голода, и останавливаться не собирались. «Мой великий грех в том, что я владею хорошей и плодородной страной», - писал Король в Кап, прося поддержки, но Кап отвечал в том духе, что ни к бурам, ни к суто отношения не имеет и Великобритания не позволит втянуть себя в войну. В итоге, в 1866-м, дело кончилось перемирием. Спасая свой народ от голодомора, Мошеш согласился отдать «бородачам» весь запад своей страны, самые плодородные ее земли, в связи с чем, никто не удивился, когда в 1867-м бои возобновились, уже с участием союзных Оранжевой коммандос Трансвааля.

Бороться с объединенными силами двух республик было трудно, на горизонте маячила тень поражения, и мудрый Король написал англичанам большое письмо, прямо указав на то, он и его люди «готовы искать новый дом, но кто тогда встанет между бурами и землей Королевы, которую буры по-прежнему считают своей?». Но самый, что называется, был забит в финале: «Если бы Королева согласилась считать нас не просто друзьями, а верными своими подданными, это был бы лучший выход из положения». Плюс детальный расклад: никаких полезных ископаемых, нужных Вдове, в горах все равно нет, налоги скотом суто готовы платить, сколько скажут, а заодно вполне справятся с функциями военной полиции, ежели где вдруг что.

Иными словами, Мошеш просил о протекторате, - просил сам, чего ранее не бывало, - и его письмо в Кейптауне сочли настолько достойным внимания, что переправили в Лондон, и там тоже заинтересовались. К тому же, в Европе, - с подачи месье Казалиса и многих других, - о суто, их алфавите, их школах, их симпатиях к христианству ходили самые лестные слухи, и говорят, даже сама Вдова, получив посланный ей портрет Короля и узнав, что он сам увлекается дагерротипированием, изволила молвить: «Этот чернокожий джентльмен, кажется, очень мил». Поэтому, в итоге, было решено просьбу уважить, и в 1869-м Мошеш подписал с полпредами Великобритании договор в Аливале, определяющие права суто в рамках Империи и границы их земель.



Пепел и алмаз

Многим, конечно, пришлось поступиться: поскольку Лондон считал нужным кинуть кость и бурам, «кондиции» 1848 года этим актом денонсировались; «спорные» земли отходили им; за ними же осталось 30% территорий, захваченных в 1865-м. Зато все прочее объявлялось неприкосновенным (нынешнее Лесото существует именно в этих границах), а кроме того (очень важно для горцев) протекторат Басутоленд сохранял полную автономию и традиционное внутреннее устройство. Такой вариант, в принципе, устроил всех, временно даже «бородачей», и Король, умирая в 1870-м, имел все основания, как написали газеты, «покинуть сей мир с удовлетворенной улыбкой».

Даже тот факт, что через год после его смерти власти Капской колонии ввели в Басутоленда прямое управление, - что вообще-то противоречило Аливальскому договору, - никого особо не встревожило. Летси, сына Мошеша, правда, «королем» не признали и увезли в Кейптаун, но Совет вождей во главе Лерогоди, оставались на месте, а м-р Кингсли, британский резидент, вполне довольный тем, что суто в полной мере исполняют свои обязательства, ни во что не вмешивался, более того, увлекшись культурой горцев, зубрил их язык. Так что, никто не ждал никаких проблем, а между тем, беда была на пороге. Еще летом 1867 на берегу Оранжевой реки обнаружились первые алмазы, а год-другой спустя оказалось, что находка не случайна.

И началось. В бурские земли устремились тысячи старателей, барыг и разного мутного люда, возникли нахаловки и сахалинчики со всеми присущими им атрибутами, и это чудовищно не понравилось «бородачам». Да и сами алмазы они, в рамках своего понимания, определили не как милость Божью, но как искушение Дьявола, соблазняющего добрых христиан легкой наживой, - в связи с чем, попросили искателей удачи держаться в стороне от республик. Наивно полагая, что если они официально независимы, их кто-то будет слушать.

Дальнейшее понятно. «Алмазная лихорадка» перешла в стадию истерии, Британия в 1871-м объявила «алмазные» земли «спорными», аннексировала их и присоединила к Капу, а затем в Лондоне возник проект Южно-Африканской Конфедерации в составе английских колоний, протекторатов и бурских республик, каковые (так, по крайней мере, указывалось в отчетах) «проявили полную финансовую и политическую несостоятельность».

Сказано – сделано. В 1877-м, после того, как буры потерпели тяжелое поражение в боях с все еще «свободным» племенем бапеди, да еще и оказались на грани дефолта, британский отряд, всего лишь 26 конных полицейских, явился в Петрмарицбург, а затем и в Блюмфонтейн, и сообщил, что с «химерической независимостью покончено на благо всем». Естественно, власти республик резко возражали, но, в сущности, радовались, считая такой выход из безвыходной ситуации спасительным, в связи с чем, и призывали население «воздержаться от активных действий». Но этот протест носил чисто формальный характер, и сам президент считал присоединение республики к британским владениям наилучшим выходом из сложившейся ситуации.

Население, впрочем, и само воздерживалось, выжидая, как там оно все обернется, но, поскольку в окрестностях внезапно появилось слишком много чужих и неприятных людей, а налоги выросли, ворчало и обращалось за советом к Библии. А поскольку в Библии, ежели что, можно отыскать всякое, власти приняли решение подсластить «бородачам» пилюлю, предоставив земли, куда недовольные могут уйти, чтобы жить спокойно. И так вышло (хотя другого варианта и не было), что в «целину» определили предгорья Басутоленда, считавшегося, - хотя самих суто никто не спросил, - «коронной землей», которой Кап мог распоряжаться по своему усмотрению.



Танцуют все!

«Бородачам» это, в общем, пришлось по нраву, а вот суто, естественно, нет. Начались стычки, в итоге которых охотники до спокойной жизни бежали и жаловались британским властям на черных, которым закон не писан. Не принять меры власти просто не могли благо, как раз в то время, в с связи с началом «последней кафрской», был принят Закон о защите мира, лишавший чернокожих права владеть оружием, и губернатор Генри Барт Фрер уведомил вождей суто, что буры имеют право занимать «пустующие территории», а горцы должны к 1 апрелю 1880 сдать железо. Ответом, - после отказа и попыток начать конфискации, - стала «оружейная война», охватившая всю страну.

В общем-то, суто воевать  не хотели, что подтверждается их лояльностьюи помощью британцам в момент как раз тогда гремевшей войны с зулу, а также помощью в разморках с коса. Суто с Англией хотели дружить, даже не претендуя на равноправие. Но для любого чернкожего горца, что вождя, что простолюдина, винтовка была символом его свободы и достоинства, поэтому в стороне не остался никто, кроме молодого «короля» Летсе, который ничего не решал, - и ход события с самого начала был для белых плачевен, поскольку стволов у суто было много, горы помогали, а засады и снайперские гнезда сводили на нет все преимущества врага.

Прогнав из предгорий бурское ополчение, глава Совета Вождей, он же и главнокомандующий Легороди перенес военные действия на равнину, где нанес несколько тяжелых ударов регулярным войскам. Особенно неприятно вышло 1 октября при Калабани, где был разбит и понес тяжелые потери (39 только «двухсотыми») полк белой «Капской конной полиции», чем потряс власти до глубины души и заставил задуматься. К тому же, после каждого успеха Совет Вождей слал в Кейптаун жалобные письма, рассказывая, как суто хотят мира и как несправедливо с ними обходятся, а пресса Кейптауна, ненавидевшая буров, гнала волну насчет «Бьем своих, чтобы чужие боялись?!». Да и денег «дурацкая война», как ее называли вслух, забирала все больше.

В конце концов, Совету Вождей предложили компромисс, однако от основного условия, -  «буров придется принять»,- они категорически отказались. Но настоять на своем для властей колонии стало уже делом принципа, и кто знает, как бы оно все повернулось, если бы, уловив удобный момент и почуяв, что сэры завязли в горах прочно, не зачудили сами «бородачи». 16 декабря 1881 в бурском Потчефструме начался мятеж за восстановление независимости, и очень скоро, - поскольку войск, чтобы подавить в зародыше, к Капа не было,  территория двух бывших республик вышла из-под английского контроля. Все попытки перехватить инициативу кончались крахом.

28 января у Нэк-Лейнг буры разбили большой отряд «красных мундиров», перебив 84 «томми», а сами потеряв 14 бойцов, а 26 февраля и вовсе разгромили англичан при Маджубе, где погиб командующий вооруженными силами колонии, герой Крымской войны генерал-лейтенант Джордж Колли. Каша, казавшаяся жидкой, заваривалась круто, а в Лондоне к тому времени, вследствие слишком затратной войны с зулу, о которой речь впереди, сменился кабинет. Теперь, вместо «романтика колоний» Дизраэли у руля стоял очень спокойный сэр Гладстон, считавший, что окончательный рывок к разделу Африки (переговоры о конгрессе в Берлине уже шли) следует готовить обстоятельно. И…

И 6 марта 1881 года с бурами было подписано перемирие, а 3 августа и Преторийская конвенция, предоставившая обеим республикам статус протекторатов с широчайшей автономией. Фактически, почти независимость, а спустя три года, согласно Лондонской конвенции, «бородачи» обрели и полную самостийность, кроме разве лишь права заключать договоры с внешним миром без одобрения кабинета Ее Величества. Идея создания Южно-Африканской конфедерации, таким образом, легла в долгий ящик, хотя и не похерена. Однако такой зигзаг судьбы имел и побочный эффект. Всем, кто как-то влиял на британскую политику, стало ясно: с суто, действительно, как-то нехорошо получилось, ситуацию нужно срочно исправлять, и практически одновременно с уступками «бородачам» Лондон приказал Кейптауну «пойти навстречу справедливым просьбам дружественного народа».

Стрельба прекратилась мгновенно, переговоры шли, что называется, в братской, сердечной обстановке, без сучка и задоринки: землю признали полной и бесспорной собственностью коренного населения, получившего право на неограниченный доступ к огнестрельному оружию и его закупки, а в обмен вожди выплатили утешительный приз в 5000 голов скота. Впрочем, на этом дело не кончилось. Переговоры продолжались еще два с половиной года, и когда все, наконец, было подписано, в 1884-м, «кронпринц» Летси вернулся домой, уже в статусе короля без кавычек, а Басутоленд, выведенный из состава Капской колонии, стал «независимым королевством под верховной опекой Великобритании». С теми же правами, что и бурские республики. Обязанным ей только дружбой, скромными налогами и обязательством «пополнять патрульные силы колонии», а также, «при необходимости помогать против общих врагов», - и 15 лет спустя, во время великой англо-бурской войны, англичане поняли, до какой степени не ошиблись, приняв такое решение.

Продолжение следует.