В школу мне нравилось ходить ещё и потому, что только там я мог влюбляться. Во дворе мешала Танька со своими подругами, да и друзья могли засмеять. Может быть, поэтому, когда я приходил из школы домой, моя любовь тут же выскакивала у меня из головы.
Болеть я люблю. Правда, бывает – когда очень что-то заболит – ни о чём не могу думать, а просто страдаю.
Разными там скарлатинами, желтухами, свинками мы с Танькой уже переболели. Может быть, она ещё чем-то болела, когда меня на свете не было. Не знаю, потому что мама не любит про это говорить. Сама Танька клялась мне, что болела 100 раз. А один раз даже термометр лопнул: такая была у неё высокая температура. Врёт, наверное, но приходися верить ей на слово. У нас вроде игры получалось. Так хотелось победить!
На самом деле я умный, но ленивый. Елизавета Фёдоровна так говорила моей маме на родительском собрании.
- Вот смотришь на него во время урока и думаешь, что такого внимательного и вдумчивого ученика днём с огнём не сыщешь. Через минуту уже с другого места бросаю на него взгляд и понимаю, что он смотрит сквозь меня. Наверное, о чём-то важном думает... При всём при этом читает и пишет он лучше всех в классе. А когда рассказывает что-то наизусть, я сама заслушиваюсь, и ребята тоже. С арифметикой хуже...
Двор – это тоже дом. Только без крыши. Бывают дни, когда я пропадаю во дворе до самого позднего вечера. Но иногда приходится наблюдать за всем, что там происходит, через кухонное окно. Это значит, что я наказан или мне нельзя появляться там, потому что побьют.
Без друзей во дворе я бы, конечно, пропал. И друзья у меня есть. Сашка Ткач из 18-го дома, Володька Сиропчик из 20-го и Мишка Динамит из моего, 16-го.
На самом деле эти рассказы во мне сидели давно. И, как это часто бывает, что-то всегда не хватало, чтобы написать их. Признаюсь, что вести повествование от первого лица, когда этому "лицу" только 10 лет, очень не просто. Но я старался. А получилось или нет, - судить вам.
Дверь открыла мама. Поэтому я услышал не весь разговор. До кухни долетали только отдельные слова. Но главное я услышал.
- ...Когда это всё кончится?! Ты всю кровь из меня высосал!
Я спрятался за холодильник и закрыл глаза. Конечно, я знал того, кто высосал мамину кровь, и боялся, чтобуду следующим.
За ними ты уже не поспеваешь. Хотя и очень стараешься. Те, давнишние, твои ученики сами родители. Это их детей теперь учишь ты...
Бывало с вами такое, когда обидное слово, косой взгляд или необъяснимое молчание выбивали вас из привычного состояния, лишали почвы под ногами? И ответить – никакой возможности, потому что изумлён. И предпринять что-то – напрасно, ибо слово это приобрело плоть и стало достоянием многих. Ты – уничтожен!
ДВА ГАМЛЕТА.
Вчера один из коллег, замечательный педагог, безо всяких комментариев прислал мне одноминутную запись пастернаковского "Гамлета" в исполнении не то пятилетнего, не то шестилетнего мальчика. Уж не знаю, восхищался ли мой коллега, проливал ли слёзы умиления или предупреждал меня о чём-то – всё это на его совести. А я слушал, как малыш с трудом произносит слова одного из самых "больных" стихотворений мировой поэзии и рисовал в сознании такую картинку: папа держит мальчика за руки и пристально смотрит ему в глаза:
Cветлана 17.05.2010 в 23:02
...Очень люблю читать стихи, особенно Цветаевой…вспоминается фильм – Служебный роман – добрый и простой как жизнь… (украденный уже в другом месте коммент)
...Еще за властью
люди тянутся,
не зная меры
и цены ей,
но долго
это не останется —
настанут
времена иные...
Какие-то строчки часто выстреливают в самый неожиданный момент. И ты вспоминаешь сначала обстоятельства, при которых услышал их впервые или прочитал в книге. Потом, конечно, всплывает и имя поэта. Совсем не обязательно было зачитываться им, тормошить друзей, ещё не читавших стихов этого поэта. Иногда строчка или одно-два стихотворения уже поднимали настроение, расширяли кругозор, очень точно вписывались в реалии того или иного времени.
Внутренняя борьба рождает сомнения. В этой "кровопролитной" борьбе с самим с собой непременно должен быть победитель. И никак иначе...
Я знал, что когда-нибудь это произойдёт. И "Мысли вслух" превратятся в нечто обязательное, почти бесстрастное, "не живое".