Некоторое время назад один из моих читателей заметил по поводу фотографии некоего молодого католического монаха: дескать, не знает толком, "душевное или духовное" у того выражение физиономии. "Скорее душевное, нежели духовное", — добавил чуть погодя. Я сначала даже несколько растерялся, но быстро вспомнил, что так принято выражаться у размножившихся в последние два десятилетия доморощенных знатоков "святоoтеческих писаний", классифицируя "морды лица" сограждан.
Бегут меняясь наши лета,
Меняя всё, меняя нас...
В смутном 90-м году я написал такое стихотворение:
Не верь желтеющей листве,
Затоптанной траве –
Там пишутся стихи плохие.
Не верь прошедшему дождю,
Уставшему вождю –
С ним беды,
Времена лихие.
Не верь бегущему назад,
Смотрящему в глаза –
Не вытерпит, глаза закроет.
Не верь зовущему вперёд,
Идущему в народ –
Так хочется прослыть героем…
И мне не верь.
Окончание. Предыдущее и ссылка на предшествующие здесь.
С радостью, но и некоторой печалью (ибо труд был очень приятен) приступая к завершению "Волкоголовых", хочу, прежде всего, выразить искреннюю признательность уважаемому Азату Бердину, одному из, на мой взгляд, наиболее интересных на сегодня историков Башкортостана, труды которого я с удовольствием читал, почерпнув из них много интересного, важного и нужного, за то, что он нашел время ознакомиться с ликбезиком и (спасибо огромное!) исправить многочисленные ляпсусы и огрехи, дав множество ценных уточнений и консультаций по целому ряду нюансов. В связи с чем, прошу иметь в виду: многие важные тезисы, содержащиеся в материале, - особенно, в первой части, - целиком и полностью основаны на подсказках уважаемого Азата, мною всего лишь переформулированных и разве что самую чуточку развитых...
Тяжелой выдалась для нашей Архангельской обители нынешняя зима. Вроде бы и Пост Великий проходил без особых чрезмерных усилий, но была на душе какая-то тяжесть, усугублявшаяся не только внешними общественными настроениями, но и всем вселенским состоянием природного мира, который, казалось, своим приобщением к суетливой бесполезности человеческих дел, смущаясь и через силу, принимал все же участие в этих делах и от этого все больше сникал, увядал, тосковал. И каждый день ожидания Пасхальной радости перемежались натянутым, как струна, напряжением видимого неба, земли обесполезнившейся, нахохлившегося леса.