Бывает так, что, побывав на Святой Земле, паломник возвращается оттуда разочарованным, как это случилось с Н.В. Гоголем. Напротив, великая княгиня Елизавета Федоровна, оказавшись в Гефсимании, на Элеонской горе, откуда открывается незабываемый вид на Иерусалим, захотела быть похороненной именно там, и именно там – в монастыре св. Марии Магдалины – покоятся теперь ее мощи. «Вся земля – святая», – ответил на мой вопрос, бывал ли он на Святой Земле, один священник, похоже, не испытывавший потребности увидеть воочию Иерусалим, Галилею, Синай. Он, конечно же, прав. Однако правы и англичане, не отрицающие, что все люди равны, но уточняющие, что одни, тем не менее, рождаются равнее других. Вся земля свята, но есть на этой земле дуб, под чьей сенью Авраам принимал трех загадочных странников (дуб, увы, совсем засохший), колодец, у которого Архангел Гавриил возвестил никому неведомой Девушке из Назарета, что Она станет Матерью Мессии, Голгофа и сад, откуда разнеслась по всему миру весть о Воскресении. Иными словами, есть места особого Присутствия Бога, земля, где разворачивались события священной истории, и это – все та же земля, те же камни, те же самые воды Галилейского моря.
МК. VIII, 34-12
И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами.
О Виталии Пуханове
В одном из стихотворений, с которыми Пуханов поступал в Литинститут, были такие строки: мы совершенны в гребле на галерах. С той подборки до имеющей выйти книги «Веселые каторжане» временной промежуток более чем в двадцать лет, но и тогда и теперь, как видим, Виталий ощущает себя исключенным из общепринятого порядка вещей и не только социального, но и метафизического, культурного, любого, что и определяет его поэтику. «Деревянный сад», «плоды смоковницы», выросшие в этом не живом и все же живом саду, отбрасывающем драгоценные тени:
Предисловие к "Народным песням"
К стихам Сергея Круглова приложимо данное некогда другим Сергеем – Трубецким – определение русской иконы как «умозрения в красках». Здесь то же умное зрение, прозревающее райскую первооснову за всеми трагическими реалиями нашего здесь-бытия, то же осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом, которые запечатлевает в линии и цвете – иконопись, церковное пение – в звуке, и в слове – гимнография. Это в подлинном смысле слова церковная поэзия, аналогов чему в русской изящной словесности за три с лишним века ее существования я почти не вижу.
Кто жил в советское время, не может не помнить красный на белом, как у тамплиеров, крест «скорой помощи», замененный в 90-х на обвитый змеей (змеем) жезл. Возможно, этот новый политкорректный знак, не оскорбляющий ни чьих религиозных чувств – посох Асклепия, греческого бога-целителя, но возможно и то «знамение», что исцеляло от змеиных укусов странствующих по пустыне израильтян. Если так, то это тот же крест – прообраз креста, на который ссылается Иисус Христос в ночном разговоре с осторожным Никодимом: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах. И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Но почему именно змей избран Иисусом как прообраз распятого Сына Человеческого? Что общего между Ним и дьяволом, чьим олицетворением для иудеев был именно змей?
В селе Горетово, бывшем военном городке (этимология названия не ясна – то ли от «горя», то ли горело там что-то) отпевать мне приходится нередко, но редкие отпевания запоминаются. Точно не забудутся два – причащавшейся у меня отроковицы Анастасии (утонула, спасая подругу или просто девчонку, не умевшую плавать, попавшую в водоворот), и вот теперь – Анны: высокая, очень красивая девушка, лежавшая в гробу в подвенечной фате и белом платье, невинная (мне об этом сказали, да это и видно было).
Библия (особенно – ВЗ) говорит о «сердце», язычники – древние (греки) и сегодняшние (образованщина) вкупе с атеистами (агностиками) – ставят превыше всего интеллект; а в случае чего, уверовав в «венского шамана» и/или отпочковавшиеся от него школы, бегут к психоаналитику (у нас – психологу), эту исповедальню для не нуждающемся в гипотезе Бога «обществе потребления».
Но бессознательное, подсознание – лишь одна из составляющих того, что Библия (и вообще иудео-христианская традиция) понимает под «сердцем» – средоточием, центром, ядром человеческого бытия в его совокупности. Центром, прочно забытым с тех пор как европейская теология начала поверять Христа Аристотелем, а не наоборот. Все сводится к сознанию и подсознанию, сверхсознание редуцируется к ним же, т.е. ни о каком сверхсознании как реальном диалоге с личностным Богом речь давно не идет (или – чаще всего – идет так, что лучше бы и не шла). Мы либо сухие и занудные (иногда остроумные) рационалисты, либо – бредящие на религиозной почве параноики (с точки зрения не нуждающихся в названной выше гипотезе, но иногда и, что называется, «объективно»). Это как бы вступление неизвестно к чему… К продолжению начатого здесь разговора.
Ассонансная рифма: Шпаликов – шкалика… Что ж, помянем, у кого есть шкалик, у кого нет – виртуально.
В дворницкие свои годы московские, помнится, услышал впервые:
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,-
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды.
Я отменяю воинский салют,
Не надо мне гражданской панихиды.
Не будет утром траурных газет,
Подписчики по мне не зарыдают,
Прости-прощай, Центральный Комитет,
Ах, гимна надо мною не сыграют.
Я никогда не ездил на слоне,
Имел в любви большие неудачи,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут...