Небытие сталинизма

130-летнему юбилею Иосифа Сталина посвящается

От редакции. 21 декабря исполняется 130 лет со дня рождения, наверное, самой противоречивой фигуры российской истории XX столетия - Иосифа Виссарионовича Сталина. Вопрос об отношении к нему вот уже 20 лет буквально раскалывает российское общество. И вероятно, так будет продолжаться еще долго. Почему тема Сталина столь болезненно воспринимается россиянами и какое значение фигура Сталина имеет для сознания россиян в материале публициста и мыслителя Сергея Роганова.

* * * 

Всякий раз, открывая том Освальда Шпенглера «Закат Европы», не перестаю смеяться над пронырливым немцем. Критикуя современную ему эпоху, он попадает в знакомую для очень многих постсоветских интеллектуалов ловушку. Шпенглер мечет громы и молнии над своими жалкими современниками, особенно критикуя «гуманитариям». Действительно, люди Европы начала XX столетия мало чем походили на титанов Возрождения, на энциклопедистов эпохи Просвещения, на великих государственных деятелей Англии и Германии XIX столетия, которые, одновременно, были прекрасными поэтами, драматургами, философами. Теоретик закатов завершает свои уничижительные для современников пассажи предложением заняться поэтам, художникам и философам чем-нибудь простым, например плотницким делом или изучить основы морского дела. При этом, правда, он никак не объясняет свою страсть к исследованиям цивилизаций и закатов в период самого Заката Европы, публикации бестселлера и вообще не производит впечатление человека, который готов отложить в сторону перо и заняться ремесленничеством. 

 * * *

Собственно, те же самые громы и молнии можно обрушить и на мое поколение, поколения последних десятилетий СССР, в том числе и на меня самого. И действительно, редкий сайт ныне обойдется без громов и молний в наш адрес. Редкое утро обходится без самоедства. Но уж нам-то повезло больше – у нас призрак Сталина под рукой, чего не было у Шпенглера. Однако, в отличие от немецкого мыслителя, я не собираюсь отсиживаться в мире «умных» текстов, предлагая моим современникам заняться каким-нибудь простым делом, а не аналитикой истории, политики и общества; разработкой проектов будущей России; философских и идеологических концепций; метафизики чего бы то ни было: «суверенной демократии», «евразийства», «новой Руси». Достаточно просто подвести черту под собственным жалким существованием и сознанием моих современников, и…, наконец, высказаться.

Чем еще может утешать себя сознание гражданина непонятно-какой-страны? Разумеется, анализом собственных неудач, просчетов и глупости. Разумеется, метать громы и молнии по поводу «философии», «литературы», «кино», культуры в целом, то есть уровня самосознания общества и индивидов. Разумеется, с тайной или явной надеждой быть услышанным, - зачем же тогда облекать свои сомнения, тревоги, ночные размышления в форму, доступную другим, более того, в текст?

Мы, современники нынешнего государства, действительно находимся в панике, точнее в определенном «ступоре». Так, наверное, чувствует себя человек, которого неожиданно оглушили, причем неожиданно, но по-настоящему. Возможно, именно это состояние оглушенного сознания и объясняет процессы вялотекущего самооправдания, которых хватает только на то, чтобы перехватить десяток другой цитат или книг и хоть как-то залатать зияющую пустоту.

 * * *

Сталинский тоталитаризм ушел совершенно естественным путем – 5 марта 1953 года. Похоже, именно это и есть то главное, что мы не можем простить «отцу народов». Не можем мы простить того, что вся последующая жизнь страны Советов воплощала, так сказать, «небытие», «несуществование», естественное разложение коммунистической системы сталинского образца.

Оставим в покое «борьбу», которую якобы вели столь любимые теперь «семидесятники-дворники», «фарцовщики», «валютчики», «диссиденты», «инакомыслящие», «оппозиционеры» с советским строем брежневской эпохи, а теперь с тяжелым наследием социалистического прошлого. Признаемся, что маргинальные группы или отдельные индивиды играли ту же роль в «крушении» советского режима, какую играют трупные черви в борьбе с телом когда-то существовавшей личности. Они реализуют разложение, но только не живого организма, индивида, а сухого остатка, трупа, без всякого вреда для своего существования, и уж тем более, без всякого вреда и последствий для некогда живущего человека, пусть даже он и был вождем всех времен и народов.

Диссиденты появляются в советской культуре именно тогда, когда основные битвы партийной номенклатуры с самой собой завершены. ХХ съезд партии, вынос тела Сталина из Мавзолея, массовая реабилитация, миграция населения из колхозов в города, «оттепель» – дозволенное КПСС потепление внутреннего климата – все это в целом свидетельствует о том, что стальной стержень тоталитаризма безвозвратно мертв.

Диссиденты появляются так же, как появляется мода на западную моду, одежду, стиль. Но, появляются они не как самостоятельные фигуры, которые могут нести определенный заряд «пассионарности», а как маргиналы, сражающиеся, либо за собственный сытый достаток, либо за «духовный достаток», т.е. за свободу «борьбы» с призраками тоталитаризма. Как маргиналы, в большинстве своем презираемые обществом (во всяком случае, чувство брезгливости по отношению к ним господствовало тогда) в целом, несмотря на то, что товары, перекупленные у спекулянтов или материалы «диссидентствующих» индивидов, активно потреблялись населением.

Но не КПСС, не КГБ, не Генпрокуратура СССР выпроваживают диссидентов за границу, а само общество отторгает их в целом. Власть, в данном случае, выступала не более чем инструментом общественного мнения. Культурный Советский Союз поддерживал эту «игру» в подавление и притеснения, созданием (продолжающимся до сих пор) мифов о значимости «инакомыслия», о собственной заинтересованности в «инакомыслии» и о собственной роли в истории советского инакомыслия, начиная от школьных или студенческих попоек и заканчивая… молчанием с непременной оглядкой на дверь или окна.

Не ОБХСС воюет с «расхитителями социалистической собственности» и спекулянтами, а само общество, принимая правила двойной игры, высказывает по отношению к фарце свое ясное мнение: им не сочувствуют, так, как могут сочувствовать партийной номенклатуре, которая владеет всеми материальными благами и всеми рычагами распределения. Сочувствовать и уважать(!) можно только тем и тех, кто держит непосредственно руки на распределительных механизмах материальных «благ» в номенклатурной системе, но НИКОГДА фарцовщику, перекупщику, - «барыге».

Поколения периода небытия коммунистической диктатуры, завершающего периода советской истории, несут на себе печать именно небытия, т.е. несуществования системы, когда такие понятия и типы людей как «личность», «субъект», «характер», «воля», «свобода слова» превращаются в призрачные языковые игры в пространстве советских кухонь. Мир, как текст, вытесняет мир, как коммуникацию поступков. Советский постмодернизм идет семимильными шагами по всей территории СССР.

Разумеется, не диссиденты и не фарца, не расхитители и завмаги окончательно побеждают СССР, и уж тем более, никоим образом не могли и не могут они стать даже основой идеологии разрушения. Как и в конце 1950-х годов, в конце 1980-х годов инициатива обновления, реформ исходила от самых высших эшелонов партийного руководства: Политбюро ЦК КПСС. По-другому и быть не могло. Как и после смерти самого Сталина, первое слово было за новым Генеральным секретарем ЦК КПСС. Советское общество заката СССР спокойно наблюдало череду похорон «вождей» в середине 1980-х годов, в массе своей, забавляясь гаданиями и новыми анекдотами по поводу новых имен и перестановок в руководстве страны, пока не услышало, наконец, слова и призывы относительно молодого генсека Михаила Горбачева.

Собственно говоря, эпоха небытия сталинизма – брежневский застой СССР завершаются тем же, чем завершаются подобные процессы в любом организме – мгновенной смертью, – СССР рассыпался в прах в считанные месяцы. «Перестройка», инициированная партийной и советской номенклатурой в период, когда умирающий социализм только и мог, что смердеть, соответствовала тому самому периоду умирания, который завершается «коллапсом» (именно так на Западе называется конец СССР), клинической смертью и собственно самой смертью: мгновенным и необратимым прекращением важнейших функций исторического и социального организма.

 Разумеется, борьба партийной и советской номенклатуры при наличии отсутствия самого СССР, и могла явиться только тем, чем и была: откровенным грабежом, мародерством и перераспределением собственности, которую советская элита никогда не выпускала из своих рук и выпустить не могла.

 * * *

Ненависть – завидное чувство, это даже достоинство в мире, когда само по себе «ненавидеть» просто смешно. Кого и за что? Сверстников, более удачливых, наглых, циничных, безжалостных, наделенных еще бог весть каким перечнем недостатков, пороков, если всего-то ненавидится собственная неспособность к действию? Во всяком случае, если не к самостоятельному действию, то к неспособности принадлежать к команде «первых», тех самых жестких, циничных, наглых, словом, всех тех, кто никак не подпадает под категорию «лузеров» современной России. За что? За беспринципность, опять же, за наглость, за разворовывание естественных ресурсов, за «впаривание» населению европейских образцов, товаров, «дискурсов», которые давно отброшены самой Европой, словом, за все то, что мы с успехом, не оглядываясь по сторонам, делали… с самими собой, со своей повседневной жизнью, своими поступками, с той самой культурой, деятельным воплощением которой мы и являлись.

Несомненно, спекулировать на российских просторах куриными окорочками американцев, задавливая напрочь отечественного производителя – верх наглости и недальновидности. Так же как и спекулировать «окорочками» текстов постмодернизма или давно почивших авторов европейской мысли на просторах российских вузов, так же, как «впаривать» молодому поколению образцы европейских дискурсов, нимало не заботясь о том, что в самой Европе эти образцы давно стали прошлогодним снегом.

Несомненно, высасывать соки естественных ресурсов из российской земли, обрекая на жалкое существование другие сферы экономики, - алчно и подло. Так же подло, как и высасывать из российской культуры естественные соки давно ушедших творцов культуры, стилей, направления. Гордиться перед глазами Европы тем, что никоим образом нам самим принадлежать не может, тем, что было создано руками других людей в совершенно другую эпоху – в XIX веке. Спекулировать словами на самой мощной бирже пустых словес и прожектов – бывшей Российской империи, а ныне куцых ее остатков в коммунальной квартире постсоветского пространства.

И как бы мы не скрывали свое тайное нутро, как бы мы не тешили себя иллюзиями собственной значимости, мы все родом оттуда, не из СССР, но из эпохи небытия сталинизма, эпохи только-то и способной, что проваливаться в глубокий обморочный сон.

 ***

Ненависть требует достойного объекта ненависти, в противном случае, она преспокойно раскрывается истериками по поводу своей неудачной жизни, из всех достижений которой явно только одно, - мы живы, продолжаем ходить, дышать, унижаться, негодовать в пустоту и надеяться на чудо, которое сможет вернуть нас к полноценной насыщенной жизни. Разве не так?

Кто возьмется всерьез ненавидеть бомжа, проститутку, содержанку? Кому нужны современники, с их пустыми, вялыми текстами, мыслями сродни примечаниям на полях ТЕХ поколений, которые переворачивали историю в начале прошлого века? Кому нужен этот стон над болотом академической общественности, экспертными заключениями, анализом, конечно же, не бездарности или подлости власти, но своего трижды ненужного существования в облике аналитика, эксперта, представителя академической науки или преподавательского корпуса, автора очередного свода сплетен на тему будущего России или метафизики неуловимого российского духа? А потому, нам нужен Иосиф Сталин.

Нам нужен Сталин, чтобы оглушенные мысли обретали хоть какую-нибудь опору в жизни, как одной сплошной неудаче, и нашли, наконец, ответчика перед судом ушедших и уходящих жизней.

Нас утешает, но нисколько не оправдывает, особенно в глазах молодого поколения, культура XIX века. Все попытки провести прямые мосты, отыскать прямые корни собственного величия или трагедии оканчиваются неудачей: нам мешает эпоха ленинской сокрушающей революции, Гражданской войны и сталинского тоталитаризма. Ведь мракобесие Льва Толстого, гаденькая этика Антона Чехова, эпилептический консерватизм Федора Достоевского – три источника и три составные части социалистической культуры социалистического реализма обретают место и смысл только в горниле сталинской эпохи.

Мы ненавидим ЕГО даже за то, что он безвозвратно умер и без нас предан земле. Не власть и не «массы потребителей» ностальгируют по сталинизму, но прежде всего мы, российская интеллектуальная элита, не способная ни к какому самостоятельному шагу, не способная предъявить ни одной страницы или поступка, достойного действительного внимания новых поколений новой России.

Нам нужна ЕГО эпоха, по отношению к которой мы могли бы хотя бы упорядочивать свои неврастению и истерики, оттачивать искусство самооправдания. Нам до… боли в суставах нужен именно ТОТ ЧЕЛОВЕК, по отношению к призраку которого, можно было бы призрачно выпрямиться, призрачно зажечься новыми идеями, новой жизнью, новой свободой.

 * * *

Ничто не ново под луной. Таково человеческое свойство – прятаться от самого себя и прятать подальше свои тайные умыслы, намерения, и… продолжать наливаться несчастьем несчастной жизни. Проклинать именно то, что ему так необходимо. Бежать от того, что только и может быть его подлинным спасением.

И только глубокими ночами, зарывшись в подушку, мокрую от интеллектуальных слез шептать, боясь даже услышать свой собственный шепот:

«С юбилеем ВАС, дорогой учитель и вождь!»

И с трудом удерживая слезы добавлять ясно и отчетливо:

«Боже, боже, зачем ты покинул меня?!»

RussianJournal

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе