Ярославская Большая Мануфактура Затрапезновы

К числу ярославцев, наживших капитал торговлею города, принадлежал купец гостиной сотни Максим Семенович Затрапезнов, отец основателя Ярославской Большой мануфактуры — Ивана Максимовича Затрапезнова.

Но — прежде всего — несколько слов о населении городов тогдашней Руси, о «купцах гостиной сотни» и о их роли и значении в ряду других городских сословий.

Главным лицом в городах того времени был воевода; в его руках сосредоточивалась вся правительственная власть по областному управлению: он должен был хранить и промышлять государевы интересы, беречь накрепко, чтобы не было грабежа и разбоя, воровства, корчемства и распутства; судил воевода и по гражданским делам, ведал и духовные, и военные; челобитчики и просители приносили воеводе «посулы» и «поминки», а его близким и слугам подарки; это называлось «кормлением воеводы» и, по тем временам, не имело ничего зазорного; кого угощал воевода, за это приглашенные должны были отдаривать.

Вторым за воеводою был губной староста, ведавший дела полицейско-уголовные, он избирался на должность из дворян всеми сословиями.

Для мирской службы земскими людьми (т.е. торговыми и посадскими людьми, черною сотнею и крестьянами) избирались земский головной староста и, в товарищи ему, земские старосты, от каждой сотни по одному; в Ярославле их, по числу сотен, было 7; к ним от обществ — волостные третчики или совестные люди.

На земских выборных, на головного старосту и на его товарищей было возложено дело оценки имущества податных лиц, раздел земли и вообще городовое хозяйство, раскладка податей, выбор целовальников к государеву делу, т.е. присяжных, целовавших крест. На службу в земскую избу всегда выбирались богатые люди; и тяжела была эта служба, в большинстве ведшая к разорению служащих, так как недоборы по податям и определенным доходам падали на них.

Полицейские служители в городе назывались «земскими ярыжками»; они ходили в каком-либо одноцветном платье и имели на груди буквы «З.Я.».

Городские обыватели делились на «беломестцев», т.е. не платящих поземельные подати, и на «тяглых людей» — платящих подати.

К беломестцам принадлежали: духовенство, служилые и ратные люди и ремесленники, работавшие по казенной надобности. Государевы гости и — наконец — купцы гостиной и суконной сотни.

К тяглым людям принадлежали: посадские, казенные и черной сотни люди и слободские.

К духовенству принадлежали причты церквей с их семьями и монашествующие. Класс служилых людей составляли лица, находящиеся на службе по указу царя; сюда же принадлежали и ратные или военные люди, казенные мастеровые и купцы государевой сотни, или государевы гости.

Государев гость есть особое почетное звание, дававшееся купцам в XVII веке за заслуги государству в коммерческих делах; таких было немного; так, в царствование Алексея Михайловича число всю Россию, не превышало тридцати; на звание это выдавалась грамота, привилегии их состояли в том, что они и не отделенные от них их семьи подлежали только царскому суду, или особому лицу, на: ному по указу царя; как они, так равно их семьи и служащие, освобождались от общинных служб, пошлин и повинностей, имели право вотчинами и получать поместья; имели свободный выезд за границ варами; они были освобождены от присяги, а вместо них отвечали де и присягали их служащие; они могли держать у себя безъявочно всякого рода напитки и топить летом печи и бани; за обиду и бесчестье гостю платилось 50 рублей, а за обиду детей — 20 рублей; служба гостей, по назначению царя, была финансовая: заведование таможнями, кружечными дворами, царскою казною и казначеями; гости, для своего времени, были весьма крупными капиталистами: торговые обороты их простирались от 20 до 100 тысяч рублей в год, каковые, если принять во внимание ценность денег тогда и теперь, следует, по современному понятию, признать миллионными.

Что же касается до купцов гостиной и суконной сотни, то сотни эти состояли из богатых купцов или добровольно избираемых, или переводимых из посадских людей по распоряжению правительства; звание это передавалось по наследству вместе с капиталами и товарами; купцы гостиной и суконной сотни регистрировались правительством; привилегии их состояли в том, что они не несли общих повинностей с посадскими людьми; из них избирались должностные люди в головы, старосты, целовальники и др.; они не платили тягла, т.е. поземельной подати и могли держать у себя в домах для себя разные напитки; но они вносили пошлину с своих промыслов и не имели права покупать земли вне города. Гостиная и суконная сотни дробились на три статьи: большую, среднюю и меньшую; деление это основывалось на значительности торговых оборотов; гостиная сотня была почетнее суконной, так, за бесчестие купцу гостиной сотни первой статьи уплачивалось 20 рублей, а купцу суконной сотни — 15 рублей и т.д.; в общем — крупные торговцы гостиной и суконной сотни, особенно «гости», являлись одним из самых влиятельных общественных элементов Московской Руси.

Посадские люди составляли общину; в Ярославле они, так же как и в Москве, делились «на сотни», которых было 7: Городовая, Сретенская, Никольская, Дмитровская, Духовская, Спасская и Толчковская; местоположение сотен нужно искать в их названиях: Городовая — очевидно — находилась в крепости, следующие 5 — получили свое название от ближайших церквей: Сретения Господня, Николо-Надеинской, Дмитрия Со-лунского, Духа Св. и Спасского монастыря; что же касается до Толчковской, то центром ее являлась церковь Иоанна Предтечи, а название свое она получила от главного занятия жителей — толчения дубовой коры, применявшейся на кожевенных заводах этой местности при дублении кож; в состав Толчковской сотни входили слободы: Мельничная, Толчковская, Друпина, Шилова, Коровницкая и Тверицкая; Спасской сотне принадлежали приход Богоявленский, Спасская слобода и слободка Крохина; из остальных сотен — 3 делились на «десятки», а именно: Сретенская — на 4; Никольская — на 2 и Духовская — на 9; десятки тоже имели свои названия, например, в Никольской сотне были Козьмодемьянский и Варваринский десятки; цифры дворов в десятках были довольно близки между собою, например, в Духовской сотне в одном десятке было 74 двора, в другом — 89, в остальных — 76, 60, 60, 59, 66, 76 и 57.{mospagebreak}

Общину посадских людей составляли мелкие торговцы, промышленники, ремесленники и другие на тех же основаниях, как и сельские волости, т.е. на общем землевладении, круговой поруке в уплате податей и отправлении повинности и на выборном управлении; это общинное состояние передавалось от отца к детям; если кто женился на дочери посадского человека и вступал в его семью, то он должен был записаться в тягловые посадские люди; никто из посадских людей не мог самовольно оставить выделенное ему общиною место; посадские люди также делились на три статьи: лучшую, среднюю и меньшую; посадский человек не имел права продать или передать свой надел или лавку беломестцу, но только посадскому же или тягловому человеку; откупа, таможни, кабаки, бани, перевозы, мосты и другие места предоставлялись исключительно посадским людям и дворовым крестьянам; исключительно из посадских же людей выбирались головы, целовальники, подьячие, сторожа, тюремщики и палачи; за бесчестие посадского из лучшей статьи платилось 7 рублей, средней — 6 и меньшей — 5 рублей; на посадских людях лежало все земское, финансовое и хозяйственное дело города; в общем это было самое страдательное сословие горожан.

Условною единицею меры обложения податных лиц была «соха». Она имела 4 статьи: лучшую, среднюю, младшую и худшую.

Принадлежность податного лица к той или другой статье обусловливалась его достатком. Поборы того времени с сохи, в Ярославле, были таковы: «в наместничий доход и присуд 1 рубль 9 алтын 2 деньги; ямских 10 рублей; мурзам и языкам 24 алтына; данных 20 рублей; полоняничных 2 рубля; пищальных 28 рублей 8 алтын 5 денег; поворотных б рублей; меховых 23 алтына 3 деньги». С ловецкой же сохи, взамен ямских денег и денег приказа большого дворца, посадские и ловецкие люди должны были доставлять в Москву, в три срока, красной рыбы на царский стол ежегодно 40 осетров, 20 севрюг, 70 белорыбиц и 300 стерлядей. Эта царская рыба сохранялась в садках; в ярославские садки свозилась рыба и из других мест.

Кроме того, торговые люди, посадские и купцы платили с лавок оброку в съезжую воеводскую избу по 3 алтына и 3 деньги с лавки в год.

Наконец, к черным сотням принадлежали: слободские жители города, затем дети попов, дьяконов и причетников, жившие на церковных землях и занимавшиеся торговыми промыслами, и, наконец, пригородные и жившие на городской земле крестьяне. Люди черной сотни платили тягло и другие повинности, служили целовальниками и десятскими по выбору; имели право держать у себя напитки в определенном количестве по выданному на то свидетельству (явки).

Выше упоминалось, что к числу ярославцев, обогатившихся торговлею, принадлежал Максим Семенович Затрапезнов, отец основателя Ярославской Большой мануфактуры.

К сожалению, сведений об этой интересной личности и о его детях осталось очень немного; несомненным можно считать лишь, что это был человек довольно богатый, владевший в Ярославле несколькими домами и лавками и торговавший в рядах — москательном, крашенинном, коробейном и красильном; все это видно из нижеследующей выписки из описи Ярославского гостиного двора 1691 года.

РЯД МОСКАТЕЛЬНОЙ, С СЕРЕДНЕВА КРЕСЦА В РЯД ИДУЧИ ПО ЛЕВОЙ СТОРОНЕ... «Лавка без трети гостиной сотни Максимка да Петрушка Затрапезного. Сказали, что у них на тое лавку без трети крепости сгорели, а оброку 15 алтын».

РЯД КРАШЕНИННОЙ, ЧТО БЫВАЛ НАПЕРЕД СЕГО ОДНОРЯДОШНОЙ И КАФТАННОЙ... «Две лавки гостиной сотни Максима да Петра Затрапезновых. Оброку 8 алтын. Сказали, что де у них на те две лавки крепости в пожарное время сгорели».

РЯД КОРОБЕЙНОЙ И КРАСИЛЬНОЙ... «Место лавочное гостиной сотни Максима да Петра Затрапезновых. Оброку б алтын 4 деньги. По сказке крепость у них на то место утерялась...» «Полтора места гостиной сотни Максима да Петра Затрапезновых. Оброку 15 алтын. Сказали, что де у них крепость на те полторы места в пожарное время сгорела...» «Полторы лавки гостиной сотни Максима да Петра Затрапезновых. Оброку 15 алтын. Сказали, что у них на те лавки крепость в пожарное время сгорела».

А вот любопытный документ, содержащий показание М. Затрапезнова, данное им пред Ярославской канцелярией Надворного суда о самом себе, о его семье, о платимых налогах и проч.

«11 августа 1721 года по указу Великого Государя Царя и Великого Князя Петра Алексеевича Всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца в Ярославской Канцелярии Ярославской Провинции Надворного Суда перед Господином Судьею Андреем Яковлевичем Дашковым гостиной сотни Максим Семенов сын Затрапезной по Святей непорочной Евангельской заповеди, Господи, ей-же-ей правду сказал: от роду ему пятьдесят один год, у него дети: Андрей 24, Иван 20, Дмитрий 18, Гаврило 10 лет, да крепостной человек Иван Степанов 50 лет; у него же, Максима, брат родной Петр 46 лет, у него сын Иван двух лет; а больше того детей мужеска полу и свойственников, и лавочных сидельцев, и работников при нем никого нет. А десятой деньги в год платит он по рублю, да с того же рубля накладных с ярославского посаду на гостиную сотню рубль же; драгунских и подводных — два алтына пять денег; за С.-Петербургской провиант — рубль; на покупку и на подряд морского провианта и припасов — тридцать алтын пять денег; на дело канала — шесть алтын четыре деньги; за Новгороцкую и прочие провинции, где на винтер-квахтерах армейские полки, — пять алтын полпяты деньги; да с торгового своего промыслу в москательном ряду, в равенстве с посадскими людьми, в окладные платежи: в стрелецкие, в рекрутские, с рыбных ловель — десять рублев шесть алтын четыре деньги; всего в год платежа его, с братом и с детьми, четырнадцать рублев два алтына полтрети деньги. А ежели он. Затрапезной, в сей сказке что сказал ложно, иль детей мужеска полу и свойственников и людей и работников и прикащиков и сидельцев при себе хоть единую душу утаил, — и за то указал бы Великий Государь учинить ему указ и об утаенных людях, как о том имянной Его Царского Величества указ повелевает. К сей сказке Гостиной сотни Максим Затрапезнов, что я в сей сказке написал самую истину, не утая ни единой мужеска полу души, и руку приложил».{mospagebreak}

Из документа этого видно, что Максим Затрапезнов имел 4 сыновей: Андрея, Ивана, Дмитрия и Гавриила, что у него был родной брат — Петр, с 2-летним сыном Иваном и, кроме того, «крепостной человек» Иван Степанов, а также что налогов М. Затрапезнов с братом и детьми платил «четырнадцать рублев два алтына полтрети деньги».

Максим Затрапезнов был женат на дочери посадского Прасковье Петровне Максимовой, жили они сначала в «Никольской сотне в Никольском приходе» (т.е. в приходе церкви Николы Надеина), а затем — «в Спасове сотне Никольском приходе», т.е. в приходе церкви Николы Мокрого. .

Из этого же документа, между прочим, видна маленькая, но очень характерная для личности М. Затрапезнова и его жены подробность, а именно: У Прасковьи Затрапезновой, в Духовской сотне, по Железной улице, был собственный «двор», по всей вероятности — полученный ею в приданое от отца. Так вот в этом дворе, в момент переписи 1717 года, «за скудостию» проживал «посадский человек Прокофей Васильев, сын нищей, 62 лет, с женою Марьею 57 лет», ранее того, как видно из того же документа, до переезда Затрапезновых, проживавший в приходе Николы Мокрого в Никольской сотне у Затрапезновых же.

Очевидно, что в данном случае Затрапезновы давали приют бедняку — нищему, сначала у себя в доме в приходе Николы Надеина, а потом, после переезда в приходе Николы Мокрого, когда, по-видимому, подходящего помещения не оказалось, ему отвели квартиру в доме Прасковьи Затрапезновой на Железной улице.

Черточка, рисующая М. С. Затрапезнова и его жену людьми добрыми и сердечными.

Одними из первых ярославцев, надумавших вместо торговли заняться фабричным делом, были Максим Семенович Затрапезнов и его сыновья.

Как и каким путем они, торговцы крашенинными и красильными товарами, дошли до мысли об устройстве в Ярославле фабрики, притом именно фабрики полотняной, а не какой-либо иной — сведений не имеется: известно лишь, что в 1721 году, по именному указу Петра Великого, Максиму Затрапезнову и его сыновьям было приказано вступить в число компаньонов Тамеса и, совместно с Тамесом и с другими компаньонами, «производить» в Москве полотняную мануфактуру, да еще то, что указ этот был дан Петром без подачи о том Затрапезновыми прошения.

«В 1727 году, по прошению Ивана Максимовича Затрапезнова, для размножения той их мануфактуры, по определению Мануфактур-коллегии, отведено им от Ярославского магистрата по близости той их фабрики градской пустой земли длиною двести пятьдесят, шириною двести сажень».

Почти одновременно с только что упомянутым отводом земли Затрапезновы получили две казенные фабрики: полотняную и каламинковую, да часть инструментов казенной же писчебумажной фабрики и масляной мельницы: «В том же 1727 году 16 декабря, по силе указов Верховного Тайного Совета и Высокого Сената и мнения Комиссии о Коммерции, отданы им же, Затрапезновым, в собственное содержание имеющиеся в Санкт-Петербурге на коште Ее Императорского Величества полотняная и каламинковая мануфактура и часть бумажной мельницы инструментов, и велено им оные каламинковую и полотняную мануфактуру, бумажную и масляную фабрики в Ярославле, или где они захотят, завести, и в компанию принимать им свободно; и быть тем всем мануфактурам и фабрикам за ними вечно, и за помянутые инструменты деньги велено по оценке заплатить им, Затрапезновым, по прошествии пяти лет, в чем Иван Затрапезнов и подписался, а каламинковой мануфактуры и бумажной фабрики инструменты отданы безденежно; да с Красносельской бумажной мельницы подмастерья и четыре человека от разных художеств старых учеников; а тех полотняной и каламинковой мануфактур мастера и ученики отданы им же, Затрапезновым, при тех мануфактурах, которых велено им содержать на их коште, и довольствовать им при тех мануфактурах и фабриках, смотря по их трудам так, как и других мастеров довольствуют; а для масляной мельницы отдан подмастерье Власов».

Так как для приведения в движение механизмов бумажной и масляной мельниц (ролей, колотильных молотов и пр.) требовалось довольно значительное количество силы, которой на отведенном под устройство полотняной фабрики участке земли от протекавшего по нем ручья Кавардаковского получить было нельзя, то 16-го декабря 1727 года Затрапезновым было отведено «при Ярославле, при реке Которосли, градское место, где была мельничная плотина от вешней воды разломана без остатку; да при том лежащую градскую пустую землю при их же Затрапезновых кирпичных заводах; и как те мельницы построят, на них оброку накладывать не велено, понеже с тех мест оброку ныне не берется».

Из другого места того же указа видно, что плотина эта, ранее отдачи ее Затрапезновым, была отдана Макару Скобяникову — под устройство замшевого завода.

На плане Ярославля 1799 года, на левом берегу Которосли, совсем рядом с плотиною, показаны пунктиром два каких-то деревянных здания, видимо, и изображающие бывшие на этом месте, до составления плана, здания завода Скобяникова.

Так как, с другой стороны, известно, что вся местность по правому берегу Которосли, как раз против этого завода, за свой глинистый грунт, носила в прежние времена название «Глинищи», то при сопоставлении всех этих указаний одного с другим делается ясным, что кирпичные заводы Затрапезновых, о которых только что упоминалось в указе Мануфактур-коллегии, находились на том месте, на котором стоят здания современной мануфактуры.

Так вот — так как участок земли под кирпичными заводами Затрапезновых был, видимо, не велик, — то вышеупомянутым указом его и предписывалось увеличить прирезкою «пустой градской земли», примыкавшей к их, Затрапезновых, кирпичным заводам.

Характерно, что некоторая неясность редакции указа об отводе Затрапезновым градского места, «где была мельничная плотина от вешней воды разломана без остатку», без упоминания о самой плотине, дала городскому магистрату повод в 1731 году, когда не только плотина, но и бумажная и масляная мельницы были уже пущены в ход, возбудить вопрос о правах Затрапезновых на построенную ими плотину и о праве города сдавать ее в аренду с торгов с переторжками, вследствие чего Затрапезновым пришлось писать в Мануфактур-контору «доношение», благодаря которому Мануфактур-конторою 2 апреля 1731 года вторично было приказано: «В Ярославле плотину, которая прежде всего отдана была к замшаному заводу Макару Скобяникову, отдать вышеписаным Затрапезновым под строение бумажной их же мельницы, из оброку без переторжки, для того, что в нынешнем 1731 году, по определению Мануфактур-конторы, тот его, Скобяникова, замшаной завод за непроизведение оставлен, а Затрапезновы имеют в Ярославле разные мануфактуры и фабрики не малые».

Из этого последнего распоряжения Мануфактур-конторы видно, что плотина, или, точнее, право пользования водяною силою Которосли, было отдано им не бесплатно, а из оброка, в чем и выразилась уступка Мануфактур-коллегии правам города на водяную силу.{mospagebreak}

Кстати, о плотине. Первая плотина на том месте, которое указом 16 декабря 1727 года было отдано Затрапезновым (и на котором она существует и по сие время), была устроена ярославским посадским Михаилом Афиногеновичем Пожиловым в 1669 году. Так как, благодаря устройству этой плотины, а также еще двух — в двух других местах Которосли, судоходство по Которосли прекратилось, то обстоятельство это вызывало со стороны жителей города Ростова большое недовольство и послужило поводом подачи ими нескольких челобитных о срытии плотин.

Челобитные эти успеха не имели; единственно, чего ростовцам удалось добиться — это издания императрицею Екатериною II в 1767 году, т.е. через сто лет после появления по Которосли плотин, указа об устройстве при плотинах шлюзованных каналов; первый такой канал при мануфактуре был устроен в 1768 году, но его в том же году промыло и потому пришлось переделывать вновь.

Окончательно канал был готов в октябре 1770 года, с какого времени и был открыт для общего пользования.

Одновременно с землями под устройство фабрик Затрапезновым были подтверждены все старые и, сверх того, даны некоторые новые, не имевшиеся у них ранее, права и привилегии:

«А когда те фабрики построятся, по урочных летах, будет собираться с деланного товара пошлина. И для лучшего тех мануфактур и фабрик учреждения велено им выписывать из-за моря мастеров и учеников и туда для совершенного искусства посылать с пашпортами свободно, и инструменты из-за моря вывозить и в России покупать ныне и впредь беспошлинно, дабы в размножении таких мануфактур и фабрик не имели никакою пошлиною за инструменты отягощены быть. С покупки на те мануфактуры и фабрики материалов в России и с продажи товаров, против других фабрик, пошлин брать не велено, а именно с бумажной и масляной, и с полотняной пять лет, с каламинковой десять лет; а в отпуск за море те товары отпускать с платежом указанных пошлин. И показанным Затрапезновым на вышеозначенные новые, также и на прежние мануфактуры, по силе указов и прочих данных привилегий, велено сочинить немедленно привилегию и, рассмотря, для конфирмации внесть Высокому Сенату при предложении, дабы они, Затрапезновы, с надеждою могли те мануфактуры и фабрики распространять и деньги употреблять без опасения, которая в Мануфактур-конторе и сочинена, токмо еще не подана».

Получив землю, инструменты и мастеров, И. М. Затрапезнов приступил к постройке новых фабрик.

Прежде всего, для, так сказать, начатия дела, на ручье Кавардаковском, на том месте, на котором в настоящее время стоит, рядом с Единоверческою церковью, мукомольная мельница, им была выстроена небольшая писчебумажная фабрика, а затем, ко второй половине 1731 года, были отстроены и пущены в ход и все прочие фабрики, а в том числе — и большая писчебумажная фабрика на реке Которосли.

Таким образом, все фабрики были устроены и пущены в ход менее чем в 4 года.

Эта скорость постройки должна быть признана прямо-таки изумительной. Дело в том, что. Затрапезновым, под расширение мануфактуры, было отведено непроходимое болото, которое, прежде чем начать возводить на нем какие бы то ни было строения, нужно было осушить, для чего И. М. Затрапезнову, как это видно из надписи на могильном его памятнике, пришлось вырыть «пруды и каналы довольные», о громадности размеров коих можно судить по сохранившимся их остаткам; для того же, чтобы пустить в ход бумажную и масляную мельницы, пришлось выстроить на Которосли новую плотину, на месте «от вешней воды разломаной без остатка», т.е. совершить работу прямо-таки колоссальную, понятие о размерах коей дает ныне существующая при мануфактуре плотина.

Пустив фабрики в ход, И. М. Затрапезнов, видимо потеряв надежду получить обещанную в 1727 году привилегию, подал в августе 1731 года . в Мануфактур-коллегию прошение, в котором, ссылаясь на то, что указ 1722 года о постройке в Ярославле полотняной фабрики остался у Тамеса и на то, что «полотняная с прочими мануфактуры имеется у них, Затрапезновых, в немалом учреждении», просил Мануфактур-коллегию «до привилегии дать особливый указ с прочетом», в котором включить и другие мануфактуры, и бумажную фабрику, т.е., очевидно, те самые, которые незадолго перед этим были отстроены и пущены в ход.

При прошении Затрапезнов представил и образцы вырабатываемых на фабриках изделий.

Просьба Затрапезнова была исполнена, притом в такой форме, лучше которой Затрапезновы, как фабриканты, не могли и желать: «Сего сентября 7 дня, по указу Ее Императорского Величества, Конторе мануфактурных дел определено: понеже вышеписаные содержатели Затрапезновы хотя на свои мануфактуры и фабрики привилегий и не имеют, однако ж они те мануфактуры и фабрики произвели через российских мастеров, кроме иноземцев, и в добром порядке содержат, и размножают со всяким усердием, не щадя своего капитала; к тому же и делающиеся на их мануфактурах товары, за достойным их присмотром, пред другими такими же мануфактурами и фабриками, в доброте лучшего не малым обстоят; а скатерти, салфетки и бумага — делаются против заморских без охулки; того ради им, Затрапезновым, к вящей охоте и надежного оных мануфактур и фабрик доброго содержания и умножения, по силе именного и Верховного Тайного Совета и Высокого Сената указов и Мануфактур-конторы определений, до привилегии, которая в Правительствующий Сенат вознесена и опробована будет, дать им ныне из Мануфактур-конторы с прочетом указ, и Генерал-губернаторам, Губернаторам, Вице-губернаторам и Воеводам и прочим начальствующим, кому о сем ведать надлежит, вышеписаным Максиму, Ивану, Дмитрию, Гавриле Затрапезновым чинить всякое вспоможение, а обид и налогов не токмо самим чинить, но от других по всякой возможности охранять, под опасением Ее Императорского Величества гнева и пени, и платежа им убытка, от кого какой учинится; и прочет: сей Ее Императорского Величества указ, где надлежит, брать копию, а сей подлинный отдать им, Затрапезновым, или посланным от них, с расписками. Дан в Москве 7 сентября 1731 года».

Указ этот дает материал для нескольких любопытных выводов.

Так, в нем упоминается, что Затрапезновы свои фабрики и мануфактуры «произвели через российских мастеров, кроме иноземцев». Отсюда следует, что Затрапезновы данным им указами 28 июня 1722 года и 16 декабря 1727 года правом: «для лучшего тех мануфактур и фабрик учреждения» «выписывать из-за моря мастеров и учеников» — не пользовались, довольствуясь «мастерами российскими».{mospagebreak}

С другой стороны, так как скатерти и салфетки затрапезновских фабрик тем же указом признавались изготовленными, «против заморских, без охулки», то очевидно, что ввиду невозможности обойтись, при изготовлении таких салфеток без мастеров, знакомых с постановкою дела на фабриках «заморских», приходится заключить, что Затрапезновы пользовались другим данным им разрешением: «русских мастеров и учеников» — «за море» — «для совершенного искусства посылать с пашпортами свободно».

Далее — про устроенные Затрапезновыми фабрики — в указе говорится, что «мануфактуры и фабрики свои они (Затрапезновы) в добром порядке содержат и размножают со всяким усердием, не щадя своего капиталу»; последнее указание особенно ценно: оно ясно указывает на громадность затрат, сделанных Затрапезновыми на устройство своих новых фабрик; в особенности велики должны быть затраты на устройство на Которосли новой плотины, построенной на месте «от вешней воды разломаной без остатку», и на осушку «непроходимого болота», отведенного магистратом под устройство полотняной фабрики.

Далее — про изделия затрапезновских фабрик в указе говорится, что «делающиеся на их мануфактурах товары, за достойным их (Затрапезновых) присмотром, пред другими таковыми же мануфактурами и фабриками в доброте лучшего немалым обстоят; а скатерти, салфетки и бумага — делаются, против заморских, без охулки».

Характеристики эти очень ценны; из них мы узнаем о лучшем качестве изделий затрапезновских фабрик сравнительно с изделиями прочих русских фабрик того времени, а следовательно (нельзя указу не верить!), и фабрик, основанных учителем Затрапезновых — И. Тамесом в Москве и Кохме; факт в высшей степени интересный для характеристики способностей И. М. Затрапезнова, этого «истинно первого мануфактура премудрого и искусного изобретателя» (так охарактеризован он в надписи на намогильном его памятнике), сумевшего в короткое сравнительно время, каких-нибудь 9-10 лет, не только догнать, но и обогнать своего учителя.

Наконец из выражения указа, что «скатерти, салфетки и бумага делаются, против заморских, без охулки» — видно, что изделия затрапезновских фабрик были ничем не хуже изделий заграничных фабрик того времени.

В заключение не могу не обратить внимание читателя на общий тон указа, наполненного перечислением заслуг Затрапезновых и их восхвалением, и на заключительную его часть, предписывающую генерал-губернаторам, губернаторам и прочим начальствующим «чинить» Затрапезновым «всякое вспоможение, а обид и налогов не токмо самим чинить, но от других по всякой возможности охранять, под опасением Ее Императорского Величества гнева и пени, и платежа им убытка, от кого какой учинится», совершенно необычный для указов того времени, выдававшихся на учреждение фабрик и заводов.

Закончив постройку фабрик, И. М. Затрапезнов до 1736 года никаких крупных построек более не предпринимал, употребив, по-видимому, это время на внутреннее улучшение и усовершенствование мануфактуры.

Свидетелями этого периода жизни мануфактуры остались два указа, изданные в ответ на возбужденные И. М. Затрапезновым ходатайства: один сенатский, от 13 июля 1736 года, вследствие поданного им в Кабинет Ее Императорского Величества доношения, о разрешении выписывать из Голландии крепкую водку, требовавшуюся для окраски шерсти в алый цвет, а другой — именной, от 7 января 1736 года, по поводу возбужденного И. М. Затрапезновым, сообща с пятью другими фабрикантами, ходатайства о разрешении прикрепить к их фабрикам вольнонаемных рабочих на вечные времена.

Что касается до первого из упомянутых указов, то из него видно, что Медицинская Канцелярия, на рассмотрение коей было отдано вышеупомянутое «разных мануфактур и фабрик содержателя Ивана Затрапезного до-ношение, об отдаче ему удержанной в портовой таможне крепкой водки, которую он для крашенья на каламинки шерсти в составах алого цвета в 1734 году из Амстердама выписал...» — рассуждает, что ему, Затрапезнову, и другим фабрикантам, «которые с субтильными работами обходятся, вольность дать надлежит, дабы оную водку или из казенных аптек брать, или из-за моря выписывать, чтобы от происшедшей иногда от иной какой причины неудачи их красок не принуждением здешней крепкой водки оправдывались».

Исходя из этого отзыва, Сенат приказал: «Купленную крепкую водку фабриканту Затрапезнову отдать, и впредь в покупке на фабрики таких крепких водок для крашенья на каламинки шерсти оному и другим фабрикантам, из казенных ли аптек хотят брать, или из-за моря, выписывать для показанных в том доношении резонов дать позволение. Однако ж о выписанных из-за моря крепких водках, сколько когда привезено будет, сверх объявления в Коммерц-Коллегии, объявлять им в Медицинской Канцелярии; и дабы, кроме того, что на крашенье им потребно, той водки ни на что не употребляли и не продавали, в том у тех фабрикантов, кому такая водка для своих фабрик потребна, взять подписки, под жестоким штрафом, в Коммерц-Коллегии, и по взятии оных из той Коллегии в Медицинскую Канцелярию дать знать».

Указ этот интересен в том отношении, что указывает на существование при мануфактуре красильни и на изготовление, наряду с изделиями из льна, изделий и из шерсти. Впоследствии на мануфактуре, как увидим ниже, изготовлялись изделия и из шелка.

Что же касается до второго указа, то суть его заключается в том, что всем рабочим мануфактуры, работавшим на ней по вольному найму, «которые поныне при фабриках обретаются, и обучались какому-нибудь мастерству, принадлежащему к тем фабрикам и мануфактурам, а не в простых работах обретались», приказывалось «быть при фабриках вечно», т.е., иными словами, указом этим дотоле вольных людей предписывалось приписать к мануфактуре и, таким образом, сделать крепостными.

Вот наиболее существенные места этого указа, совершившего в жизни рабочих фабрик и заводов того времени целый переворот и совершенно видоизменившего характер взаимоотношений между рабочими, с одной стороны, и владельцами фабрик — с другой.

«...А понеже Наш Правительствующий Сенат ныне Нам доносил, что он, рассматривая поданные от фабрикантов прошения, а именно Ярославской полотняной и других Ивана Затрапезного с братьями, суконных: Московской — Володимира Щеголина с товарищами, Казанской — вдовы Авдотьи Микляевой с наследником; полотняной и парусной Афанасия Гончарова, Федора Подсевальщикова, Ивана Тамеса с товарищи, к размножению и спокойному тех их прежде заведенных фабрик содержанию, и к побуждению вновь заводить, паче денежной помощи, за нужное изобрели недостаток в мастерах, и в подмастерьях, и учениках, и работных людях, принадлежащих до тех фабрик, что фабриканты, для невозможностей, принимали в ученики солдатских детей, коих по указам Нашим поведено писать в службу, а другим всякому держать под штрафом запрещено; также дворцовых, и синодальных, и архиерейских, и монастырских людей и крестьян и прочих разночинцев, положенных и неположенных в подушной оклад, которые через многие годы на фабриках мастерству обучались, и явились после беглыми, за которых в пожилых деньгах и в штрафах их волочат и убыточат, напротив же того, люди, чьи они беглецы есть, лишаются от них крестьянской работы, .и с пуста платят подушные деньги и рекрут... Того ради указали Мы, для пользы государственной и чтобы те фабрики от разобрания мастеровых и работных людей в упадок и разорение не пришли, учинить нижеследующее.
Всех, которые поныне при фабриках обретаются и обучались какому-нибудь мастерству, принадлежащему к тем фабрикам и мануфактурам, а не в простых работах обретались, тем быть вечно при фабриках...
Впредь на тех мануфактурах и фабриках всяким мастерствам обучать и в мастера производить из детей вышеписаных отданных им вечно.
Которые поныне на тех фабриках и мануфактурах были в черных работах, тех всех отдать, чьи они были; а за то, что они поныне были на фабриках, пожилых денег не взыскивать...
Которые при нынешней при фабриках переписи показали, что из каких чинов отцы и дети их, не знают, тем ныне быть потому же при фабриках...
Буде кто из тех, вечно отданных ныне к фабрикам, сбежит на прежнее жилище или в иные места, тех нигде не принимать и не держать, а поймав, приводить и объявлять в городах воеводам, им учиня наказание, отсылать на те ж фабрики, откуда бежали. А будет кто беглого с фабрики держать, с тех брать пожилые деньги равно с беглыми и отдавать фабрикантам, от кого бежали. А будет кто из вышеписаных же, определенных ныне на фабрики, явятся невоздержные и ни к какому учению не прилежные, о тех самим фабрикантам, по довольном домашнем наказании, объявлять в Коммерц-Коллегии или в Конторе; а оттуда, по свидетельству фабрикантскому и мастеров, за такое их непотребное житие, ссылать в ссылки в дальние города, или на Камчатку в работу, чтобы другим был страх; а ежели в ссорах, или драках, или пьяные где взяты будут, а в воровстве ни в каком не показались, и к тяжкому розыску не подлежат, тех не держать, нигде ни одного дня и, не убышча, отсылать на фабрики; а оным фабрикантам самим чинить им наказание, при других их братии.
Если же из купечества и из разночинцев подлые, не имущие пропитания и промыслов, мужеска полу, кроме дворцовых, синодальных, архиерейских и монастырских и помещиковых людей и крестьян, а женска полу, хотя б чьи они ни были, скудные без призрения по городам и по слободам и по уездам между дворов будут праздно шататься и просить милостыни, таких брать в Губернские и Воеводские Канцелярии и, записывая по силе прежних указов, отдавать на мануфактуры и фабрики, кого те фабриканты принять захотят, и давать им фабрикантам на них письма; дабы там за работу или за ученье пропитание получили и напрасно не шатались».{mospagebreak}

Приведенные выписки из указа ясны сами по себе и потому никаких пояснений не требуют.

Несомненно, что указ 7 января 1736 года в жизни рабочих мануфактуры сыграл громадную роль; достаточно упомянуть, что, благодаря ему, более тысячи человек рабочих одного лишь мужского пола, не считая женщин и девочек, людей — дотоле считавших себя свободными, внезапно лишились своей свободы и оказались прикрепленными к мануфактуре навечно!

Считая, что имена этих несчастливцев, искусству и старательности коих мануфактура во многом, конечно, обязана былою своею славою, вполне заслуживают того, чтобы не быть окончательно забытыми, мною, на основании вышеупомянутой книги, составлен алфавитный их список с отметкою должности на мануфактуре и кто кем был до поступления на нее.

И кого среди них не было! И шведы, и поляки, и чухонцы, и саксонцы, и «черкаской породы», и поповы дети, и «ректорские дети», и дети «церковников» всевозможных наименований, и пр. и пр.; были даже один или двое «дворянских сынов», видимо поступивших на мануфактуру ради куска хлеба — и, волею судьбы, внезапно превратившихся в крепостных. Само собою разумеется, что больше всего было беглых крестьян, скрывшихся от своих помещиков, да посадских разных городов.

Любопытно, что потомки многих из рабочих, прикрепленных к мануфактуре в 1736 году, и по сей день работают на мануфактуре, например Москвины, Шелкошвеины, Забелины, Оладейниковы, Борноволоковы и др.

Труды И. М. Затрапезнова по устройству мануфактуры не остались незамеченными: его дважды наградили; в первый раз: «Сего мая 3 дня в указе Ее Императорского Величества, за подписанием Ее Императорского Величества собственной руки, Ее Императорское Величество всемилостивейше пожаловала фабриканта Ивана Затрапезного за его труды, показанные к пользе Российского государства во умножении Ярославской полотняной его фабрики, чином Директора над той его фабрикою, в ранге Коллежского асессора; и дабы впредь ни от кого в его фабричном деле помешательства чинено быть не могло, того ради Губернаторам, и Воеводам, и прочим обретающимся в городах управителям, и судом и расправою, кроме государственных дел, его Затрапезного не ведать, а ведать его во всем том Коммерц-Коллегии», — а во второй: «Февраля 15 дня 1740 года Всемилостивейше пожаловали онаго Затрапезнова рангом Коллежского Советника другим не в образец».

И — по заслугам, ибо труды по устройству мануфактуры И. М. Затрапезнову пришлось понести поистине громадные.

Нам, людям XX столетия, живущим в веке пара и электричества, в веке быстрых железнодорожных, пароходных, телеграфных и всяких иных сообщений, в веке применения усовершенствованнейших машин для исполнения любой работы: и для забивки свай, и для выемки земли, и для прядения, и для тканья, и для выделки бумаги и проч., в веке обилия рабочих рук, даже и представить себе невозможно все те трудности и препятствия, которые приходилось преодолевать И. М. Затрапезнову как при постройке новых фабрик, так и при управлении ими, а равно сколько трудов и забот должен был положить он прежде, чем дело наладилось и пошло установившимся ходом. Ему нужно было и плотину строить, и непроходимое болото, отведенное под устройство полотняной фабрики, осушать, и рабочих набирать, принимая всех и всякого без разбору: и бродяг, и беглых, и осужденных по приговору судов и пр., и порядок и дисциплину среди них поддерживать, и мануфактурным работам, требовавшим, к слову сказать, от рабочих неизмеримо большего искусства и ловкости, чем в настоящее время, при применении автоматических машин, обучать, причем обучаемые, по отзыву фабрикантов того времени, представляли собою народ «дикий, неученый, совершенно непонятный к мануфактурному делу», и от нападок завистников и недоброжелателей защищаться, и о выписке из-за границы даже таких мелочей производства, как какая-нибудь крепкая водка, ныне продаваемая в любой москательной лавке, заботиться и проч.

И все эти препятствия и затруднения И.М. Затрапезнов преодолел и создал мануфактуру, еще много лет после него служившую славою и гордостью России .

К сожалению, труды и заботы И.М. Затрапезнова, по-видимому, самым печальным образом отразились на его здоровье: он умер в молодых еще годах, имея всего лишь 46 лет; оставшийся после него портрет изображает его человеком истощенным, с болезненным цветом лица, с серьезным задумчивым взглядом больших темных глаз, показывая, что и при жизни своей И. М. Затрапезнов хорошим здоровьем не пользовался.

Последним делом И.М. Затрапезнова на пользу и украшение устроенной им мануфактуры была постройка при мануфактуре церкви.

Несмотря на то, что в Ярославле, как видели выше, уже имелось множество прекрасных церквей, из которых каждая могла бы служить образцом при постройке вновь задуманной церкви, несмотря на то, что многие из строителей ярославских церквей так и поступали: посылали мастеров снять размеры понравившейся церкви, с поручением строить по ней новую, И. М. Затрапезнов и в этом деле сумел отрешиться от традиций родного города и проявить тот же дух новаторства, который неизменно проявлял в продолжение своей жизни: построил храм, резко отличающийся своим видом от прочих церквей Ярославля и этим невольно привлекающий к себе внимание.

По-видимому, глубокий почитатель Петра Великого, на осуществление мысли которого о насаждении в Ярославле полотняной промышленности ему пришлось столько поработать; кроме того, видимо, глубоко ему благодарный и за первую мысль о начатии в Ярославле полотняного дела, и за приказ вступить в число компаньонов Тамеса, и за издание «Регламента Мануфактур-коллегии», явившегося для преемников Петра как бы завещанием — как относиться к учредителям фабрик и заводов, и тем давшего ему, Затрапезнову, возможность из простого «ярославца гостиной сотни» превратиться в «Мануфактур-Директора» и «Коллежского Советника», — И. М. Затрапезнов и задуманный храм надумал построить так, чтобы он вечно, пока ни существует, напоминал об имени Великого Преобразователя России.

И это ему удалось: и выбор имени святых, в честь коих он решил строить храм — святых апостолов Петра и Павла, имя одного из коих, как известно, носил Великий царь, и придание храму внешнего сходства с построенным Петром в Петербурге Петропавловским собором — и по сей день невольно переносят мысль к тому, чьей мысли Ярославская Большая мануфактура обязана своим возникновением и чьему покровительству — своим былым процветанием.

Закладка храма была произведена в 1736 году; освящен же храм был в два приема: в 1742 году — нижний, теплый: во имя святого Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, а в 1744 году — верхний, летний, во имя святых апостолов Петра и Павла, причем чин освящения этого последнего производил митрополит Ростовский и Ярославский Арсений Мациевич.

Дожить до окончания начатого постройкою храма И. М. Затрапезнову не пришлось: он скончался 8 сентября 1741 года. Его тело погребли под папертью выстроенного им храма.

А. Ф. Грязнов{mospagebreak}

II

Очерк прошлого Ярославской Большой мануфактуры был бы незаконченным, если бы в нем ничего не было сказано о судьбе младшей ее сестры «Ярославской мануфактуры».

Основанная в 1722 году Максимом Затрапезновым и Тамесом в Ярославле полотняная фабрика носила сперва название «Ярославская мануфактура Затрапезнова». После смерти Максима Затрапезнова в 1731 году (родился в 1670 году) осталось три сына: Иван, Андрей и Дмитрий, которые вскоре после кончины отца разделились, причем раньше всех, в 1736 году, отделился от братьев Андрей, оставшиеся Иван и Дмитрий, владея упомянутой мануфактурой, в 1741 году приступили к полюбовному разделу таковой. Дмитрий получил, кроме денег, сто ткацких станков, участок земли и два здания: одно каменное и второе деревянное; а за Иваном осталась мануфактура с остальными постройками и другим имуществом.

Получив свою часть, Дмитрий Затрапезнов устроил на доставшемся ему участке земли свою собственную полотняную фабрику, которая в следующем же 1742 году была уже пущена в ход. Таким образом, в Ярославле с этого года явилось две полотняных фабрики, принадлежащих двум Затрапезновым, и обе имеют право называться «Ярославскими мануфактурами Затрапезнова». Для избежания этого неудобства, т.е. чтобы фабрики эти различить, одну из них, построенную еще Максимом Затрапезновым, стали называть Ярославскою Большою мануфактурою, а другую, утвержденную его сыном Дмитрием, — Ярославскою Малою мануфактурою, которая в 1825 году его внуками была продана Григорию Дмитриевичу Углечанинову, владельцу полотняной фабрики в Костроме. Наследники последнего, проработав около 40 лет, допустили, чтобы фабрика была продана с аукциона военному ведомству для устройства в ее зданиях казарм.

Ч.М. Иоксимович

Поделиться
Комментировать