На ней — аналитика грядущих изменений и контакты в сложной среде столичных деятелей культуры. Сергей Капков, начальник департамента культуры столицы, эмиссара выбрал точно: открытого, умного, излучающего радостную уверенность. «Новая» спросила Фишман, зачем она, и она ответила подкупающе искренне: «…Может быть, это моя ошибка, что обо мне кто-то знает. Просто Сергей Александрович очень открыт, он ни от кого не прячется…»
— Вы в школе были вундеркиндом?
— Нет, я не была вундеркиндом, у меня только серебряная медаль. Я в школе выиграла олимпиаду по английскому, после этого захотела стать программистом. Меня перевели в лицей, где в классе кроме меня было 10 мальчиков, которые выигрывали всероссийские олимпиады по информатике, математике, физике, экономике, и там я не была вундеркиндом, и много-много плакала. А потом, в 11-м классе, выиграла олимпиаду по обществознанию. Мне было 14 лет, когда я попала на свою первуюконференцию в МГИМО и поняла, что хочу быть дипломатом, что меня интересует ближневосточный конфликт. Потом, уже в институте, много дал опыт жизни в другой языковой среде. Немецкий язык выстраивает мозги, хоть и давался нелегко. У меня просто изменился порядок восприятия, когда я стала учить немецкий. Я по-другому стала анализировать информацию, раскладывать ее иначе. И то, что у меня в школе был физико-математический класс, иногда очень помогает.
— По поводу нового культурного десанта на почву столицы уже ходят кошмарные слухи: Капков пришел, чтобы зачистить культурное пространство, внедрить западные модели, всех старых специалистов прогнать…
— Да нет у него такой задачи! Просто есть люди эффективные и есть неэффективные…
— Вот-вот! Можете сформулировать сверхзадачу вашей команды?
— Тотальная дерутинизация жизни москвича. Чтобы тоски не было! Особенно зимой, когда нет солнца, грязно, снег. Ректор Российской экономической школы, Сергей Гуриев, сказал характерную фразу: «Когда я перестану с ужасом выглядывать из окна и пробегать до машины, закрыв глаза руками, стоимость денег, которые я здесь зарабатываю, для меня станет много выше!» Москва должна стать городом, в котором хорошо жить, а не только зарабатывать. В тот момент, когда людям, которых Сергей Александрович Капков называет «агентами изменений», будет не так сложно, как сегодня, когда вместо ручных проектов будут выстроены механизмы, создающие условия для развития инициатив, возникнет успех.
— И тактика достижения этой прекрасной цели уже понятна?
— Есть вещи, которые зависят только от нас, в сфере бюрократических действий, но очень много интересных вещей лежит на стыке. Мы будем просить руководителей учреждений присылать нам концепцию развития, чтобы музеи, библиотеки анализировали город, понимали, кто у них рядом, как взаимодействовать. Например, библиотека, ну, скажем, в Бутове. Казалось бы, кто в Бутове читает? А по соседству художественная школа, специализированный детский сад, огромные жилые массивы с фантастической плотностью населения. Все это — потенциальные читатели. Сейчас начинаем делать библиотеку на Ленинском проспекте, недалеко от Нескучного. Там есть подвал, а рядом общежитие МИСИСа, общежитие МАРХИ. А студентам-архитекторам негде макеты делать. Мы в подвале поставим столы, и ребята там будут заниматься. И вот возникает новая общественная функция библиотеки: книги и мастерская. У библиотек будут кураторы, которые смогут определять специализацию и, следовательно, выбор 30% фонда.
Мы к концу зимы — началу весны должны открыть новые библиотеки, которые надеемся сделать центрами жизни местных сообществ. Почему у нас так мало качественных общественных пространств? Человек, живущий на Рублевке, ставит повыше забор вокруг дома. Человек, живущий в квартире, ставит покрепче дверь. Внешняя среда настолько агрессивна, что каждый пытается спрятаться, не воспринимая то, что вовне, как нечто, что его может радовать. Начиная формировать сообщество из этих людей, ты уже улучшаешь качество их жизни, расширяешь пространство, в котором им комфортно: на лестничной площадке, во дворе, в городе. Важно приучать людей выходить на улицы. И, наверное, нужно подталкивать, чтобы музеи выходили в город.
— Ну, послушайте, Наташа, академические музеи существуют не для того, чтобы завлекать публику, а совсем для других вещей: хранения, изучения…
— А музей Москвы, с вашей точки зрения, к каким музеям относится? Вы там были?
— Давно не была!
— Вот все так говорят! И путают его с Историческим музеем на Красной площади. А Музей истории Москвы находится на «Парке культуры», и у него уникальные здания, потрясающий двор, фантастические запасники. Но об этом никто не знает! Или День города — больше невозможно делать праздник, от которого бегут все наши с вами друзья, уезжают, запираются, эвакуируются. Сейчас идет просто адова работа, потому что нужно сделать все по-другому! И если удастся создать механизмы, позволяющие превратить эту работу из борьбы ежесекундной в нормальную энергичную деятельность, это уже будет победа. Поэтому когда Государственный музей Москвы сможет проявлять такую же активность, как «Винзавод», «Флакон» и «Арт-плэй», когда он будет еще круче, тогда это успех.
Есть и еще более глубокие темы. Существует понятие экстерналий, отложенных глобальных последствий для третьих лиц, в нашем случае — для общества в целом, так вот, мы должны знать, какая деятельность театров, музеев, библиотек, ДК вызывает долгосрочные экстерналии. И это важно. Это моделирование общества.
До сих пор обычной практикой городских праздников было следующее: елку украшают одни, а сцену оформляют другие. Работают люди из разных подразделений правительства Москвы. Создать механизм единого стиля — чуть ли не большая часть работы. Это внутренняя задача, нужно научиться координироваться.
— Есть мировые столицы, опыт которых изучается?
— Да! Есть очень интересный опыт в Голландии, в Лондоне. Мы посмотрели на Берлин, Париж, Боготу и Рио-де-Жанейро. Есть потрясающий опыт Копенгагена по освоению общественных пространств, есть даже термин «копенгагизация». Сегодня в глобальном мире человек без самости не интересен, поэтому он должен быть глобальным, смотреть по сторонам, не теряя при этом своей идентичности/самости.
— В чем ваша роль?
— Я для того, чтобы помогать и рекомендовать. Сергей Александрович дает мне возможность заниматься исследовательскими материалами. Я анализирую позиции и делаю выводы. Чиновник не должен сугубо самостоятельно принимать стратегические решения, аналитику должен готовить ученый, а чиновник грамотно и со вкусом реализовывать. И надо формировать политику, основанную на исследованиях. С некоторых пор я заместитель директора Московского института социально-культурных программ.
— Новый институт?
— Не сказала бы: существует с 1955 года. Работа «Методы обеспечения культурной безопасности москвичей» начинается с фразы: «В современном глобализующемся мире при наличии большого количества иностранных сил особенно необходимо обеспечивать безопасность москвичей от инокультурных влияний». Мрачное ощущение 60-х годов прошлого века. А это написано в прошлом году.
Наша проблема в том, что гораздо легче найти социолога, чем человека, который сумеет сделать из его исследования правильные управленческие выводы. Функция института культурных программ — давать рекомендации.
У нас секвестрируют бюджет со следующего года. И учреждения должны научиться зарабатывать процентов 30% своего бюджета. Им нужно подсказать, как это делать. Нас интересует инвестиционная привлекательность объектов культуры. Также будем оценивать экономическую стоимость неэкономических благ, к примеру, общественного пространства, и доказывать, что парк или сквер городу в конечном итоге выгоднее, чем девелопмент. В общем, искать финансовый эквивалент счастью. У нас будет программа с Высшей школой экономики. Делаем социологическое исследование сами, оно называется «Культурная карта Москвы». Хотим понять, какие модели работы эффективны. Сейчас Дома культуры кластеризуем.
— Что это означает?
— Есть три типа ДК: коммерчески успешные, рабочие лошадки и минимизирующие издержки. И во всех так или иначе получается то, что сформулировала Елена Зеленцова, придя в ДК ЗИЛ: «Сокрушительная победа добра над здравым смыслом». Музеев это тоже касается. Зато у нас есть Ольга Свиблова, чей Международный Дом фотографии реально успешен. Значит, это возможно!
— Но что такое успешность для музея, библиотеки, ДК? Критерии есть?
— Их нужно заново сформулировать. Лужков, имея свой ядерный электорат, давал городским с широкого плеча. И столичная библиотека, где зарплата в два раза выше, чем в федеральной, сплошь и рядом сегодня просто коммунистический заповедник. Мы для экспертных советов должны сформулировать критерии; это задача института.
— Сколько у вас осталось времени для точных формулировок?
— Вообще нет!
— А откуда вы, Наташа, знаете, что надо делать?
— Кто сказал, что я знаю, что делать?! У меня есть понимание главного: создать механизм, при котором люди, знающие, что и как делать, смогут влиять на процесс. Мы сейчас создаем экспертные советы, я каждый день провожу какое-то время в обсуждениях. Например, в библиотечный совет мы пригласили Ирину Прохорову, Екатерину Гениеву, Александра Архангельского, Дмитрия Зимина, Евгения Бунимовича, Бориса Куприянова, Марию Веденяпину, Анну Наринскую…
— Вы участвуете в создании еврейского музея, который осенью открывается в Центре современного искусства «Гараж». Кто был инициатором?
— Еврейская община в Марьиной Роще.
— Россия — наследница СССР, страны государственного антисемитизма, именно это побудило создать музей?
— Невозможно принять то, что тебе непонятно. Это будет самый большой еврейский музей в Восточной Европе. Называется «Российский еврейский музей и Центр толерантности». Экспозиция будет рассказывать историю со дня сотворения мира, потом про миграционные потоки, историю, начиная с местечка и до наших дней, включая революцию, Гражданскую войну, Вторую мировую, Холокост… У нас есть 4Dкинотеатр, с движением, звуком, запахом. Это будет самая объемная полифоническая интерактивная экспозиция из всего, что есть на постсоветском пространстве.
Договариваемся с департаментом образования о том, чтобы в Центре толерантности вести общеобразовательные программы по истории и обществознанию. Там будет детский центр, прекрасное кафе, книжный магазин. И еще такой лаундж-отсек наверху, пространство, посвященное конструктивизму и Мельникову. Потому что понятно: ничего более великого в архитектуре, чем то, что мы породили в начале ХХ века, мы никогда не создавали. Это на самом деле круче, чем Баухаус, просто мы не умеем об этом грассказывать! Мы очень хотим сделать музей притягательным, максимально понятным и доступным всем; то, что называется в теории общественных пространств не эксклюзивным. То есть оно не должно тебя отторгать и исключать.
— Деньги на музей дал Абрамович?
— Нет, деньги много кто дал! Просто Абрамович играет гигантскую роль в поддержке всей российской еврейской общины.
— Новый сезон что вам и нам сулит? Что будет принципиально нового?
— Ой, да все! Он начнется со Дня Города, где будет много сюрпризов. Запустится новая программа в ДК ЗИЛ. Новые проекты в Манеже, выставка, посвященная 50-летию Бульдозерной выставки. Будет много всего, но, по-моему, не очень правильно делать ставку только на хиты, нужно, чтобы вся жизнь была качественнее.
— У вас много энергии заблуждения?
— Надеюсь. Я работаю с замечательными людьми. Хотите пример? Недавно звонит сотрудник Московского зоопарка и говорит: «К нам летит шимпанзе, документы оформлены неправильно! Он летит из Франкфурта, в аэропорту страшная жара. Если срочно не поможете, он умрет!» И вот Сергей Александрович Капков и его первый заместитель Екатерина Проничева всю ночь с пятницы на субботу занимались спасением примата, мобилизовав все свои связи. И шимпанзе прилетел! Здоровый и веселый!
Есть еврейская мудрость: «Обрети себе учителя, заведи себе друга и суди о каждом с лучшей стороны». Мне везет на учителей и друзей. Я счастливый человек.
Марина Токарева
Новая газета