Предваряя церемонию открытия 46-го Московского международного кинофестиваля, его президент пообщался с журналистами. ММКФ представит 240 картин из 56 стран.
— В сегодняшней ситуации это здорово! В прошлом году у нас было 202 картины. Московский фестиваль проходит турбулентность после ковида и начала СВО, не теряя к себе интерес. У нас 129 гостей, на одного больше, чем в прошлом году, — мы растем, движемся. Вот еще один человек сошел с ума и решил получить неприятности у себя дома (имеется в виду председатель жюри. — «Культура»), — отметил Никита Михалков.
Судьбу участников основного конкурса решит коллегия под председательством исландского режиссера и продюсера Фридрика Тора Фридрикссона с участием турка Хусейна Карабея, серба Радоша Баича, казашки Гульнары Сарсеновой, режиссера Игоря Волошина и актрисы Елены Лядовой.
Отечественный конкурс «Русские премьеры» оценят продюсер Александр Акопов, режиссер Андрей Зайцев и актриса и режиссер Татьяна Лютаева. Лучший короткометражный фильм определят марокканский режиссер Абделила Эль-Джаухари, актриса Мария Андреева и американский постановщик Макс Вайсберг. Документальное кино судят южноафриканский режиссер Рехад Десай с турецким коллегой Хаканом Айтекином и Сергеем Головецким.
— У нас много программ — восемнадцать, очень разнообразные, включая три ретроспективы. Кроме того, в рамках фестиваля проходит смотр БРИКС, председатель жюри — Алексей Пиманов. В его программе семь конкурсных и 23 внеконкурсных фильма. Очень представительные делегации — Бразилия, Саудовская Аравия, Египет, Иран — страны БРИКС принимают довольно активное участие. Планируем в следующем году провести вручение первой премии, я надеюсь, организованной к этому времени Евразийской академии. В сегодняшней ситуации перераспределения интересов в сторону Востока такая академия очень нужна. Мы видим, как меняется идеология фестивалей, как они становятся зацензурированными определенными требованиями, без которых картина даже не может попасть в конкурс, то же произошло и с «Оскаром». Мы помним мощь Голливуда, завоевывавшего мировой прокат, великое американское кино семидесятых-восьмидесятых годов, но за его спиной мы упускали иранское, корейское, латиноамериканское кино.
Премия Евразийской академии — бриллиантовая бабочка, придуманная художником Юрием Купером, — очень мощный шаг к открытию нового кино. Смыслом премии будет защита нравственных человеческих интересов — тех, что мы отстаиваем сегодня, встав во весь рост против всего «цивилизованного мира», — поделился Никита Сергеевич и ответил на вопросы журналистов.
— Насколько критична ситуация с кинематографистами-иноагентами? Нужно ли их заменять дипфейками, вырезать при монтаже, надо ли давать прокатные удостоверения картинам уехавших режиссеров и актеров, негативно высказывающихся о нашей стране?
— Считаю, что страшная опасность заключается в дипфейках (сгенерированных цифровых изображениях людей. — «Культура»), мы даже не можем сейчас ее оценить. Когда на экране появятся актеры, симулированные этим методом, — например, Бондарчук или Мордюкова, — и будут говорить слова, которые никогда бы сами в жизни не сказали, — это преступление, реальное преступление! Сейчас четыре миллиарда людей посмотрели порноролики в исполнении знаменитостей, которые никакого отношения к ним не имеют. Это — разрушение человеческой сущности, человеческих, семейных отношений, это — диверсия и вредительство. Если весь мир, взявшись за руки, категорически не запретит дипфейки, мы можем столкнуться с последствиями, сравнимыми с извержением вулкана или цунами — в нравственном смысле.
Что касается уехавших… Уехали и уехали! В 1922 году на философских пароходах были высланы из страны величайшие умы и таланты — писатели, мыслители, музыканты, художники... Их имена были настолько велики, что уничтожить их было просто невозможно. Они потеряли Родину и всю оставшуюся жизнь посвятили Родине — думаю, иначе не было бы ни бунинских «Темных аллей», ни «Лета Господня» Шмелева, великой эмигрантской культуры, так выпукло показавшей страну, которую они потеряли и любили… Что имеем — не храним, а потерявши — плачем!
А люди, о которых вы спрашиваете, уехали сами из страны, где их любили, где им платили большие деньги. Почему? Ну, совсем всерьез — потому что СВО, агрессия? Твою ж мать, восемь лет бомбили людей в Донецке — никто из них не чесался! Один культурный деятель у меня в «Бесогоне» сказал: «Для меня СВО нет!» Это вообще нормально? Человек просто не хочет ничего знать… Нет, мне не жалко этих людей, а жалко — талантливых. Скажем, Семена Слепакова — он был востребован, интересен, поскольку происходил из страны Россия, его песни острые, замечательный фильм «Домашний арест» — это же Гоголь современный! И вот он уехал. Думал, что все будет по-прежнему, а не получается — того интереса, которые испытывали люди, хохотали, аплодировали, там их не так много. Слушать его сегодня — то же, что получать одну и ту же газету, причем одного и того же числа... Прежние эмигранты воспевали страну, которую потеряли, а существование нынешних упирается в то, как страну, из которой они сами уехали, хаять.
Что касается прокатных разрешений картинам режиссеров, бросивших и обливающих грязью брошенную страну, — думаю, не стоит их давать, но есть и люди просто покинувшие страну, и в этом нет ничего особенного, — важно ведь почему человек так решил и как он реагирует на происходящее дома.
— Существует ли лейтмотив, объединяющий участников основного конкурса Московского кинофестиваля?
— Фестиваль тем и хорош, что он абсолютно разнообразен. Отборочная комиссия, которой руководит Иван Кудрявцев, — очень профессиональные люди, желающие максимально разнообразить кинематографическую палитру этих дней. Объединяющий момент конкурсных картин — в них нет ничего, что противоречит нашей Конституции, например, призывов и воспеваний ЛГБТ, особенно детского, и всего, против чего мы протестуем. Во всех программах есть очень разные картины; возможность посмотреть фильм, который нельзя будет увидеть в прокате, — в этом заключается смысл и достоинство фестиваля.
— Прокатные удостоверения отзывают не только у антироссийски настроенных режиссеров, но и у других картин — как в случае с прошлогодним якутским фильмом «Айта» Степана Бурнашова…
— Считаю, якутское кино мощным, развивающимся, но меня интересует, что я выношу после просмотра картины. Но когда видишь — я не хочу обидеть артиста — русского человека с резко отрицательным обаянием, который играет полицейского, обвиняемого в убийстве, — и вся картина нагнетает отвращение к этому человеку, а в конце выясняется, что «извините, он не виноват». Когда я вижу большое количество якутов, собирающихся совершить над этим «русским пришельцем» самосуд, то «конфетка» в финале меня не убеждает, ведь он здесь — единственный отрицательный персонаж. И это вызывает вопросы к картине, хоть режиссер и говорит: «Вы с ума сошли, у меня не было таких мыслей!» Может, и не было, но когда основой сегодняшней международной политики является стремление воспитать категорию людей и народностей, готовых открыть ворота изнутри, — это серьезная проблема. Такой фильм должен вызвать в якутском зрителе реальное негодование и отвращение к русскому человеку, хоть он и не виноват... Не знаю, кто давал деньги на съемки и какой дорогой пришли к фильму, я говорю о результате.
Вы видели «Ограбление казино»? Брэд Питт продюсировал и сыграл в картине, направленной против американской бюрократической машины. Она собрала 15 миллионов. Ее никто не видел. Вы видели «Хвост крутит собакой» про американские выборы? Потрясающая по откровенности, и я не представляю, чтобы ее сделали у нас из цензурных соображения, но ее нет, ее как бы не существует.
Когда я сделал «Сибирского цирюльника», показал не до конца собранную картину Кевину Костнеру в Париже. Он смотрел как житель Одинцова — плакал где надо, смеялся, все понимал… Я попросил его написать какие-нибудь соображения — что будет понятно и непонятно американскому зрителю. Получил две страницы, я их сохранил; редакторы «Госкино» по сравнению с ним просто дети. Например, были такие замечания: «Из фильма понятно, что Джейн — проститутка, лучше бы она была не американка, а англичанка», «Сержант не знает, кто такой Моцарт, лучше бы знал». А дальше произошла замечательная вещь — приезжаю в Аргентину, показываю картину — ее точно так же, как в Москве и Питере, смотрят люди, сопереживают. Подходит человек: «Скажите, а почему вашего фильма нет в прокате?» Я звоню своему французскому продюсеру Мишелю Сейду, он разводит руками: «Мы продали пакетом в Бразилию, на всю Латинскую Америку!» И что? Американцы просто запретили ее показывать, оплатив кинотеатрам упущенную выгоду, — чтобы даже не в США, а просто рядом никто не увидел! Нормально?
— Какую картину сегодня ждет российский зритель — дарящую глоток надежды или показывающую зло реальной жизни?
— Наш зритель — так ли, сяк ли — воспитан на русской литературе. Я однажды сказал в «Бесогоне»: даже распоследний бомж, в жизни не читавший Достоевского, остается человеком Достоевского, потому тот его знал! Мы все от одного корня — можем украсть и, не задумываясь, отдать последнюю рубашку незнакомому человеку, мы так устроены. Секрет успеха у нашего не рафинированного зрителя, а того, кто приносит деньги в кассу, заключается в одном: он должен понимать, кого любит тот, кто делал картину, и кого он должен полюбить. Мне неинтересно говорить о том, что я не люблю, — вы должны понять это, когда услышите, что я люблю, исходя из этого... Поэтому картины нашей студии — «Легенда номер 17», «Движение вверх», «Огонь», «Бременские музыканты» — собирают огромную кассу не на фетише, а на качестве российского зрителя, воспитанного советским кинематографом и русской литературой…
Посмотрите, какие картины получают у нас самый высокий бокс-офис, — конечно, и здесь есть шлак, не без этого… Очень надеюсь, что выйдет картина «Пророк» про Пушкина — я ее боялся, но посмотрите, как она сделана — свежая, молодая, с современными музыкальными номерами и очень глубокая. Когда смотрели ее, в зале со мной был водитель и еще один человек, первое, что они сделали, — полезли в интернет смотреть что, о чем?! Это принципиально — у нас есть то самое, молодое, новое кино, рассказывающее о жизни Александра Сергеевича Пушкина весело, честно, трагично и с любовью!
— Недавние экранизации по «Мастеру и Маргарите» и «Евгению Онегину» вызвали у зрительской аудитории самые противоречивые мнения. Есть ли смысл в наши дни экранизировать классику и как сделать эти фильмы всенародно любимыми и качественными?
— Отвечу словами Антона Павловича Чехова: «Играйте «Гамлета» как хотите, но делайте это так, чтобы не обижался Шекспир!».
— Наш фестиваль развеивает стереотип о международной изоляции России, находите ли вы смелыми режиссеров недружественных стран, приехавших на наш фестиваль?
— Они — не только художники, это нормальные люди. Я полагаю, они думают, что мы правы, и это принципиально. Не у всех хватает смелости не бояться, но когда человек уверен, что кто-то прав, и идет к нему, потому что с ним согласен, — это то самое, чего мы добиваемся и чего заслуживает Московский кинофестиваль. Он никогда не был ангажированным, никогда в жизни! Никто из всех, кто был в жюри, никогда не получал мнения «кому надо дать». На сегодняшний день Московский фестиваль отличается от остальных фестивалей тем, что они все стали колониальными, а мы — нет!