О прогрессе и Страшном суде
С христианской точки зрения человеческая история заканчивается земной катастрофой. И когда говорится про Страшный суд, подразумевается, что человеческая история имеет не только начало, но и конец. В этом смысле никакого нравственного или духовного прогресса не ожидается.
Вместе с тем христианство сформировало многие базовые ценности современного мира. В первую очередь, конечно, именно нравственные установки. Мы сегодня определенным образом смотрим на мир, на то, что такое хорошо или дурно, на добро и зло, потому что именно так об этом сказано в Евангелии. Кроме того, речь можно вести не только о тех вещах, которые демонстрируют прямую или почти прямую связь с Евангелием, но и о культурных феноменах, родившихся под влиянием христианской интеллектуальной традиции (современная наука, например) или христианских взглядов на человека (права человека).
О культуре в раю и о том, что больше культуры
Человек в Эдемском саду с Богом мог общаться непосредственно.
Потеря Эдема — вселенская катастрофа именно потому, что возможность прямого Богообщения потеряна. Потеряна и память об этом общении, о подлинном доме человека. Но человек сотворен Богом по образу и подобию. После грехопадения они повреждены, но не уничтожены. Отсюда тоска по потерянному Раю, по дому… Человек не помнит, ни где его дом, ни каков он. Но он знает и чувствует, что он покинул его, и жаждет туда вернуться. Самому это невозможно, поэтому все собственно человеческие представления о доме всегда будут фантазиями. Эта аналогия может дать представление о христианском объяснении возникновения других религий, созданных человеком.
Итак, мы погрязли в трясине, но, в отличие от барона Мюнхгаузена, не можем сами себя оттуда вытащить за волосы. Нужен кто-то, кто сможет это сделать для нас. И тогда Бог Сам приходит к человеку. Христианство — религия Откровения. Причем Откровения не словом — каким бы значимым оно ни было, — а делом. Делом Боговоплощения.
Мы можем изменить какие-то культурные формы, мы их ищем. Но есть фундаментальные вещи, которым все равно, это эпоха «Фейсбука» или книгопечатания. Так что в этом смысле человек может изменить только то, что создал он. Христианин убежден в том, что откровение Божье он не создавал, поэтому он не может и не хочет его изменять.
В христианстве есть то, что культуру превосходит. Христос — не культурный феномен. Соответственно, человек спасается не культурными средствами, не культурой и не в культуре. Спасение надкультурно, так как оно от Бога, а не от людей.
При этом отношения человека с Богом всегда имеют вполне конкретное культурное выражение — это книги, молитвы, храмы. Сегодня для кого-то диковато выглядит, когда священник выходит с айпадом вместо книжки, наверное, кто-то это и критикует. Но, в принципе, так ли это важно?.. В свое время, когда стали выходить с книгами, тоже было непривычно. Если вдруг все книги исчезнут — что, вместе с ними исчезнет и христианство? Нет, конечно же.
Вместе с тем, некритически относясь к информационным технологиям, можно легко перейти границу. Исповедь онлайн, участие в богослужении лишь по телевизору, молитвенное правило на кассетах или дисках... Но причаститься по телевизору или интернету нельзя. А причастие для христианина — это не театральное действо, а то, что его, христианина, реально соединяет с Христом и тем самым делает христианином в подлинном смысле слова. Поэтому священники ходят домой к тем, кто не может прийти в храм, и причащают. И этого никакие мультимедиа не могут заменить, конечно. Однако могут помочь — например, лежачему больному ощутить причастность к богослужению благодаря трансляции по телевизору или иным способом.
О святости
Людей зачастую раздражает, что священники не обладают некой якобы должной святостью. А священник, действительно, не обязательно святой во всех отношениях человек. Кстати, все молитвы написаны святыми людьми, которые при этом себя всегда называют грешниками. Это что — форма лукавства, что ли? Нет, конечно. Про осознание своих грехов есть точный образ в святоотеческой литературе: чем ближе к солнцу, тем жарче. Чем человек ближе к Богу, тем больше он видит свое несовершенство. А чтобы видеть чужие грехи, близко к Богу быть не требуется. Скорее, наоборот. Христианское понимание святости — это вовсе не состояние «стерильности». При желании у любого святого можно найти разные недостатки и даже случаи падения. Но их жажда Богообщения, их готовность не останавливаться ни перед чем в своем поиске Бога, в своем служении Ему становилась таким мощным огнем, в котором вся житейская греховная шелуха сгорала дотла.
У Самого Христа было 12 ближайших учеников, они с ним три года находились день и ночь, практически каждый день. И один оказался предателем. Был с Богом, видел, как больные исцеляются, видел другие чудеса и любовь. И предал. Кого? Бога! Почему мы должны думать, что те, кто сегодня берет на себя ношу быть всегда со Христом, никогда Его не предадут? Есть такая грустная шутка: сколько в Церкви предателей? Каждый двенадцатый. Но не надо начинать выискивать этого предателя среди окружающих — каждый из нас может оказаться на его месте, даже не заметив, как такое произошло.
Евангелие очень четко говорит: вынь сначала бревно из своего глаза, и тогда ты увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего. То есть методология изменения мира в Евангелии прописана вполне однозначно: сначала измени себя, а когда ты на самом деле займешься своими проблемами, тебе будет уже не до чужих.
В христианстве нет интеллектуального ценза. Не может быть и имущественного ценза, политического ценза, художественного ценза... И поэтому проблемы образования нас беспокоят как граждан, как людей, но, в принципе, Церковь — про другое.
Евангелие от Матфея заканчивается словами: «Идите и научите все народы». То есть там не сказано: к этим ходите, а к этим нет. «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа» (Мф.28:20). Слава Богу, пока не признана эта строчка экстремистской.
О мрачном православии
В свое время, придя в церковь, я очень удивился, когда увидел смеющегося монаха. Я считал, что монах должен все время ходить и молиться с мрачным лицом. Позже, когда я узнал, что это совсем не так, выяснилось, что мое псевдоканоническое воззрение широко распространено в обществе. Как увидеть, что это не так? Только через живой опыт реальной церковной жизни. Попробуйте — работает.
Хотелось бы мне взглянуть на человека, который придет на пасхальную службу и скажет, что это грустно. А ведь каждая Литургия — воспоминание о Пасхе, проживание Пасхи. Собственно, об этом вся жизнь Церкви. Может быть, поэтому преподобный Серафим Саровский всякого, приходившего к нему, встречал словами: «Христос Воскресе, радость моя!»
Христианство — это величайшая радость, точно так же как и величайшая свобода. Иногда говорят: «Раб Божий — это так ужасно!» Ужасно — пока мы в плену стереотипов и отказываемся размышлять. Ведь если человек чей-то раб — значит, от остальных он свободен. Человек, называющий себя рабом Божьим, на самом деле претендует на очень многое, он утверждает, что больше никого не боится, что он больше никому не раб ни в каких смыслах: ни своим страстям, ни курению, ни алкоголю, ни сексу, ни государству, ничему и никому. Он — Божий! Он раб только этой Высочайшей Любви, которая на самом деле тождественна с подлинной свободой. Поэтому Христос и говорит: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями!» (Ин. 15:14-15)
Записали Павел Макеев и Ксения Чудинова
Источник публикации — сайт проекта «Сноб».
Автор: ЛЕГОЙДА Владимир