– Во всяком эстетическом проекте есть политический смысл, и русская революция была в огромной степени эстетическим проектом – художники, футуристы поддерживали ее не потому, что любили Маркса, а потому, что это был их бунт против старых форм. Что касается политического значения того, что я сейчас делаю, – ибо Пермью, хочется верить, это не ограничится, – я выделил бы три аспекта. Первый – децентрализация. Сейчас от России фактически остались два города, через пятьдесят, а то и двадцать лет может остаться один. Из страны хотят уехать все. Из провинции едут в Москву, из Москвы – за границу. Страну надо элементарно удержать.
– А кто-то наверняка скажет, что децентрализация приведет к распаду.
– Чтобы объединять страну, ее надо сначала создать. Надо сделать так, чтобы у каждого города было лицо, чтобы он стал привлекателен для гостей – российских и заграничных, чтобы жить в нем стало не скучно. У нас в Перми на «Белых ночах» – ближайшем фестивале – 280 событий за неделю! Такого в Москве нет, и артистов, художников, исполнителей такого ранга тоже не каждый день встретишь в мировых столицах. Страну надо наполнить такими событиями, наделить каждый город символом и приметами. Это первый аспект, потому что децентрализованная страна, живущая напряженно и ярко, уже не так управляема с точки зрения византийской схемы. Эта схема явно устарела, ее пора менять.
Второй аспект, как ни странно, – непрекращающаяся дискуссия вокруг Перми. По последнему опросу, довольно представительному, в Перми 70 процентов населения – сторонники того, что мы делаем. 2 – противники. И 28 всё по барабану. При этом мы никому ничего не запрещаем, никого не оттесняем – в рамках любого пермского фестиваля можно показывать любое искусство, хоть самое консервативное, хоть авангардное, что угодно. Недавно Чубайс приезжал в Пермь – не просто посмотреть, что получается, а помирить меня с писателем Алексеем Ивановым. И поглядев, сказал: а не надо мирить. Дискуссия – отличная среда. Нам пора привыкать к отсутствию единомыслия. Иванов, я думаю, и сам давно пришел бы к нам, но чувствует себя заложником то ли своей пермской идеологии, она у него очень оригинальна, то ли коллег и единомышленников. Но спорить, враждовать, выяснять отношения необходимо: это и есть школа политики.
И третий аспект. Главная беда сегодняшней России – отсутствие людей с замыслами и амбициями. Деньги-то нашлись бы. Но то ли никто не верит в саму возможность что-то делать, то ли мы умудрились отпустить за границу всех, кто что-то может.
Не нужна никому левая идея!
– То есть ассоциировать тебя с современным искусством сегодня уже неправильно?
– Лично меня как галериста – правильно, а Пермь – нет, конечно. Там сегодня идеальная площадка для любого искусства. Приезжайте, смотрите, распространяйте опыт.
– И кто на очереди? Наверняка ведь есть города, озабоченные таким эстетическим ребрендингом.
– Ближайшая кандидатура – Ижевск, город небольшой, но с чрезвычайно громкой славой, с традициями, с сильной поэтической школой. Очень хочет стать площадкой для такого эксперимента Казань – к нам оттуда часто приезжают, смотрят. Интересные намерения были у Ульяновска, но туда неудобно добираться от нас – территориально близко, а летать приходится через Москву. Там на одно только поддержание ленинского мемориала уходит в год 200 миллионов. Добавить к ним всего 10 – и можно содержать первоклассный центр современного искусства.
– Ульяновск, по-моему, может стать меккой для ленинцев всего мира.
– Ленин в мире неактуален. Он никого не интересует.
– Очень жаль. Мне кажется, он актуальный писатель.
– Для кого?
– Для Славоя Жижека, например. В некоторых отношениях – для России…
– Но почему-то Россия к нему интереса не испытывает. И в самом городе хотят избавиться от ярлыка «родина Ильича». А что взамен – пока не знают. Я предполагал сделать его еще одной киностолицей, и мемориал вполне годится в качестве фестивального дворца после небольшой реконструкции, но проблема с транспортом, с инфраструктурой.
– Все-таки подумай, не сделать ли из него всемирный центр левой идеи…
– Не нужна никому левая идея! Больше всего она опротивела самим его землякам, они насмотрелись на последствия ее реализации.
69-й регион – центр эротики
– А что за проект с Тверью? Я слышал, из нее предполагается сделать центр эротического искусства, поскольку номер региона на автомобильных номерах – 69…
– Глупости, хотя смешно. Тверь действительно очень любвеобильный регион – мы недавно устроили там прослушивание местных поэтесс (поэты тоже есть, но их мало) и были потрясены количеством эротической лирики и ее, так сказать, темпераментностью. Черт-те что. По крайней мере пять поэтесс способны составить команду, которая может хоть завтра начать гастролировать по стране…
– Литературная «Виагра»?
– Да. Культура вполне может и должна зарабатывать деньги сама, без помощи государства. Это ведь дело концертное, сцена – естественное место существования поэта. Но если говорить серьезно, Тверь выбрана потому, что соблюдены два важных условия. Во-первых, сравнительно близко от Москвы, а то семья уже ропщет, видя меня раз в месяц. Во-вторых, имелся карт-бланш от губернатора Дмитрия Зеленина (увы, на днях отставленного).
– Он единоросс?
– Он да. Я нет.
Якеменко не вполне адекватен
– Раз уж мы заговорили об отношениях с властью, как к твоему пермскому проекту относится Владислав Сурков? Я знаю, что вы сейчас близ пермского вокзала открываете композицию его любимого скульптора Николая Полисского…
– Да, «Пермские ворота». Арка очень красивая, вполне сравнимая с Триумфальной. Одно время Владислав Юрьевич относился к проекту доброжелательно и даже помогал. Скажем, пермский речной вокзал, на котором мы разместили музей и концертный зал, был объектом федерального значения, и отдать его нам Чиркунов не мог – требовалась санкция центра, и Сурков помог ее получить. А после моего суда с Василием Якеменко он, думаю, изменит отношение ко мне.
– Якеменко до такой степени его человек?
– Думаю, конфликтовать с ним и сохранить добрые отношения с Сурковым невозможно. Это не столько его человек, сколько его проект.
– Ты обещал озвучить на суде некие доказательства его вины в нападении на Кашина – факты, имеющие отношение скорее к литературе. Не поделишься?
– «Собеседник» первый, кому рассказываю. Однажды после выхода очередной книги стихов мне позвонил Лимонов и попросил предоставить для презентации галерею. Потому что издатель, собиравшийся устраивать презентацию на другой площадке, не скажу, на какой, внезапно получил оттуда отказ: видимо, надавили. Лимонов – мой старый товарищ, отказать ему я не мог. Накануне презентации ко мне приехали братья Якеменко и настоятельно попросили ее отменить. Я отказался. Тогда они предложили другой вариант: в одном зале пусть будет Лимонов, а в другом они будут проводить антилимоновскую акцию. Я ответил, что это еще неприличнее.
– И ты мог с ними разговаривать?
– По крайней мере с младшим. Старший, по-моему, не вполне адекватен. Они меня предупредили, что я пожалею о своей несговорчивости. Я ожидал административного давления или публичной травли, но вместо этого неделю спустя меня просто избили. Я усматриваю тут прямую аналогию со случаем Кашина и именно поэтому считаю, что за его избиением стоят Василий Якеменко и его компания.
– Не кажется ли тебе, что успех пермской инициативы заставит власти возглавить эксперимент, если его нельзя остановить?
– Преимущество культуры в том и состоит, что ее нельзя возглавить. Если они захотят помочь провинциальным поэтам и художникам – пожалуйста. Но ведь они их этим не купят. Зато может устраниться пропасть между властью и культурой и – шире – между властью и обществом. Та самая пропасть, которая и привела к катастрофе в семнадцатом году.
P.S. Марат Гельман сообщил, что весь местный бизнес просит его продолжить работу в Твери.