Благодаря харизме Олега Янковского это, безусловно, удалось. Хотя играет он Филиппа, осмелившегося перечить остервенелому безумцу, весьма скупыми "житийными" красками - минимум слов и жестов. Однако этого достаточно для задачи противопоставить психическому уродству Грозного внутренний свет Филиппа. Правда, за кадром остается то, что бывший игумен Соловецкого монастыря, читавший труды Леонардо и употребивший инновационные методы хозяйствования во вверенной ему обители, был едва ли не единственным человеком Возрождения во всем царстве. Главное - он был призван Грозным на митрополичий престол, чтобы освящать своим присутствием средневековый мрак и ужас. Но в ограниченной воспаленным воображением вселенной не было места разуму. Даже чертежи любимого Филиппом Леонардо были использованы для создания пыточных приспособлений. Публично осудив опричнину, Филипп подписал себе приговор. Владыка был сослан в монастырь и по преданию удушен там Малютой Скуратовым (Юрий Кузнецов). А царь остался в гулкой пустоте своих навязчивых идей. "Где мой народ?" - жалко и страшно вопрошает он в финале. Народ не безмолвствует, как у Пушкина. Народа у такого царя просто не осталось.

Мракобесие, как и было сказано

Конечно, учить историю по этому фильму можно разве что от противного - тщательно проверяя по энциклопедии события и даты, принесенные в жертву авторскому замыслу. Филипп с Грозным никак не могли быть друзьями детства из-за большой разницы в возрасте. Это просто драматическое допущение, которым воспользовался, кстати, и Эйзенштейн в своем "Иване Грозном". Никто опального митрополита не сжигал в церкви, хотя сцена, спору нет, эффектная, особенно когда маковка падает на землю, как в знаменитых кадрах о разрушении храма Христа Спасителя. Нельзя сказать, что и сюжет как-то архетипически уникален. Достаточно вспомнить пьесу Жана Ануя "Беккет, или Честь божья", где разыграна похожая коллизия отношений между Генрихом II и Томасом (Фомой), архиепископом Кентерберийским. Однако все-таки фильм Лунгина - это чисто русский продукт, который для иностранца предстанет в виде привычного набора стереотипов и загадок большой и невнятной страны. Зато внутри этой страны он способен всколыхнуть широкую дискуссию. В ней найдется место и ревнителям истории, и искателям аллюзий, и сторонникам твердой руки, и противникам какого бы то ни было альянса власти с церковью. В этом смысле идея "Царя" по-хорошему не определена, что позволяет ему стать стартовой площадкой для общественного разговора о судьбе и пути России.

Вот только вопрос: нужен ли кому-то такой разговор? Вроде бы исторический жанр сегодня в чести. Зрители готовы смотреть не только хорошие сериалы от "Рима" до "Ликвидации", но и сделанное доходчиво, без усложнения сюжета побочными смыслами, постановочное кино от "Адмирала" до "Тараса Бульбы". Они даже откликаются на такую "почвенническую" публицистику, как фильм отца Тихона Шевкунова "Гибель империи. Византийский урок". Однако каждый раз, как появляется фильм, зовущий к спорам, все сводится к одному. Прогрессивная общественность, быстренько подсчитав исторические ляпы и несоответствия, страшно обижается, что ей в разных формах снова и снова норовят навязать одно и то же блюдо - опостылевший "византизм" с его православием, самодержавием, народностью. Вместо того чтобы указать светлый путь России на Запад, за который у нас традиционно отвечает Петр Великий. Причем, говоря о непреодолимом "византизме" русской власти и государственной устроенности, большинство толком не знает, что такое Византия, видя в этом понятии только средневековое мракобесие.

Отсутствие подлинного интереса к тому истоку, откуда, может быть, и идут все наши беды, свершения и споры, доходит до смешного. От нескольких кинематографистов разных профессий, продюсеров, сценаристов, режиссеров, я слышала, что сериал "Рим" - это их личная украденная и реализованная мечта. А когда спрашиваешь, почему бы не сделать что-то подобное на материале Восточной Римской империи, Царьграда, напрямую связанного с нашей историей, они бурчат, что не хотят иметь дела с кликушеством. Те же, кто пытается прогрессистам оппонировать, действительно никак не могут выпутаться из тугой связки православия с самодержавием, забывая о том, что Россия сегодня, при всех оговорках, демократическая и светская страна и вряд ли вдруг это возможно изменить. Поэтому всем стоит бороться с узостью взглядов. В конце концов, история не слишком точная наука. Она имеет свои опорные точки в виде стереотипов, сложившихся по отношению к определенным хронологическим периодам и личностям. Но можно эти стереотипы если и не разбивать, то хотя бы расцвечивать новыми красками. Скажем, тот же Иван Грозный может быть совсем иначе увиден через призму отношений и переписки с Курбским, который в позитивной оценке считается первым русским диссидентом-эмигрантом, а в негативной - изменником.

Аршином общим не измерить

Одно понятно, что от темы властителя и властной вертикали в этом вопросе никуда не уйти. Вот уже на наших глазах складывается традиция предъявлять народу к новому празднику, Дню народного единства, сюжет из российской истории в форме поучительной притчи о власти. Два года назад традицию заложила авантюрная фантазия "1612", где беглый холоп на излете Смуты, переполненной лжецарями, едва не становился государем московским благодаря боярской коррупции и поддельной родословной. Показав срез русского самозванства, утвердив героев фильма и зрителей в мысли о том, что жить без царя в голове и царя на престоле негоже, перепутав реальных персонажей и вымышленных, авторы все же заканчивали свою историю вполне в соответствии с историческими фактами - воцарением новой династии Романовых. Несмотря на массу недостатков, картина стала вехой, опытным образцом патриотического блокбастера, скрещивающего советский и голливудский подход к работе с историческим материалом. Жаль, что критики, вникать в проблему глубоко не стали. Они просто расчехвостили фильм за чрезмерность вымысла, дурные спецэффекты и ходульный державный пафос, утверждающий властную вертикаль как божий промысел, который умом не понять и аршином не измерить.

А проблема-то осталась. Отчего-то не получается у нас соединить развлечение с поучением, да так, чтобы за державу было не стыдно и чтобы связь с современностью прослеживалась. Как в "Патриоте", "Гладиаторе", "Елизавете" или "Храбром сердце". Как в картинах Эйзенштейна, наконец. Он ведь был вынужден довольно грубо прилаживать историю к нуждам текущего момента. Но эстетически результат получался безупречным. Разве что военное кино выбивается вперед, потому что есть традиция, которую можно применить хоть к "9 роте", хоть к "Штрафбату". Дело не только в деньгах, хотя без них антураж эпохи, конечно, не создашь. И не в передергивании дат и фактов - кино имеет дело не с учебником, а с мифологией. Беда в том, что у нас к историческому сюжету не могут найти точный подход: что это, костюмная драма или послание городу и миру. Хоть "Всадника по имени Смерть" возьми, хоть "Бедного, бедного Павла" - авторы явно поверх сюжета хотят сказать слишком многое о прошлом, настоящем и будущем, но в итоге даже героя толком обрисовать не могут. А ведь у исторического кино хорошие шансы стать зрительским манком. Это жанр, который, предлагая яркое зрелище, заодно имеет в виде бонуса просветительскую функцию, которой нет цены для воспитания сынов отечества. Вопрос в том, насколько сильно могут прогнуть авторы историю, зафиксированную в учебниках и энциклопедиях, ради своей личной, художественной правды. Сила-то, безусловно, в правде. Беда в том, что она не одна.  

Ирина Любарская


Vox populi 
  Непрошедшее время  

Своими взглядами на "Царя" и историческое кино в целом "Итоги" попросили поделиться людей, неравнодушных к кинопроизводству. 

Михаил Ефремов, актер: 

- Для меня "Царь" стал настоящим откровением. Больших исторических фильмов у нас наснимали достаточно, вспомнить "Адмирала". Но картина Павла Лунгина из этого ряда явно выбивается. Во-первых, потому, что это авторское, гуманитарное кино, повествующее о великом человеке - митрополите Филиппе. А совсем не о царе-душегубе Иване Грозном. Во-вторых, меня просто потрясли актерские работы, и не только Олега Янковского и Петра Мамонова. Не думаю, что "Царь" сильно повлияет на посещаемость библиотек и продажу исторических книг, но если хотя бы десять человек из тех, кто посмотрит картину, заинтересуются хроникой тех времен - уже хорошо. А какими должны быть исторические картины, чтобы возбуждать патриотизм, я, честно говоря, не знаю. Думаю, главное - не ломать по их поводу стулья, а кино снимать. Чем больше, тем лучше. 

Михаил Веллер, писатель: 

- Мода, поветрие, политкорректность, стиль последних десятилетий - показывать великих исторических личностей не как масштабных персонажей, а как абсолютно частных лиц в частных обстоятельствах. И в "Царе" Павла Лунгина мы имеем главным героем рядового человека, угрызающегося совестью по личным вопросам. На его челе нет никакой печати государственности и масштабности геройских дел. Это может способствовать углубленному пониманию психологического мира человека. Но вряд ли повлияет на знание истории и патриотизм. 

Тогда как с недавних пор властные структуры действительно начали обращать внимание на патриотическое воспитание молодежи. Людям моего поколения это памятно по советским временам: кто платит, тот и заказывает музыку. Но государство заинтересовано в том, чтобы существовать. А значит, граждане должны быть патриотами. Поэтому выделение денег на государственно полезные картины в условиях всеобщего безверия дело необходимое. Однако меня смущает и ограниченность исторических тем, воспеваемых на экране. Как говорил незабвенный папа Мюллер, "мы никогда не сможем понять логику непрофессионалов". Умственные способности и культурно-исторические познания наших кинематографистов остаются для меня загадкой. Возникает ощущение, что эти люди в большинстве своем живут в некоем вымышленном мире, где истории реальной просто не существует. 

Рубен Дишдишян, гендиректор кинокомпании "Централ ­Партнершип": 

- "Царь" мне понравился. Этот фильм способен эмоционально зацепить. Но если рассуждать о нем в контексте жанрового кино, то уместно поставить вопрос, насколько этот фильм историчен. В нем действительно происходит столкновение характеров очень важных для России персонажей. Но нельзя забывать, что мы имеем дело с оригинальной режиссерской трактовкой этих образов. И при этом понимаем, что Лунгин говорит о современности. Есть же фильмы, где, напротив, действуют незначительные люди, а исторический колорит использован как фон для захватывающей истории. Например, таковы наши телефильмы "Ликвидация" и "Исаев". Ведь эти картины получились в том числе и потому, что удалось поймать дух эпохи, сделать их историческими. Но построены они на вымышленных сюжетах. Другой пример - фильм "Брестская крепость", съемки которого по заказу Телерадиовещательной организации Союзного государства мы только что завершили. Здесь поставлена задача реконструировать не только внешние признаки времени, но и события, которые происходили в крепости в первые месяцы войны. Были изучены все доступные, в том числе и открытые в последнее время, документы, консультанты на картине работали под руководством директора музея Брестской крепости. Все герои - реальные исторические персонажи, псевдоним дан только курсанту музвзвода Сашке, которого в реальной жизни звали Петр Клыпа. 

При этом все перечисленные типы картин могут быть очень любимы зрителем. Самое главное - сделать их убедительными, заставить поверить в историю, которая разворачивается на экране. А это уже зависит от таланта авторов, а не от жанра, и относится не только к историческому кино. 

Нужно также отметить, что в кинематографе свой ранжир исторических событий. Конечно, в первую очередь авторов фильмов привлекают сломы эпох, когда события становятся концентрированными. Как правило, в такие времена происходят восстания, революции и войны. Возьмем, скажем, отмену крепостного права, событие, безусловно, важнейшее. Но как снять о нем фильм? Ведь 1861 год - всего лишь официальная дата. На самом деле этот процесс происходил в головах людей не одно десятилетие. Конечно, эта эпоха может быть историческим фоном для какого-либо сюжета, как, например, отмена рабства в Америке стала фоном для величайшей любовной истории - "Унесенные ветром". Но надо добавить, что там эти процессы все же сопровождались Гражданской войной. 

Любой исторический фильм дороже фильма на современном материале, это аксиома. Воссоздание эпохи - декорации, костюмы, соответствующий реквизит, все это предполагает затраты. Если же речь идет о большом прокатном фильме, то тут очень важна зрелищность, которая также из ничего не возникает. С другой стороны, история - чрезвычайно благодатный материал как для поиска реальных сюжетов, так и для фантазии; как для разговора о современности, так и для повествования о делах давно минувших дней. 

Андрей Геласимов, писатель: 

- Очень жду "Царя". Даже если меня не устроит режиссура Павла Лунгина, которая не всегда однозначна, я уверен в Янковском - это человек, который априори никогда не играл плохо. 

Будучи простым советским подростком, я очень любил исторические фильмы, как наши - скажем, про Суворова, Нахимова, - так и американские. Помню, лет в 12 сходил в кино на "Клеопатру" с Элизабет Тейлор и тут же залез в БСЭ: захотелось понять, что такое римский легион, кто такие Цезарь, Антоний и т. д. Российские актеры тоже могут заставить зрителей по-другому взглянуть на известных личностей, заинтересовать их историей. Одна беда - со сценарным делом. В современных картинах необходимо поддерживать верный баланс между дидактикой и развлечением. Особенно если это военно-историческое кино, предполагающее большие бюджеты и масштаб. Как, например, телевизионная версия "Адмирала" Андрея Кравчука. В ней есть и герой, и история, и то, что называют экшеном. Молодому зрителю нужно в первую очередь нечто красочное типа "Беовульфа". Или, например, "Кольца нибелунгов". Ведь наверняка этот немецкий четырехсерийный фильм можно назвать патриотическим в смысле воспитания немецкого духа. Нам надо делать нечто похожее. 

Николай Лебедев, режиссер: 

- Думаю, что патриотическому воспитанию способствует все, что хорошо сделано. Это касается не только кино, но и, например, судопромышленности. А фальшивая, непрофессиональная картина в любом случае вызывает раздражение, какие бы верные вещи она ни втолковывала. Очень жду, когда смогу увидеть "Царя". Так получилось, что мы с Павлом Лунгиным озвучивали картины в соседних павильонах. Я к нему не раз заглядывал: был поражен, как оперная, по сути, история может выглядеть на экране такой реалистичной и чувственной. 

Государство в принципе должно поддерживать кинематограф, особенно сейчас. Бытует мнение, что у нас сегодня снимается чересчур много фильмов, и в большинстве своем никудышных. Не лучше ли, мол, отдать потраченные на них деньги на более благие цели? Я убежден, что все эти разговоры - чистая ерунда. Вот, например, в Америке снимается порядка 850-1000 картин в год. А выстреливает из них - 25-30. 

Сколь глубоко мы не выходили бы в историю, мы все равно рассказываем о сегодняшнем дне. Для меня, скажем, картина Андрея Тарковского "Андрей Рублев" больше говорит не о Древней Руси, а о Советском Союзе середины 1960-х. Кино всегда в первую очередь говорит о дне сегодняшнем. Все равно в каких декорациях.

Ирина Любарская

Итоги.RU