Милле: Печально, когда человека вот так выставляют на всеобщее обозрение, еще даже не доказав его вину. В США любят подчеркивать, что со Стросс-Каном обошлись в точности, как с любым другим обвиняемым. Разумеется, против принципа всеобщего равенства перед судом мне возразить нечего.
"Шпигель": Но?
Милле: Мне представляется, в данном случае нарушение заповеди о равенстве все же имело место. Если бы речь шла о человеке никому не известном, едва ли кто-то стал бы созывать множество журналистов, чтобы запечатлеть его в столь жалком обличии. Французские СМИ упражнялись, как могли, в лицемерии - дескать, происходящее вокруг Стросс-Кана шокирует. Непрестанно напоминали, что во Франции, в нашей ах какой цивилизованной Франции подобное шельмование невозможно. И вместе с тем, поскольку закон не воспрещает распространение материалов, подготовленных за рубежом, все это безобразие то и дело демонстрировалось у нас.
"Шпигель": Несмотря на то, что на Стросс-Кана распространяется презумпция невиновности. Еще не известно, что именно произошло в номере нью-йоркского отеля. Он сам все обвинения решительно отвергает. Увы, сексуальные скандалы с участием людей, облеченных властью, привлекают больше внимания, нежели дебаты политиков.
Милле: Да, они нас страстно волнуют, и этому есть причины. Они обнаруживают нашу собственную человеческую природу. Французское общество - до крайности утонченное общество, и подобный цирк, устраиваемый СМИ, не способен внушить нам отвращение.
"Шпигель": Едва ли стоит сочувствовать сильным мира сего из-за того, что те становятся заложниками собственной известности.
Милле: Прославленного гладиатора бросают рыкающим львам: в этом зрелище есть что-то до жути захватывающее. Оно окрыляет воображение. Люди додумывают все мыслимое и немыслимое о том, что же произошло в нью-йоркском отеле. На месте Стросс-Кана я бы сказала себе: какая все-таки необычная у меня судьба! Ее можно положить в основу романа и даже античной трагедии.
"Шпигель": Но ведь нельзя просто переводить этот инцидент в эстетическую категорию. У трагической судьбы есть виновники: заносчивость, высокомерие человека во власти, ощущение своего права брать от жизни все, что захочешь.
Милле: Вы считаете, ему следовало бы демонстрировать раскаяние? Изображать грешника, замкнувшегося в себе? Я бы ему этого не советовала, если не брать в расчет разве что процессуально-тактических соображений. Конечно, в суде декларация чистосердечного раскаяния может пригодиться.
"Шпигель": В ваших словах сквозит цинизм.
Милле: Ну, я считаю преступление, которое он якобы совершил, довольно-таки относительным. И потому рискну заявить (отчасти такое право мне дает мое прошлое и репутация вольнодумки), что не спешу присоединиться к призывам проявить максимальную строгость.
"Шпигель": В своей книге вы пишите, что сами никогда не оказывались жертвой насилия. Имеете ли вы право на подобное всепрощение?
Милле: Я, безусловно, осуждаю любое насилие над тем, кто слабее. Но здесь важна ме-ра насилия, а не сексуальная природа деяния. Нет ничего более относительного, чем интерпретация действий сексуального характера.
"Шпигель": Даже в вашей системе координат сексуальная свобода может произрастать только на почве взаимного согласия. Судя по имеющейся информации, Стросс-Кан этим условием пренебрег.
Милле: Безусловно. Его назойливость, его агрессивные, почти обсессивные повадки довольно широко известны в узких кругах.
И все же не знаю, можно ли считать его насильником. Он не угрожал оружием и, похоже, никаких телесных повреждений у горничной нет. Я, скорее, солидарна с бывшим министром культуры Жаком Лангом, сказавшим: ведь никто же не умер.
"Шпигель": Однако его действия вызвали вопль возмущения. Вы уподобляетесь людям, которые перекладывают часть ответственности на жер-тву, которая не дала должный отпор. Как бы вы поступили в такой ситуации?
Милле: Я и правда задавала себе такой вопрос. Есть две возможности: или ДСК показался бы мне симпатичным, или нет.
"Шпигель": Первое едва ли возможно.
Милле: Отчего же? Вообще мне немного жаль, что мы не встретились раньше, когда я была помоложе. Не исключаю, что мы бы могли поладить - два человека, сделанных из одного теста.
"Шпигель": Применение силы было бы лишним. Так сказать, связь на равных.
Милле: А если бы он не вызвал моей симпатии, я бы просто оттолкнула его и рассмеялась. Обычно смех действует в таких случаях как холодный душ. Другая на моем месте подняла бы крик. А более воинственная дамочка отвесила бы оплеуху. Наконец, меркантильная особа воспользовалась бы случаем, чтобы выбить из обидчика деньги. Учитывая, что речь идет о фелляции или по меньшей мере о контакте полового члена и рта, женщина хладнокровная и агрессивная укусила бы сластолюбца так, что мало бы не показалось. Многие женщины спрашивают: слушай, а почему горничная этого не сделала? Такой вопрос мне задала медсестра в стоматологии, где я недавно была, или, например, молодая практикантка в редакции нашего журнала Art Press.
"Шпигель": Из того, что известно, можно предположить, что горничная была в растерянности, в шоке. И даже если она не знала, кто этот мужчина, то наверняка понимала, что гость в VIP-номере - человек уважаемый.
Милле: Это, конечно, так. Я только хочу сказать, что реакций на мужскую похоть может быть столько же, сколько существует типов женщин: начиная с робости и заканчивая решительным отпором. К тому же после подобного инцидента женщины могут вести себя очень по-разному. Кто-то скажет: хорошо я проучила эту жирную грязную свинью! А кто-то будет считать себя жертвой изнасилования, страдать от душевной травмы.
"Шпигель": Но это не меняет сути преступления.
Милле: Я лично виню Стросс-Кана, этого интеллигентного, культурного мужчину, в одном: он повел себя, как грубиян.
"Шпигель": Вы говорите об этом, как о незначительном проступке.
Милле: Он повел себя, как мужлан, не способный контролировать свои инстинкты и поддавшийся минутному влечению. И в этом ему уподобляются больше мужчин, чем принято считать.
"Шпигель": Но, возможно, не так много тех, кто уверен, что это сойдет им с рук, что они лишь берут то, что им причитается. Тех, кто смотрит на женщину как на доступный объект.
Милле: Его последующее поведение - ведь он планомерно выехал из отеля, сел в самолет, на который был куплен билет и, по всей видимости, задавал полицейским, снявшим его с рейса, только один вопрос: What's the matter? ("В чем дело?"), - его поведение свидетельствует, что Стросс-Кан попросту позабыл о том, что, возможно, произошло.
"Шпигель": Разве это не обычное явление для преступников-рецидивистов?
Милле: В случае с насильниками такое бывает нередко. Повторюсь: я не хочу этим сказать, что считаю ДСК насильником. Я хочу лишь сказать, что то наказание, которое может назначить ему суд, и то наказание, которое он уже понес как политик, имевший шансы на переезд в Елисейский дворец, мне представляются чем-то несоразмерным.
"Шпигель": Вероятно, такую женщину, как вы, прельщает возможность встать на сторону Стросс-Кана? Что это - проявление солидарности двух либертинов?
Милле: По отношению к горничной он повел себя крайне нагло. Здесь я его защищать не могу. Но я против позиции феминисток старой школы, которые втискивают женщину в роль жертвы. Женский пол сегодня разделяется на две части: одни достаточно уверены в себе, чтобы самостоятельно распоряжаться своим телом и принимать решения относительно собственной сексуальной жизни, в том числе давать решительный отпор. Другие покоряются и отдают себя во власть мужчины. Вместо того чтобы помочь последним найти смелость и обрести свободу, феминистки зачастую лишь усугубляют их положение. С человеком случилось несчастье, и тут они подсыпают соли на раны, заявляя, что женщина, пережившая насилие, теперь просто обязана погрузиться в депрессию, или что изнасилование оказывает крайне разрушительное воздействие на личность и представляет угрозу для свободы всех женщин на Земле.
"Шпигель": Но ведь вы же не скажете жертве: да ладно, забудь!
Милле: Ей можно помочь, объяснить, что телу нанесен отнюдь не непоправимый урон, что сперму можно отмыть, причем не только с кожи, но и с души. Мужчина может овладеть телом женщины, но не ее личностью, которую нельзя сводить только к телу. И как вместо этого поступает знакомый этой нью-йоркской горничной? Заявляет, что женщина полностью уничтожена. В мечети, расположенной в том квартале, где живет эта несчастная, убеждены: такой позор не смыть никогда! Разве это не возмутительно?
"Шпигель": По крайней мере, вы не разделяете мнения многих французов, будто Стросс-Кан попал в западню?
Милле: Злые американцы, решившиеся избавиться от главы Международного валютного фонда, нехороший Саркози, пытающийся вывести из игры конкурента, - все это те мифы, которыми неизбежно обрастают подобные истории. В этом есть что-то трогательно-романтичное. Но тот, кто их придумывает, не имеет ни малейшего представления о действительности.
"Шпигель": Все, кто знает Стросс-Кана, заверяют: на него это не похоже, ведь известному соблазнителю и дамскому угоднику подобное просто не нужно.
Милле: Как бы жестоко это ни звучало, вероятно, на совращение горничной Стросс-Кан просто не хотел тратить время. Впрочем, я сама никогда не придавала большого значения тому, что предваряет соблазнение и флирт. <…>
"Шпигель": Политики, обладающие харизмой, зачастую оказываются соблазнителями. Быть может, в борьбе за голоса избирателей имеется сексуальная подоплека?
Милле: Очень немногие избиратели ориентируются на предвыборные программы кандидатов. Большинство руководствуются интуицией, тем, кто им нравится больше других. Плюс вполне может иметь место эротический перенос. Народ хочет, чтобы глава государства обладал качествами, которых людям недостает в себе. Макс Вебер открыл, что харизматичность лидера может таить в себе опасность.
"Шпигель": В том числе и для женщин?
Милле: Известно, что многих женщин, в особенности с несколько истерическим типом личности, привлекает власть. Успешные политики вращаются среди людей, которые готовы им услужить. Это повышает готовность к переходу границ, что, в свою очередь, усиливает искушение. И тут подробности интимной жизни политиков выплескиваются на простых граждан. Поэтому я решительно выступаю за уважение частной сферы. Иначе никаких тормозов не останется. В сексуальной сфере каждый вырабатывает для себя собственную мораль. Заповеди и запреты в этой области основываются, скорее, на предрассудках, чем на пони-мании того, что есть добро и что есть зло. Сексуальная озабоченность ДСК имела политические последствия только для него самого. Заявления, будто он опозорил всю Францию, мне представляются вздором.
"Шпигель": Во французском обществе, похоже, преобладает снисходительный настрой. Возможно, это объясняется культурными особенностями Франции с ее давними традициями либертинажа в придворных и интеллигентских кругах.
Милле: Пусть это вас шокирует, но я не считаю случившееся с ДСК ни чем-то аномальным, ни тем более патологичным.
"Шпигель": Это мы поняли. Похоже, для вас речь идет не более чем о недостатке учтивости, все равно что о перебранке в метро.
Милле: Сексуальность - это стиль жизни. Во Франции ни-кто не попрекает молодую жен-щину, если та пользуется собственной привлекательностью, чтобы получить какие-то преимущества на работе. Женщи-ны стремятся выглядеть элегантно. Они ждут комплиментов и не спешат расценивать их как сексуальное посягательство. Культурные различия налицо. В какой еще стране столько представителей интеллигенции считают своим долгом высказаться по поводу нью-йоркского инцидента со Стросс-Каном? Еще раз повторюсь: по мне, пережить изнасилование менее страшно, чем лишиться глаза, - вуаля.
"Шпигель": Вы чувствуете себя как дома в культурной среде, где нормой является определенная интимность и свобода общения. И это облегчает сближения и расставания. Заниматься любовью, писали вы как-то, - это столь же естественно, как дышать. А как обстоит с этим в кругах политиков? Возможно, и там имеет место закрытая система параллельных связей, в которых устанавливаются собственные нормы и правила?
Милле: О, да, эта темная, тайная сторона буржуазного общества! Бунюэль и Годар! Разумеется, представители определенных профессий, в том числе журналисты, завязывают больше знакомств, чем остальные люди. Контакты устанавливаются совершенно непринужденно. Но сексуальный эгалитаризм нивелирует, в том числе и социальные различия. Говорят, Стросс-Кан - частый гость в парижском клубе Les Chandelles. Уверена, там он встречался с людьми из самых разных слоев. Сексуальная необузданность - отнюдь не привилегия крупной буржуазии.
"Шпигель": И что, это дает право лезть под юбку к прислуге?
Милле: Я в мои бурные годы тоже подчас могла сходиться с отвратительными, потными, вонючими мужчинами. Определенная вульгарность в отношениях может усиливать влечение, особенно если речь идет о сильном поле. Это, кстати, отчасти объясняет популярность Марин Ле Пен, возглавляющей правоэкстремистский Национальный фронт Франции. Доминантный стиль поведения по мужскому образцу с налетом вульгарности.
"Шпигель": Однако свою жену Стросс-Кан выбирал, руководствуюсь совсем другими критериями.
Милле: Это говорит в его пользу. Он взял жену из равных себе. Она авторитетная журналистка, умная, яркая, небедная, примерно того же возраста, что и он. Кое-кто из мужчин, имеющих власть, деньги и влияние, в его возрасте щеголяет, как трофеями, молодыми красотками. Стросс-Кан же предпочел женщину независимую и умную - такую, которую нельзя назвать только объектом.
"Шпигель": Однажды Стросс-Кан сказал, что эта женщина означает для него все. И даже сегодня она остается на его стороне - притом, что он ее постоянно обманывал.
Милле: Вероятно, они оба не считали это обманом. Учитывая, сколько друзей было в курсе его любовных эскапад, трудно предположить, что Анна Синклер ничего не подозревала. Предательством в этих кругах считается не интрижка, не имеющая далеких последствий, а расставание. Она принимала его таким. И кто знает, как она понимает собственную свободу. <…>
"Шпигель": Есть такая типично французская тенденция: представители интеллигенции, философы и литераторы воспевают либертинаж как высокий стиль жизни. Маркизом де Садом нередко восхищаются, как человеком с "божественным" дарованием. Разве тем самым либертинаж не остается чем-то элитарным, попыткой провозгласить необузданность страсти высшей формой свободы и самореализации?
Милле: Я решительно протестую против предположения, будто сексуальная свобода характерна лишь для буржуазной элиты и недоступна для простых и бедных людей, таких как герои романа Мишеля Уэльбека. В мои бурные годы я встречалась с самими разными людьми, представителями всех профессий и слоев общества. Франция изобилует укромными гостиницами для влюбленных, причем это касается не только столицы, но и крошечных городков в провинции, где даже не предполагаешь встретить адептов либертинажа. Так что это не только стиль жизни привилегированного класса в Париже.
"Шпигель": Кого, по-вашему, предпочтут теперь французы, когда Стросс-Кан сошел с дистанции: основательного отца или славную мать нации?
Милле: Не думаю, что французы готовы видеть во главе государства женщину. Народ не хочет иметь дело с занудой и предпочтет личность, способную увлечь за собой - даже если ей придется прощать неприятные сюрпризы.
"Шпигель": Мадам Милле, благодарим вас за этот разговор.
Милле: (смеется): Чего я только не наговорила… Что выйдет из этого интервью?
Ромен Лайк
ДОСЬЕ
Катрин МИЛЛЕ
Автобиографическое произведение "Сексуальная жизнь Катрин М." (2001) - сенсационный и наделавший много шуму бестселлер 63-летней писательницы, ставший одной из самых откровенных и беспощадных книг о сексе, написанных женщинами. Эксперт в области современного искусства и издатель журнала Art Press в своем втором автобиографическом произведении "Ревность" (2010) рассказала о душевном кризисе, который ей пришлось пережить в результате интрижки ее мужа Жака Анрика.
Профиль