…175 лет промелькнуло как-то незаметно. Будто и не было этой вроде бы длинной череды десятилетий. Не было мировых войн, социальных потрясений, крестьянских восстаний, городских революций… Будто не было изобретено электричество, не удалось заглянуть в микромир и извлечь оттуда несметные ресурсы энергии. Будто не было космических полетов. Будто не было и нет глобальных коммуникационных систем.
Точно за все эти без четверти два века в стране не случилось ни одной ревизской сказки, которая бы отделила в России живое от мертвого.
Увы, и сегодня можно как встарь торговать мертвыми душами. Правда, по рыночной цене.
Только вот горизонталь страны несколько сократилась, а вертикаль в последнее время чуть раздвоилась. А так все как прежде. Взяточничество, как было нормой жизни, так и осталось таковою. И почти стало нормой морали, санкционированной Господом Богом.
Утверждать обратное трудно в обоих случаях. "Да и странно говорить, - восклицал гоголевский Городничий: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят".
Сегодня не одни волтерьянцы с либералами говорят против коррупции. Сегодня сами взяточники "против". И готовы с этим бороться бескомпромиссно, но… не брать взяток хоть борзыми щенками, хоть вояжами на заграничные курорты или какой другой халявой уже не в силах.
***
Что еще примечательно, если цитировать тогдашнее время: взятки охотно, по первому намеку, давало и чиновничье сословие, и частные граждане.
После того, как, что называется, "отдуплились" смотритель учебных заведений, почтмейстер и судья, раскошелиться пришлось помещикам Бобчинскому и Добчинскому, а затем без всяких лишних напоминаний со своими дарами пошли купцы и прочие мещане. "Гражданское общество" понимало не хуже служивых людей, что без "подмазки" дела не делаются. Раз все берут, то и все дают. И наоборот.
Отчего же так смущались и трепетали до боли в коленках отцы провинциального города, всучая Хлестакову ассигнации? От того, что им думалось, что они вышли на самый верх иерархической спирали, где все могло быть устроено как-то иначе. Где за неловкий жест с пачкой банкнот могут повязать… Так им казалось.
Надо признать, что в те патриархальные времена технология взяткодательства не была отработана до тонкости. Особенно в провинции. Потому "Ревизор" с этой стороны представляет важный археологический интерес.
Тогда еще не выработалось привычки заносить деньги в конвертах, вкладывать их в документы… С мотивировками были проблемы. Потому 175 лет назад господа чиновники совершенно в растерянности топтались в гостиной Городничего. Поступило два предложения. Одно: пожертвования от дворянства на памятник чему-либо. Другое: по почте пришли деньги неизвестно от кого и неизвестно кому; не угодно ли вам, господин Инкогнито, распорядиться. Оба были отвергнуты. Рискнули покупать снисхождение начальства в индивидуальном порядке.
Но как же тяжело пришлось первопроходцу судье Аммосу Федоровичу Ляпкину-Тяпкину. Судья переступил порог с зажатым деньгами в кулаке, дрожа и потея от ужаса… Все, впрочем, обернулось наилучшим образом: судья бумажки уронил. Хлестаков их поднял и сказал, что берет взаймы, обещая непременно вернуть по приезде в деревню. Под эту легенду прием прочих денежных подношений прошел как по маслу и к обоюдному удовольствию.
Ну, а с частными гражданами и вовсе проблем не оказалось. Он выслушивал их жалобы на мздоимца-городничего, грозил оному Сибирью, а челобитчики ему кузовок вина и "сахарка голову", да еще взаймы дали тысячу ассигнаций на подносе. Вместе с подносом, а также с веревочкой, что могла в дороге пригодиться.
Самый масштаб мздоимства в подведомственном Сквознику-Дмухановскому выяснился, когда Хлестаков сделал предложение его дочери.
И какая сочная риторика полилась из уст Городничего:
"Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас... у!.. обманываете народ... Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе... И брюхо сует вперед: он купец, его не тронь…
…А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
…Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было... понимаешь? не то чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или головою сахару... Ну, ступай с богом!".
Нравы в ту пору были внутрисемейными. Имущественные отношения меж чиновниками и с бизнесом - домашними.
По правде, есть одна подробность в пьесе, что бросается в глаза современному читателю особенно отчетливо. Я имею в виду уровень осведомленности градоначальника в том, что происходит в городских учреждениях. Он ведает, что больные курят крепкий табак, ходят по-домашнему и в грязных колпаках. Что в передней судейского учреждения сторожа развели гусей с гусятами, шныряющими под ногами. Что в самом присутствии белье сушится, а над шкапом арапник висит. Что у одного из заседателей изо рта такой запах идет, будто в винный погреб зашел и то обстоятельство, что в детстве его мамка ударила, отчего и отдает от него водкой до сих пор, его не извиняет. Что учитель истории такие рожи иногда корчит, что хоть святых выноси. И т.д. И т.п.
Такого обстоятельного знания мельчайших подробностей городского хозяйства у современных мэров нет и в помине. А в остальном, в принципиальном, все как было, так и осталось. И читая пьесу "Ревизор" сегодня снова посмеемся как встарь. И как встарь - сквозь слезы. А как вскрикнет городничий, поворотившись к залу: "Над кем смеетесь! Над собой смеетесь!", могли бы, по логике вещей, и зарыдать сквозь смех… Но не дождетесь!
…Что же это за страна, где на протяжении двух веков фитюлька, тряпка, столичный тусовщик вгоняет в страх ее граждан. Где городничие только и думают: "Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?". Где в экипаже, запряженном "Русью-тройкой", мчится в светлое будущее скупщик мертвых душ.
***
По свидетельствам современников Гоголя, сто семьдесят пять лет назад публика на премьере веселилась. Доволен был и император. Хотя, казалось, с чего бы, с какой стати… Ведь подведомственная ему страна предстала на сцене в столь невыгодном свете.
Страна - да. Она была нехороша. Зато он, император Николай I, явился в самом наивыгоднейшем свете. В пьесе ему отдана роль настоящего грозного и неподкупного Ревизора. Того, что является в финале. На него и надежда была у зрителей сто семьдесят пять лет назад.
…Самое смешное уже не в пьесе, а в жизни: эта надежда и сегодня тлеет в умах довольно большого количества граждан РФ. Что вот явится какой-нибудь новый Сталин и скажет: "А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!".
Юрий Богомолов
РИА Новости