Немой заговорил

Вы уже, наверное, не помните, но к концу 1980-х годов, еще до того, как началась горбачевская перестройка, в Москве и в провинции откуда ни возьмись расплодились вдруг дискуссионные клубы. Часто очень странные. Нельзя было понять, почему именно в этом месте собираются именно эти люди и обсуждают именно эти проблемы. Как правило, дискуссионная площадка открывалась для какой-нибудь нужды, а потом выходила из-под контроля и жила своей жизнью. На экономическом ли факультете МГУ, на заводе ли имени Лихачева, в Генштабе ли, на улице ли возле стенда с газетой «Московские новости»…

Я вот, например, старшим школьником ходил в такой дискуссионный клуб в Московском театре юного зрителя. Теперь я могу догадываться, что клуб решилась завести у себя в театре Генриетта Яновская, когда стала главным режиссером. Например, хотела своими глазами посмотреть на того «юного зрителя», для которого ей предстояло ставить спектакли. Послушать язык «юного зрителя», очертить представления о жизни… А юный зритель набился в репетиционный зал, почувствовал себя хозяином и забыл, зачем его сюда приглашали.

И я не знаю, насколько дискуссионный клуб в театре помогал Яновской ставить спектакли. Но участникам клуба опыт явно пошел на пользу — научились говорить.

Про теперешние дискуссионные клубы проверенной информации у меня нет: давно ли существуют? сколько их? кто участники? Меня лично первый раз позвали на дискуссию год назад. С тех пор Москва уж во всяком случае превратилась в сплошной дискуссионный клуб. Дискутируют в кафе, дискутируют в клубах, дискутируют на площадях, называя это ОккупайАбаем или московским митингом, подготавливающим референдум о доверии правительству города. Дискутируют с полицейскими в автозаках и с тюремщиками в КПЗ. Даже гей-парад у нас превращается не в праздник (как в Европе) и не в побоище (как в Азии), а в дискуссионный клуб. Во всяком случае, большинство фотографий с последней московской попытки ЛГБТ отстоять свои права изображают журналистку и ЛГБТ-активистку Елену Костюченко не побитой, не поправляющей разорванное платье, а разговаривающей. То есть побили, конечно, и платье разорвали, но ведь и слушали, и спорили, пока не кончились аргументы, кроме кулака.

А «Русь сидящая»? Прийти на собрание этих организованных Ольгой Романовой людей, к чьим судьбам подмешалась тюрьма, — это все равно как в улей заглянуть потихоньку. Живой улей, здоровый, гудит, а население улья работает, смысл видит, надежду имеет, планы, наработки.

Особенность теперешних дискуссионных клубов состоит в том, что участники их разношерстные. В лагере ОккупайАбай на ассамблее я видел бок о бок либералов, коммунистов и националистов, обсуждавших самые разные проблемы, включая проблему заготовки бутербродов (с либеральных, марксистских и националистических позиций). На заседаниях «Руси сидящей» есть бедные люди, богатые, молодые, старые, с образованием, без образования — потому что от тюрьмы в России не зарекайся.

Даже про Селигер этого лета пошел слух, что и там собираются устроить дискуссионную площадку с приглашением реально действующих оппозиционеров вроде Навального. Возможно, конечно, обманут, но тогда немедленно проиграют другим дискуссионным площадкам в конкурентной борьбе, а проигрывать «Наши» не любят и не умеют.

Одним словом, тот самый народ, который традиционно безмолвствует, в очередной раз заговорил. Трудно сказать, чем это кончится. Демократизацией? Сменой строя? Развалом страны? Бог весть.

Ну да все равно теперь уж не остановишь.

Валерий Панюшкин

Ведомости

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе