Более умеренные просто промолчали, как если бы никакого заявления не было. Такое молчание, скорее всего, свидетельствовало о том, что тут картина мира симпатизантов ломается, а сказать нечего. До 30 июля, когда прозвучало это заявление, тактика защиты строилась на принципе «Никаких извинений – пусть сколь угодно умеренных и неживописных». Другим важным элементом защитительной тактики был неумеренный, по-нынешнему говоря, троллинг, т. е. дразнение суда, следствия, а равно и значительных особ. См., например, требование адвоката Фейгина вызвать в суд В. В. Путина и патриарха Кирилла в качестве свидетелей.
Будь это требование удовлетворено, можно было бы услышать диалог. «Вы были в храме Христа Спасителя во время разбираемого инцидента? – Нет, не был. – Вам известно, что произошло в храме? – Да, известно. – Каково Ваше отношение к случившемуся? – Отрицательное. – Почему? – Мне не нравятся бесчинства в местах религиозного культа. – Вы как-нибудь вмешивались в работу правоохранительных органов в связи с данным инцидентом? – Нет, не вмешивался». Спрашивается, каким образом данный допрос в суде хоть президента, хоть патриарха мог бы прояснить квалификацию концерта, а равно способствовать облегчению участи подсудимых.
Вопрос, однако, делается бессмысленным и даже глупым, если допустить, что облегчение участи подсудимых никак не является насущной задачей защитников. Действительно, есть просто адвокат, который берется добиться оправдания своего клиента или, по крайней мере, делает все для минимизации наказания. Усиленный троллинг суда и следствия – «Мы будем вас низводить и курощать» – такими адвокатами, как правило, не практикуется. Равно как не практикуется чрезмерный пиар – вплоть до явленного адвокатами Волковой, Полозовым и Фейгиным беспрестанного треска в Твиттере прямо в ходе судебного слушания. Давний опыт адвокатской профессии показывает, что все это может быть очень остроумно и забавно (тыкать в быка бандерильями тоже забавно, но только в том случае, если тыкающий сам находится в безопасности), однако дразнилок не любит никакой судья, причем вне зависимости от страны, эпохи и степени совершенства судебной системы. Всегда и везде остроумие оплачивает подсудимый своим приговором и сроком.
Разумеется, у обвиняемого есть полное право строить свое поведение так, как он считает нужным. Если перед лицом суда он занимает героическую позицию «Мы и пили, мы и пьем // Уксусну эссенцию, // Мы любили и любем // Всю интеллигенцию», а равно и «Так весело, отчаянно // Шел к виселице он, // В последний раз, в последний пляс // Пустился Макферсон» – он свободен в своем выборе и в плате за такое удовольствие. Другое дело, что добросовестный адвокат обязан представить своему доверителю альтернативу «Тихо выйти или громко сесть». Если тот выбирает последнее, значит, выбирает. Но то добросовестный адвокат, а бывают еще и политические.
Принадлежащие к последнему разряду в первую очередь озабочены тем, чтобы максимально распиарить дело, сделать его важным политическим символом, не забыть и о собственном пиаре, а доверителя в общем-то хоть волки кушай, тем более что он гораздо важнее обществу в качестве символа, а не в качестве человека, живущего на воле. Опять же – назовем вещи своими именами – громкое долгоиграющее дело с вечно сидящим узником чрезвычайно выгодно политическому адвокату. Фактически пожизненная высокооплачиваемая работа. Хорошо, если эта пожизненная работа производится в полном согласии с клиентом на основе его сознательного выбора, сознательной оценки всех pro и contra такой тактики.
Но ни из чего не следует, что политический адвокат, перед которым в случае выбора варианта с политическим символом открываются такие преимущества, будет с величайшей четкостью и добросовестностью раскрывать перед клиентом все альтернативы. Даже не обязательно совсем грубо лгать и умалчивать. Достаточно слегка переставить акценты, тем более что человек, находящийся под стражей, бывает доверчив. Следствие и суд – враги, адвокат – единственный друг, как же ему не поверить, когда он убедительно объясняет, что в результате политической тактики оковы тяжкие падут, темницы рухнут etc.
В связи с заявлением подсудимых об этической ошибке создалось впечатление, что в какой-то момент в их души закралось сомнение в полной уместности предыдущего троллинга, в результате чего позиции клиентов и защитников стали расходиться. Если три веселых адвоката не выразили внятно негативного отношения к извиняющемуся заявлению – это был бы уж совсем скандал, то их коллега по цеху, председатель ассоциации адвокатов России «За права человека» Е. С. Архипов тут же назвал заявление непоправимой ошибкой – «Акция не была направлена на оскорбление чувств верующих. Если они оскорбились, это их проблемы. Это чистая политика: критика отношений конкретного религиозного деятеля, церкви и Путина. Мне непонятны их слова о сожалении. Как адвокат, я бы не позволил занять такую позицию: она изначально проигрышная, так как они фактически признали свою вину».
Кроме того, что адвокат ничего не вправе позволять или не позволять своему клиенту, он может только рекомендовать – в таких словах уже виден класс правозащитной адвокатуры, никак не понятна и правовая логика. Из признания в том, что нами-де по неосторожности была допущена ошибка в выборе места для концерта, о которой мы сожалеем, никак не следует тезис о сознательном злом умысле, а совсем наоборот. «Сдуру наделали делов, сожалеем, больше не будем» – притом что сам факт наделанных делов никак и никем не оспаривается – есть отказ от дерзкого отрицания каких бы то ни было вредных последствий деяния. Что суды если даже и не берут во снисхождение, то уж точно не берут в отягощение. Степень дерзости и закоренелости подсудимого обязана быть учтена при рассмотрении дела, а заявление об «этической ошибке» свидетельствует о меньшей закоренелости, нежели в случае отважного троллинга.
Случай с председателем ассоциации адвокатов России «За права человека» вообще проходит по разряду юридических поговорок «Подсудимый приговаривается к пяти годам лишения свободы – два за деяние и три за адвоката», а также «С таким адвокатом никакого прокурора не нужно», но ведь и вся предшествующая защита, осуществлявшаяся адвокатской тройкой, была на той же линии.
Самым же ярким и выпуклым было поведение той части прогрессивной общественности, которая прямо осудила авторов заявления за малодушие, т. е. нежелание и далее смело громить палачей. Как они смеют, когда мы настроились смотреть на героическое мученичество символов борьбы с преступным режимом. С такими симпатизантами и никаких ненавистников не надо.
Максим Соколов
"Взгляд"