Христианская риторика мажора Жукова выглядит грубой подделкой

Потрясаться словом Е. С. Жукова можно разве что при полном незнанье своей страны. 
Фото: Сергей Бобылев/ТАСС


Когда холодную, искусственную риторику нам объявляют словом, исполненным искренней сердечной боли, немудрено, что против подмены восстают и самые деликатные люди.


Последнее слово 21-летнего студента ВШЭ Е. С. Жукова, произнесенное им на суде по делу 27 июля о массовых беспорядках, где обвинение потребовало для него четыре года лишения свободы, было очень энергическим и даже пламенным.

Оно напомнило слова песни, сочиненной полвека назад вольнодумцем Н. Н. Вильямсом (внуком почвоведа-монархиста, а затем почвоведа-марксиста акад. В. Р. Вильямса и мужем правозащитницы Л. М. Алексеевой):

Пусть мне очередь в лагерь настала, 
Лагерей и тюрьмы не боюсь. 
Скоро стая акул капитала 
Растерзает Советский Союз. 
И свободного общества образ 
Нашим людям откроет глаза. 
«И да здравствует частная собственность!» – 
Он отважно в лицо им сказал.

Восприятие речи было различным. Одни реагировали точь-в-точь по Н. Н. Вильямсу –

Машинистка-подпольщица Клава 
Горько плачет во мраке ночей, 
Вспоминая, как парень кудрявый 
Пролетарских клеймил палачей.

Причем Клавы были обоего пола и преимущественно в золотом возрасте 60+.

Другие, в том числе сочувствовавшие Е. С. Жукову и находившие четыре года за вольнолюбие наказанием чрезмерным, были несколько покороблены ходульностью речи. С их точки зрения, подсудимый выглядел как разрумяненный трагический актер, махающий мечом картонным.

Эстетические расхождения с Е. С. Жуковым были столь велики, что вполне почтенных людей – отнюдь не провластных троллей – не остановило даже то, что речь идет об уголовном суде с возможным реальным сроком и, возможно, стилистические претензии к подсудимому лучше временно оставить при себе. Но речь, исполненная совсем дурновкусного тираноборчества в духе второразрядной пьесы XVIII века, была встречена чрезмерными восторгами прогрессивной общественности – «Осанна! Благословен грядый во имя свободы!» И такая аберрация зрения вызывала желание возразить, даже несмотря на сочувственные соображения насчет светящего Е. С. Жукову срока.

Но прежде чем пуститься в эстетические споры, стоит вспомнить соображения чисто юридические – что такое вообще последнее слово подсудимого?

В принципе, это область совершеннейшей свободы. В последнем слове можно говорить о чем угодно, лишь бы это имело самомалейшее отношение к делу. А также сколько угодно – в 2017 г. девелопер С. Ю. Полонский произносил последнее слово в течение трех часов. Свобода слова тут гарантируется тем, что ее нарушение есть основание для кассации приговора. Поскольку судейским это совершенно не нужно, они предпочитают терпеть красноречие подсудимого.

Что же до произносящего последнее слово, адвокаты напоминают ему: «Все мне позволительно, но не все полезно». То есть можно клеймить палачей, но это лишь в том случае, если срок для подсудимого не имеет значения и самовыражение дороже. На что он имеет полное право.

Сам же текст защитники советуют написать заранее и по возможности выучить. При написании лучше посоветоваться с адвокатом, тогда как помощью сокамерников пользоваться не стоит, ибо они могут насоветовать.

Е. С. Жуков явно предпочел самовыражение, т. е. лучше громко сесть, чем тихо выйти, а насчет помощи менее ясно. Либо он писал все сам, что свидетельствует о его хорошем знакомстве с освободительной риторикой XIX века, либо ему помогали ученые соседи.

С одной стороны, в последнем слове прослеживается стремление – для большей доходчивости, но, возможно, и искреннее, связанное с состоянием прелести – соединить освободительные идеалы с христианской риторикой. Что мы встречаем еще у Пьера Безухова, объясняющего, что создаваемое им тайное общество – «Это союз добродетели, это любовь, взаимная помощь; это то, что на кресте проповедовал Христос». См. у Е. С. Жукова: «Я желаю видеть в своих гражданах два эти качества – ответственность и любовь. Ответственность за себя, за тех, кто рядом, за всю страну. Любовь к слабому, к ближнему, к человечеству», а суть христианства, по Жукову – это ответственность, любовь, гуманизм. А «чем страшнее мое будущее, тем шире улыбка, с которой я смотрю в его сторону».

Насчет широкой улыбки – это как-то не совсем в духе Христовом, в Гефсиманском саду Он почему-то не улыбался, но для подделки вполне сгодится. Публика в восторге, а умению различать духов она не обучена.

С другой стороны, последнее слово имеет много перекличек со сходными словами рабочих революционеров – Петра Алексеева (1877 г.), Петра Заломова (1902 г.) и списанного А. М. Горьким с них Павла Власова. Все они в суде обличали самодержавие и пророчили ему гибель – «И ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!» И сюда же Е. С. Жуков – «Самодержавие норовит сломать жизнь любому, кто искренне хочет добра своей родине, кто не стесняется любить и брать на себя ответственность. Но я смотрю вперед – за горизонт годов – и вижу Россию, наполненную ответственными и любящими людьми». Ничто не ново под луною.

Хотя есть и отличия. Алексеев и Заломов были самородными мыслителями, вышедшими из самых низов и прошедшими суровую фабричную школу. Ибо капиталистическая фабрика XIX века была далеко не маслом сливочным. Поэтому, когда они говорили о бедствиях народных, они говорили искренне и со знанием дела.

Жуков – мажор, родившийся с серебряной ложкой во рту и прошедший только Высшую экономическую школу, никак не бывшую для него суровой. Поэтому, говоря о народных страданиях, он фантазирует: «Русские мужчины вымещают всю злость на своих женах, либо спиваются, либо вешаются. Россия – первая страна в мире по количеству мужских самоубийств на сто тысяч человек. В результате треть всех семей в России – это матери-одиночки с детьми... Это спивающиеся от бессилия, это замерзающие в непрогретых больницах, etc.». То, что в России не все ладно, нам и без юного революционера ведомо, но неполные семьи как результат массовых самоубийств мужчин, но больницы не без нужных лекарств, но прямо-таки без отопления – это уже какая-то неистовая риторика, нужная для подтверждения мысли, что самодержавие – неистовый тиран родной страны своей. И потрясаться словом Е. С. Жукова можно разве что при полном незнанье своей страны обычаев и лиц, встречаемом только у девиц.

«Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа». И когда холодную, искусственную риторику нам объявляют словом, исполненным искренней сердечной боли, немудрено, что против такой подмены восстают и самые деликатные люди.

Уж очень грубая подделка.

Автор
Максим Соколов, публицист
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе