Как люди встретили Христа, когда Он пришел в наш мир?
«Встреча с Богом в буквальном смысле в наших руках. Как ковш воды. Как отворенная для бездомного дверь. Как игра с ребенком. Как все живое, доверенное нам». Иеромонах Димитрий Першин рассказывает о событиях Рождества.
Рождество не сусально — трагично. Ибо Бог приходит в глухое «нет». И это «нет» было столь глухим и очерствелым, что Ему не нашлось места даже в самых простых человеческих чувствах — в жалости и сострадании.
В Вифлееме никто не дал приюта пожилому плотнику (а может быть, и каменщику, есть и такое прочтение этих строк в свете данных библейской археологии) с его совсем еще молоденькой женой на сносях.
Никто не знал, что происходит. Никто не думал, что уже совсем скоро с этого дня будет отсчитываться история мироздания.
С самого начала Своей земной жизни Бог растворил Себя в обыденности. А в обыденности мы проходим мимо тех, кто в нужде надеется именно на нас.
А Он, напротив, доверил Себя человеческой свободе.
Не страху. Не умилению. Не восхищению на третье небо. Не словам пророков.
Но человечности всех тех, кто встретится на пути.
И почти все сказали Ему: уходи, и без вас дел по горло. Ну вот родит Она, а то еще, не дай Бог, умрет, возись тут потом, нянчись или хорони…
А Она вынашивала беременность под подозрением в измене. Под угрозой развода, позора, изгнания, бесчестья. Вот на что Она дала согласие, ответив ангелу: да будет мне по слову твоему.
Спасибо, ангел вступился за Ее чистоту и непорочность, вразумив Иосифа во сне.
Но до того сна, каково было Ей объясняться с Иосифом Обручником?
Каково было Ей слышать под сердцем биение иной жизни, загадочной и сверхъестественной, неожиданной и осиянной пророческим взыгранием еще не рожденного племянника (по дальнему родству с Елизаветой) Иоанна? И лишь после того, как Ванюша родился на радость Захарии, тот смог поведать в деталях о своем разговоре с ангелом, о том внушении, которое обрекло его на немоту, о том странном обетовании, что его сынок будет исполнен Духа Святого, еще будучи в материнской утробе.
Возможно, это тоже повлияло на решение Иосифа принять слова Обручницы Марии на веру и прислушаться к вещему сну.
Но каково было Марии начинать этот путь?
И каково было Ей сейчас, беспомощной, вымотанной за долгие версты пути, который, возможно, они проделали пешком?
Об ослике Евангелие молчит…
Причем, им самим все это было даром не нужно. Рим выжимал налоги из захваченных в прошлом провинций. Усиливал языческий гнет. Проводил перепись. И ради имперских амбиций им с Иосифом пришлось тащиться за тридевять земель в этот Вифлеем, в котором Ей предстояло рожать… Рожать, вот только где?
Она полностью доверилась Иосифу. Ей было уже ни до чего.
А тот, онемев от изумления перед человеческой жестокостью, везде получал отказ.
Но мы понимаем, чьи уши торчали из этого пренебрежения. Очень внимательные, с тонким слухом. Их хозяин увивался за Захарией в Иерусалимском храме и настрополял его перечить ангелу, он чутко ловил возгласы Елисаветы в час посещения Марии с некоей миссией, сокрытой от него. Он делал все, чтобы досадить Тому, Кто возложил оную миссию на эту девушку, внутреннее богопредстояние Которой было совершенно невыносимо.
И сатана подобрал отмычки к жадности, чванству, суете и безразличию тех вифлеемлян, к кому стучался Иосиф. И намертво заклинил все замки их милосердия и сочувствия.
Поэтому рожать Ей предстояло на сене в унавоженном хлеву, в котором стоял запах мочи и прелой соломы, а холодные сквозняки вынуждали даже мышей поглубже прятаться в гнездах и норках.
Поэтому мы не знаем, а были ли рядом повитухи — или роды принимал Иосиф, и он же омывал Младенца и обустраивал весь их последующий бродячий быт. Канонические Евангелия об этом молчат.
Поэтому Малыша негде было пеленать. И пришлось приспособить для этого овечью кормушку. Другой колыбели Он не заслужил.
В такой мир приходит Тот, Кого нарекут Помазанным Духом — Христом. Приходит вопреки. Приходит как один из нас. И с рождения Своего пьет чашу отвержения и глумления.
При этом, будучи Предвечным Сыном Предвечного Отца, Он не испепеляет в ответ этих людей. Не проклинает их. Но добровольно подчиняется правилам падшего мира.
И падший мир спуску Ему не дает. Первая реакция местных властей на Его Рождество — отряд карателей. Ибо сатана не только ожесточил сердца вифлеемлян. Этот дух, по слову Достоевского, страшный и умный, сыграл сразу на многих регистрах.
Он загодя нашел подход к Ироду. И уж коль скоро диаволу не удалось погубить беззащитного Младенца в вертепе, ликвидацией претендента на трон занялось спецподразделение правителя.
И вновь лишь сновиденное указание ангела уберегло волхвов от возвращения в Иерусалим и дало возможность Иосифу бежать в Египет — на языческую чужбину. Вот так, едва родившись, Сын Божий, ставший Сыном Девы, оказался вынужденным мигрантом. Бог был вынужден покинуть Свою земную родину, чтобы не быть убитым.
Надо полагать, известие об избиении младенцев прибавило седых волос Иосифу и отозвалось болью в сердце кормящей Марии.
Да, наперекор силам зла поступили волхвы и пастухи — персидские звездочеты и еврейские простецы, принеся дары и прославив вместе с ангелами Творца. Но они были в явном меньшинстве.
Впрочем, и поныне только от нас зависит, кому мы дадим приют в своем сердце — врагу рода человеческого или Тому, Кто бросил ему Свой последний вызов на Кресте, начав Свой путь к нашей Пасхе в хлеву Рождества?
Заметим, что наш ответ на этот вопрос может начаться со сварливого упрека неведомому Путнику у колодца, дескать, чего Ты хочешь от меня, иудей? И завершиться главным выстраданным встречным вопросом: где и как надлежит поклоняться Богу?
Самое поразительное, что и в наши дни эта метаморфоза происходит в ходе самого общения с Богом, Который неприметно навещает нас. Но мы узнаем об этом, лишь ответив, подобно отчаянной Самарянке из Сихема, на Его просьбу о помощи.
Тем самым встреча с Богом в буквальном смысле в наших руках. Как ковш воды. Как отворенная для бездомного дверь. Как игра с ребенком. Как все живое, доверенное нам.
Размышляя над этим невероятным стремлением Бога прийти в Сихем и ответить Самарянке на вопрос о том, как ей правильно Его почитать, я год назад бесснежной зимой написал несколько стихотворений, которые осмелюсь вам предложить.
К самарянке в Сихем
1.
Английское бесснежье — Рождеству
грядущему, что памяти — пергамент…
Ордою вихревою набегает
по площадям и аркам на Москву,
впечатывая к предвесенней гамме
листву в заиндивевшую траву.
«Умру, — ревет осел, — сейчас умру!
И более, клянусь любовью к маме,
ни шага, ни полшага по поляне,
ну только если подойти к костру».
Ослу-то что — упрям и полигамен –
о том вовсю он раструбит к утру.
Кострище, трут… И овцы тоже тут
к огню бока и морды повернувши,
отогревают курдюки и души
и словно псы хозяйской ласки ждут.
Сбивает с ног, закладывает уши
обидное: да, плакал наш приют!
Иосиф грезит. Вымотан, продрог,
сквозь Вифлеем пройдя со всей поклажей,
он сам уже не знает, что же дальше.
Осел достал. Марии вышел срок.
Вот этот хлев, не дом, не угол даже —
все то, что он, как ни старался, смог.
Он гонит прочь сомненья — что и как
Беременность такая непонятна.
копну бы посвежей под роды надо
умять гнездом и по воду — в овраг.
Он помнит сон и ангела, нескладно
слагая: «Машиах… Исайя… знак…».
Покоя нет. Навозный запах. Пол
в моче и шерсти, повсеместна сырость.
Продумал всё. Но что ему не снилось,
так это ясли — пеленальный стол.
Колючий холод с гор стекает в сирый
пастуший грот. К Марии жмется вол.
Рождается… Родился… Закричал.
Огонь искрит и дымом потянуло.
Отхлынуло и вновь захолонуло…
Ни бабок, ни тем более врача…
Приник к груди, зачмокал и уснул — но
Иосиф не заметил сгоряча…
Стал черным контрапунктом Вифлеем,
дверей не отворивший (разродится —
возись потом!), от искони убийцы
посланием: пусть сгинет насовсем!
Страх Ирода, волхвы — звезды провидцы,
каратели… Но Бог идет в Сихем.
2.
Чтобы летало и чтобы светилось,
чтобы уже никогда не разбилось,
чтобы внутри и повсюду в округе
пó небу вестью неслось, словно струги,
чтобы тебя и меня и — кого бы
не угрызали хмыри и микробы —
к сердцу прижало и вмиг отпустило
ветру навстречу — и было б под силу…
Чтобы ушедшим и вслед уходящим
в будущем прошлом и настоящем
встретилось самое странное счастье —
тихое, светлое, враз, в одночасье,
в ясли Иосиф подбросил сенца,
чтобы не блеяла даже овца…
3.
Рождество приходит.
Вот уже пришло
скидкой в промокоде —
всем — на порошок.
Новой распродажей
дрелей, сверл и фрез,
дайвинга и даже
времени вразвес.
Новым счастьем, новым
горизонтом дел.
Над дверьми — подковы.
Рождество — везде.
4.
У Господа за пазухой
котенком затаясь,
сидишь корпишь над азбукой,
выводишь буквиц вязь.
И падают империи
сквозь гаджеты на дно
бушующего времени;
им Неба не дано.
Но Альфа, Бета, Гамма и
событий всех чреда
вплоть до Омеги — гаванью,
путем до и со дна,
Звездою по-над звездами –
нас привечают там,
где мы уже не просто мы,
где даже тело — храм.
Где человек рождается
в грядущее, где нет
растратам оправдания,
где взвешивает — свет.
Где Рождество Голгофою
измерено. Где смерть
воровкой бестолковою
сама попалась в сеть.