Александр Зорин: «Важно донести до мира всё, что мы знаем об отце Александре»

Эта давняя беседа с Александром Зориным впервые публикуется без сокращений. Ниже предлагаем вниманию читателей комментарий поэта из сегодняшнего дня на обсуждавшиеся тогда события и проблемы.
Поэт и переводчик Александр Зорин — коренной москвич. Родился в 1941 году. Окончил геологический техникум (1962) и Литературный институт им. А. М. Горького (1968). Автор девяти книг стихов, а также мемуаров об отце Александре Мене «Ангел-чернорабочий» (1993, 2004, 2017), сборников эссе о русских поэтах «Выход из лабиринта» (2005) и документальной прозы о российской глубинке «От крестин до похорон — один день (2010), воспоминаний «Мамин дневник и другие признаки жизни» (2016). Член Союза писателей Москвы.



— Александр Иванович, долгие годы вы были духовным сыном протоиерея Александра Меня. Какова реакция на вашу книгу «Ангел-чернорабочий», в которой, по сути, первым крупно и зримо в прозе и в стихах воскресили его образ?

— Книга только вышла. Реакция пока от близких людей, и, к великой моей радости, в целом — положительная.

Разумеется, не обольщаюсь: она может быть и иной. Именно от близких я ожидал ревностной критики. Но многие люди, которые знали батюшку, воспринимают эти записки как своё личное. Возможно, потому, что так много прямой речи отца Александра, наших с ним разговоров, которые мне, почти синхронно, удавалось записывать.

— «Это пристрастное свидетельство» — так сказано в аннотации «Ангела…» — о жертвенной жизни и мученической смерти отца Александра. Насколько уместно, на ваш взгляд, употребление в данном случае слова «пристрастное», несущего, как правило, негативный смысл — «предвзятое», «необъективное»?

— Думаю, это слово верное. Трагедия коснулась нас всех настолько лично, настолько глубоко задела жизнь каждого и мою в том числе, что не могу абстрагироваться от случившегося, как-то встать над ним, отстранённо оценивать. Представьте: вам без наркоза отпиливают здоровую руку, предлагая «объективно» рассказать, что вы при этом чувствуете. К тому же моё глубокое убеждение: объективных оценок не бывает. Любая — в той или иной степени субъективна, а значит, пристрастна.

— Почему вы решили издать книгу в «Прогрессе»?

— Сначала «Ангел…» попал в издательство «Вита-центр», которое выпустило четырёхтомник отца Александра: «Сын Человеческий», «Свет во тьме светит», «Радостная весть», «И было утро…». Но редактор, подготовившая к изданию эти четыре книги, не почувствовала, на мой взгляд, своеобразия автора.

— Вы имеете в виду себя?

— Конечно, себя. Она нашла в моей рукописи немалое количество слов, выражений, якобы несвойственных речи священника и даже неприличных. На самом же деле речь отца Александра была очень богата и разнообразна. Он менял регистры в разговоре в зависимости от темы и собеседника.

Вся моя рукопись была исчеркана, и подлинная речь батюшки отутюжена до неузнаваемости. Поражало и другое — правка по первому экземпляру проделана чернилами, что ещё раз выдавало непрофессиональный подход к работе. Одним словом, с «Вита-центром» я расстался…

Помню, как однажды отец Александр при мне разговаривал с таким же редактором. Видя, как испещрена «поправками» его рукопись, он сказал: «Нет, исправлять это невозможно. Надо писать новую статью». То есть иногда лучше предложить новую работу, а по поводу прежней объясняться бессмысленно.

Вообще, что-либо печатать об отце Александре — предприятие довольно рискованное. Ведь он был неординарной личностью, не сразу понятной постороннему человеку. Его невозможно вписать в готовую модель, а тем более в современную церковную ситуацию. Не случайно к нему такое полярное отношение.

Пройдёт немало времени, будет напечатано много книг, лекций, бесед, проповедей отца Александра, сборников о нём самом, и это отношение, уверен, изменится. Но, повторяю, — не скоро.

— А что же с вашим «Ангелом…»?

— Аналогичные условия складывались и в другом издательстве… Но мои испытания ничто в сравнении с мытарствами Зои Афанасьевны Маслениковой. Её воспоминания с ценнейшими материалами об отце Александре обошли более десятка издательств и по сей день не опубликованы[1].

Далее рукопись оказалась в «Прогрессе», куда принёс её мой друг, ныне покойный поэт Михаил Шлаин, который одно время работал с Александром Авеличевым, главным редактором этого издательства. Тот ему доверял. И вскоре «Ангел…» попала к редактору — Ольге Николаевне Кессиди.

Редактор — это союзник автора. По сути — соавтор. Ольга Николаевна — человек религиозный, кроме того, ей не чужды идеи экуменизма. А главное — она отнеслась с пиететом к тексту, то есть к самой художественной ткани, которая для меня немаловажна. И стихи, и фактический материал связывает единая нить. Какая-нибудь фраза, авторски окрашенная, так же существенна, как и эпизод, который за ней стоит. Ольга Николаевна смогла это услышать и принять.

— Удивляет тираж книги — всего десять тысяч экземпляров, который, полагаю, явно занижает число её потенциальных читателей…

— Запланированный тираж — пятьдесят тысяч. Вполне нормальный. Но сейчас правят бал торговцы-лотошники. В основном именно они и их магнаты задают программу книгоиздателям. Заявок на мою книгу пришло немного, и тираж сократили.

Если такой сугубо рыночный подход целесообразен в товарном производстве, когда, предположим, весной большой спрос на кроссовки и промышленность начинает выпускать эту обувь огромными «тиражами», то в книгопечатании он неприемлем. Иная книга пробивает себе дорогу помимо рынка. Приличному издательству необходим лоцман, указывающий путь.

— Кого вы видите в этой роли?

— Сейчас все уповают на маркетинг. Возможно, он окажется таким лоцманом. Но маркетингом должны заниматься люди широких воззрений, по-настоящему образованные, так сказать, артисты своего дела. Профессия книжного маркетолога очень специфическая, соединяющая подлинную просвещённость и предприимчивость. Время призовёт и воспитает — если, конечно, наш политический курс не развернётся на сто восемьдесят градусов — таких специалистов. В какой-то степени они будут влиять на культурные процессы в обществе. Не только прогнозировать, но и задавать погоду. Может быть, ездить по городам и весям с рекламой будущих изданий. Ведь пока отделы маркетинга не имеют надёжных связей с местными книготорговыми организациями, которые не знают, как без потерь получить заказанную книгу — по дороге сто раз обворуют и обложат оброком.

— Где можно приобрести «Ангела…»?

— В издательстве, а также в книжной лавке в храме Святых бессребреников Космы и Дамиана в Столешниковом переулке.

— В книге немало страниц, обжигающих своей откровенностью, более того — исповедальностью. Одно из стихотворений так и называется — «Общая исповедь»:

Идите сюда поближе…
Многих вместить хотел,
прислушивающийся аж в Париже,
тесный придел.
Текли часы монотонно…
И он —
        отслаивая от темноты,
              осторожно разматывал, тонко
                  наши бинты.
С паствой, как студень зыбкой,
сызнова всё начинать.
Каждый день —
       переворачивать, детской присыпкой
             пролежни присыпать.
Ангел-чернорабочий…
Отваживался всякий раз
на исповеди на общей
дерьмо выгребать из-под нас.
И затихали послушные,
возле его руки,
как в авгиевой конюшне
смирные рысаки,
землю копытом роющие…
Не Геракла длань
             касалась нашего лба,
а перст,
ничего не стоящего
раба.

Вас не пугает превратное толкование тех или иных описываемых фактов?

— На каждый роток не накинешь платок… Возможно, кто-то будет выуживать из моих записок компромат на отца Александра. Но высказывания отца Александра, как и саму его личность, нельзя вырывать из контекста — из нашего многослойного гумусного времени.

Для того чтобы создать об отце Александре целостное впечатление, должно появиться множество свидетельств. И тогда какой-нибудь историк Церкви напишет его житие. Как когда-то рассказал о жизни святителя Луки Войно-Ясенецкого Марк Поповский. Его книга — одна из лучших житийных биографий, которой мы зачитывались ещё до того, как она была издана на Западе, а её автор изгнан из Союза. Кстати, Поповский общался с отцом Александром, и наверняка не без пользы для своей работы. Ведь батюшка подготовил к изданию основной труд Войно-Ясенецкого — «О духе, душе и теле».

Сейчас важно сохранить и донести до мира всё, что мы знаем об отце Александре.

— И, как вы пишете, «кажется, следует торопиться…»

— Да, торопиться. Потому что ненависть определённых кругов, которую отец Александр испытывал к себе при жизни, не угасла, а, может быть, ещё более разгорается.

Первой выстрелила тяжёлая артиллерия из Загорска[2], напечатав анонимно, без благословения Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, Священноархимандрита Лавры, брошюру «Протоиерей Александр Мень как комментатор Библии» («Издание Свято-Троице-Сергиевой Лавры», 1991). Аноним обвиняет отца Александра, извращая сказанное им, во всевозможных ересях. Тотчас выдержки из этого пасквиля перепечатал «Русский вестник» под заголовком «Против Христа», а журнал «Москва» воспроизвёл его полностью. Несколько достойных авторов ответили анонимщикам — проанализировали их опус и, что называется, поймали за руку, уличив в искажениях и подтасовке текста отца Александра. Но мифотворцы из Загорска сделали своё чёрное дело, и оно пошло гулять по нашим церковным звонницам вопреки мнению Патриарха Алексия II, который писал, что ни одно суждение отца Александра «не противоречило сути Священного Писания» («Независимая газета». 1992. 10 июня). Но что для них мнение Первоиерарха?..

— Очевидно, у вас есть и другие факты?

— За исключением двух или трёх московских храмов, ни один не берёт на продажу книги отца Александра. Враждебность к нему проявляется со стороны как многих клириков, так и мирян. Они бы с радостью запретили все книги Меня и даже сожгли — такое частенько слышат продавцы книг убиенного пастыря… Поэтому кто знает, что будет завтра… Если к власти придут фашисты, они именно так и поступят.

Голодная несчастная страна
ощерилась… ещё не крещена
в действительности.
Те же чудь и меня,
от века исповедавшие зверя.

— Не стоит, наверное, медлить тем, кто действительно знал отца Александра, и по причине самой что ни на есть прозаической — память с годами незаметно притупляется?

— Вы правы. Человеческая память, к сожалению, слаба — многое забывается. Как мало мы, например, знаем о великих святых земли Русской! «Безмолвная “Cвятая Русь“, в своей оторванности от источников словесной культуры древности, не сумела поведать нам о самом главном — о своём религиозном опыте», — писал религиозный мыслитель, историк и публицист Георгий Федотов.

Не будем же и мы немотствовать о сокровенном. Смею надеяться, что моя книга побудит многих чад отца Александра составить о нём воспоминания. Ведь рано или поздно отец Александр будет прославлен как святой. Тогда-то и понадобятся подлинные свидетельства.

А почитание отца Александра как святого уже началось. Оно идёт снизу, от народа.

— Поясните, пожалуйста…

— Я сам видел записки у подножия креста на могиле отца Александра и у божницы, что стоит в посёлке Семхоз на месте его убийства[3]. Записки с просьбами молитв и заступничества. Видел, как старушки прикладывают к глазам, к лицу травы, что растут на его могиле, касаются в низком поклоне земли… То есть они верят, что мощи человека, покоящегося здесь, — святые.

Там, где топор долгожданную жертву настиг,
где от столетних дубов не дождёшься улик, —
рядом стоявшие, эти-то видели точно.
Эти молчат — потому их не тронули, не спилили...
Там, где рябины глазастые в страхе застыли,
тоже свидетели... Где отпевали заочно
раньше, чем в храме, его коростель и синица —
там, на родимой болотине, встала божница.
Тащат паломники славу посмертную снизу.
Пишут записки: «Болящих Варвару, Анфису
оборони... Пелагею, Петра, Николая...»
Пишут записки, заступника в нём прославляя.
Так и пойдет почитание — мимо приказов
сверху... Из гущи легенд и меморий.
Мимо редутов, где наши полковники в рясах
статус блюдут канонических территорий.
Там, где божничка обочь притулилась, запнулась
дорога...
Отче святый Александре, моли о нас Бога.

В истории нашей Церкви много примеров, когда власти противились канонизации местно почитаемого святого. Лишь по прошествии веков имена Божьих угодников были прославлены. То же местное почитание отца Александра как святого мы и наблюдаем сегодня. Но, повторяю, и светские, и церковные власти многое могут сделать… Похоже, у них осуществляется смычка. Во всяком случае, светская власть не способствует раскрытию убийства, а церковная противится признанию заслуг отца Александра.

Уж как его не дрючили,
уж как не коломшматили
вроде свои же – лучшие,
из посвящённой братии.
 
Не одолели искуса
мужи иосифлянские:
учёный жид протиснулся,
пролез в ряды христьянские!

Не вышло! Зависть блазнится
поныне, зубом клацая. —
одна и та ж, без разницы,
чужая иди братская.


— В сердце врезались слова, сказанные кем-то с горечью на одном из первых вечеров, посвящённых памяти отца Александра: «Тот, кто замышлял это убийство, и тот, кто занимается его расследованием, — одно и то же лицо». Что вам известно о ходе расследования убийства отца Александра?

— К сожалению, на сегодняшний день — ни-че-го. Больше того, следственные органы как бы почили на лаврах. Раскрыв попутно кучу мелких и крупных преступлений — и здесь спасибо отцу Александру! — они с гордостью оповестили об этом общественность. Иногда подбрасывают байки вроде той, где маститый экстрасенс уверяет, что убийца жив, что он уже сознался, а через три года покается публично. Так что ждать осталось недолго. Правда, непонятно, с какого дня вести отсчёт: со дня убийства или со дня «прорицания»?

Подобные анекдоты печатают в районной газетке или в столичной «Совершенно секретно», общественность их проглатывает, успокоившись, что дела идут, контора пишет и убийца уже в кармане. Во всяком случае, такую видимость хотят создать те, кто занимается расследованием. Им же надо отчитываться. Они же советское, впрочем уже не советское, учреждение…

Причастен ли КГБ к преступлению? Это колоссальная, очень разветвлённая организация. Её щупальца пронизывали, а может быть и пронизывают, всю нашу жизнь. Не исключено, что могло случиться так: правая щупальца не знала, что делает левая. Вышедшая из повиновения машина. И совсем даже не фантастика. Государство в государстве. Иван Грозный первый сотворил это чудище в виде армии опричников. Но он же её и распустил, ужаснувшись опасности, которая ему самому грозила. Даже краткое владычество опричников на Руси имело тягчайшие последствия, не завершившиеся Смутным временем… Советские Иваны Грозные упустили момент, машина пошла далеко и нагоняет страху не только на Россию.

— В печати промелькнуло сообщение о том, что осенью 1992 года работники прокуратуры, расследующие дело об убийстве отца Александра, «пошли по квартирам его духовных детей с “вопросником” инквизиторского содержания». Всё так?

— Не то чтобы «по квартирам»… В прошлом году некоторых из нас они вызывали на беседы. В основном это был сбор материала о приходе — в каком он сейчас состоянии. То есть им нужна постоянная информация о жизни прихода. Конечно, работают впрок. Так же нацеленно, как и прежде, следуют своим заветам…

— Лично вы испытываете какое-либо явное преследование с их стороны?

— Сейчас… не испытываю. Надеюсь, что никакого преследования нет.

— Многие, и особенно интеллигенция, решают отойти от мирской жизни…

— Уход от мира, герметичность веры «в келье под елью» — тенденция, всегда имевшая место в религиозной жизни. Сегодня же действительно довольно распространённая. Но что понимать под уходом?..

Мир настолько значителен и, не побоюсь сказать, агрессивен, что с этим нельзя не считаться. Уйти в монастырь соблазнительно для многих верующих. И всё же, думаю, это не та позиция, что необходима при такой ощутимой атаке мира. Монастыри, похожие на крепости, останутся, но не только они будут цитаделями молитвенной и духовной жизни. То уединение, которое монах имел в закрытом монастыре, сегодня приходится обретать в миру.

Уже при самом своём зарождении ХХ век заставил кардинально пересмотреть формы монашеской жизни. В частности, французский монах брат Шарль де Фуко (1858–1916), причисленный Римско-католической церковью к лику блаженных, понял, что монастырь теперь не имеет каменных стен, что эти стены невидимы и что монашеская жизнь осуществима в миру. На Западе монашество в миру «разрастается» всё больше и больше.

Господь призывает нас трудиться и молитвенно, и деятельно — впрочем, это одно и то же — через нашу профессию, через природный дар, что даётся нам от рождения. Этот дар, этот талант, и есть изначальный призыв Господа. Человек способен раскрыться гораздо полнее на том пути и теми индивидуальными средствами, которые каждому даны изначально. Скажем, тот, кто имеет педагогический дар, очень любит свою профессию, ладит с детьми, наверняка и для общества, и для самого себя будет полезнее именно на этом поприще. Повторяю, Бог призывает нас через наши природные данные.

— То есть акцент именно на активное служение?

— В этом я убеждён. И отец Александр занимал ту же позицию. Он как раз провоцировал в человеке развитие именно тех способностей, которые тому присущи. Часто говорил о том, что надо заниматься своим делом.

— Надо-то надо. Но…

— Согласен, найти это «своё» бывает очень трудно. Немыслимо, путано живя, обрести самого себя. Своё дело человеку может подсказать только Господь. Как только он приходит в церковь, начинает молиться всерьёз, относиться к другим, как к самому себе, иными словами, когда наконец осваивает религиозный путь, только тогда находит себя, своё дело…

Почему у нас столько людей, занимающих не своё место? Потому что они жили и живут без Господа, потому что им некому подсказать, где же оно, это место… Смотрите, сколькие сейчас бросились в коммерцию! Уверен, у большинства из них нет к этому призвания…

Человек будет мыкаться, и кувыркаться, и не обретёт свободы до самой смерти, если не послушается голоса Христа.

Разумеется, свобода — категория духовная. Какие бы блага ни сулили нам всякие конституционные реформы — хотя они, безусловно, необходимы, — уповать только на них не следует. Человек останется порабощённым, если не познает истину. «И позна́ете истину, — сказано в Евангелии от Иоанна (8:32), — и истина сделает вас свободными».

Свободным можно быть, как известно, в очень стеснённых внешних обстоятельствах. Помните, у Пастернака есть такие строки?

Недра шахт вдоль Нерчинского тракта.
Каторга, какая благодать!

Наверное, современная каторга не такая «благодать», как при царях. Тем не менее не стоит забывать: тяжкие условия жизни могут поставить человека перед выбором, и тот обнаружит в себе неведомые потенции.

— Пока же вывод напрашивается такой: народ болен?

— Конечно, болен! Да ещё как! И заболел не в 1917 году. С 1917 года началась агония, она закончится кризисом, после которого — выздоровление или… аннигиляция, смерть. Похоже, сейчас мы как раз переживаем время кризиса. Что за ним последует, зависит от каждого из нас. Церковь молчала последние семьдесят пять лет. Никто не объяснял людям, что такое хорошо, а что такое плохо. Попытался Маяковский — но очень неудачно.

Сегодняшняя болезнь — следствие затяжного духовного недуга задавленной государством Церкви, которая сейчас, как уже говорил, сливается с ним ещё больше. Это носит уже диффузный характер. Уставшие от ненависти, люди приходят в церковь, а там зачастую встречают всё то же: изоляционизм, ксенофобию, антисемитизм.

Кого только мы не виним в своих бедах: католиков, инородцев, иногда инопланетян, проделывающих над нами свои вредные опыты! Симптом этой «святой» простоты подметил ещё Бунин в «Окаянных днях»: «Да и сам народ будет впоследствии валить всё на другого — на соседа и на еврея: “Что ж я? Что Илья, то и я. Это нас жиды на всё это дело подбили…“»

Увы, признать себя виновным — это не только подвиг, но и великий труд каждодневной совестливой молитвы. У верующих есть такой опыт: каждый вечер отчитываться перед Богом, признаваться в содеянных прегрешениях, испытывать свою совесть. Каждый вечер…

Много пишут о покаянии. Дескать, должны покаяться целые группы населения, целые нации. Забывая, что покаяние — таинство, интимный акт и, разумеется, добровольный. На площадь или к амвону человека тащить бесполезно. Ему надобно созреть для предстояния Богу. Настоящее раскаяние придёт к нам не сразу, а через миролюбие, церковное делание, через серьёзную жизнь в церкви. Великая работа души должна совершиться в человеке, прежде чем он поймёт, в чём же его неправда, ошибки перед близкими, перед самим собой, перед Богом.

— Отчего сторонники экуменизма вызывают пренебрежительную усмешку, нескрываемое неприятие, злобу?

— Поистине экуменизм нынче стал камнем преткновения для многих. Хотя уже Владимир Соловьёв, стоявший у истоков русского религиозного возрождения, говорил о необходимости сближения церквей и многое сделал для того, чтобы это движение началось. А отец Александр, принимая колотушки на свою голову, как-то обмолвился: «Надо же кому-то пострадать за экуменизм». Вспомним, что он говорил, касаясь вопросов конфессиональной этики: «Мы исходим из того, что Господь основал не несколько исповеданий, а единую Церковь, и разделения христиан воспринимаем как грех (молясь о “соединении всех”) <…>

Всегда нужно помнить, что в Евангелии от Иоанна нам сохранена одна из немногих молитв Спасителя, выражающих Его глубинные желания, Его волю. Это “первосвященническая молитва” в ночь перед Голгофой: “Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино”. Мы ещё далеки от того, чтобы осуществить эту волю Господа, но должны всеми силами к этому стремиться. И всё, что препятствует Его воле, есть для нас грех».

Одно время наша Церковь разрешила православным и католикам общение в молитве и таинстве — правда, в исключительных случаях. Позже разрешение было приостановлено. В дальнейшем недоверие к инославным стало прогрессировать, сейчас, кажется, достигнув апогея. Свидетельством тому — поправка Верховного Совета к Закону о свободе совести[4], запрещающая им всякую религиозную деятельность. Верховный Совет принял эту поправку с подачи консервативно настроенных церковных иерархов. Но, слава Богу, пока она не стала законом, не прошла через президентский барьер.

— Кажется, эта история задевает вас за живое…

— Сколько у нас мёртвых новых городов, похожих на гигантские казармы, в которых ни одного храма! Увы, там нет православных священников. Земля, хотя она и «каноническая территория», гуляет, как во все предшествующие годы. А влиятельным иерархам, инспирировавшим поправку к Закону, не хочется лишних хлопот, лишних епархий. Точнее, им не хочется ничего делать для спасения людей. Они живут вольно — уровень номенклатурного обеспечения, конкуренция инославных им ни к чему.

Туда-то, в эти скопища стандартных новостроек, и едут инославные. Те же протестанты. Что они делают? Открывают молельные дома. Проповедуют Христа. Раздают Евангелие. Учат людей отличать зло от добра. Иногда привозят продукты. Один «Каритас» — католическая гуманитарная организация — накормил миллионы россиян. Мне рассказывали, как поступают с этой помощью монахи одного монастыря, называя её «продуктовой ересью»: собирают в кучу, творят молебен, кропят святой водой, а уж потом — подают к столу. Между тем у католиков, работающих в России, никаких намерений перетянуть в «свою» веру нет. Понимая наши исторические, этнические условия, они далеки от прозелитизма. Более того, они помогают углублению православия здесь, в России.

— Каким образом?

— Кто посылал нам Библию и религиозную литературу во все застойные времена, особенно когда интеллигенция потянулась к религиозной грамоте? Католики. Помню, как один молодой ксёндз приехал к нам на православную Пасху — с гитарой. Он выдал себя за музыканта, и таможенники не обратили внимания на гитару, которая была полна Библией.

Словом, считаю действия инославных полезными для нашего больного населения.

Другое дело — секты. Особенно те, что наносят и моральный, и физический ущерб человеку. С ними надо поступать решительно и действительно запрещать.

— Где грань принципиального различия тех и других?

— Некоторые объединения вроде Богородичного центра или Белого братства не скрывают своих сектантских устремлений.

Запрещая же проповедовать нашим братьям во Христе — католикам и протестантам, законодатели низводят их на уровень секты. В конце концов, такого рода акции бьют по нашей же Церкви. Инославные всё равно будут проповедовать, но — под запретом. А запретный плод сладок, особенно при бездействии батюшек и влиятельных иерархов, так сказать, советского «розлива». Мне кажется. подобными действиями они толкают Россию к протестантизму. Лет через сто Россия может оказаться протестантской страной…

— Какой, по-вашему, возможен компромисс?

— В открытом государстве никакого ограничения религиозной свободы быть не должно. Напротив, чем активнее иная религия, скажем индуизм или буддизм, которые сегодня едва ли не популярнее православия, тем активнее должна действовать христианская церковь. «Конкурирующие стороны» создают нормальные условия для самораскрытия. Почему польская католическая церковь не боится православных настроений, которые сейчас имеют место среди городской интеллигенции? Да потому что она видит в них реакцию на собственную болезнь, указание на бо́льшую активность. Она не ищет внешнего врага.

Наши «канонические территории» нужно не огораживать колючей проволокой, а биться за душу каждого человека — пастырским долгом, примером собственной жизни, словом и делом, как бился отец Александр. Вот только таких священников у нас маловато…

В каждом народившемся, в самом разнесчастном,
он Христа-младенца видел взором ясным.
И к нему протягивал — не всегда с амвона —
руки безотказные старца Симеона.
Дух Святой сопутствовал здесь сердцам открытым
по его заслугам лишь, по его молитвам.

— Что с общиной, сложившейся при отце Александре?

— Приход не распался, хотя в основном переместился в Москву, в храм Космы и Дамиана. Но и Сретенский храм в Новой деревне, где служит ученик отца Александра отец Владимир (Архипов), по-прежнему собирает много прихожан. Там строится новая крестильня[5], о которой мечтал батюшка, действуют его библиотека и открытая им православная воскресная школа; группа «Милосердие» во главе с отцом Владимиром опекает Республиканскую детскую клиническую больницу в Москве.

Известен Фонд протоиерея Александра Меня, учреждённый его семьёй при содействии Библиотеки иностранной литературы им. М. И. Рудомино и других организаций. Сделано уже немало — издано более двадцати книг отца Александра, общий тираж которых давно перевалил за миллион. Ежегодно в сентябре проводятся конференции памяти священника, на которые со всего мира съезжаются известные богословы, философы, историки Церкви…

Общество «Культурное возрождение», основанное отцом Александром с образовательной и гуманитарной целями, регулярно устраивает встречи, посвящённые его жизни и творчеству, а также вечера под общим названием «Мир глазами веры». Совсем недавно оно выпустило книгу «Вокруг имени отца Александра», где собраны материалы, защищающие его от злостных нападок. Православным пастырем отца Александра признаёт и Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, и священник Дмитрий Дудко, и кардинал Люстиже. Среди авторов статей — Владимир Илюшенко, Сергей Аверинцев, отец Виктор Потапов, Леонид Василенко, а также сотрудники Московской Патриархии.

Ещё одно большое, благородное дело, созидаемое детьми отца Александра, — группы, работающие с детьми-инвалидами. Одна из них, «Вера и свет», занимается с умственно отсталыми детьми.

Ученики отца Александра преподают в православных университетах и колледжах, издают детский православный журнал «С нами Бог»[6]. Библейское общество, возобновившее в России в 1990 году свою деятельность благодаря в том числе отцу Александру, недавно выпустило первый номер журнала «Мир Библии»[7]. Да много всего… Приходите в храм Космы и Дамиана, увидите, что это одна семья.


9 сентября в Семхозе День памяти прот. Александра Меня

— Церковь, судя по всему, занимает основное место в вашей жизни. А литературные интересы? С кем-то из поэтов вы общаетесь?

— Разумеется, общаюсь. С Ларисой Миллер — в своё время мы вместе с ней и другими молодыми литераторами, близкими по духу, ходили на семинар к Арсению Александровичу Тарковскому. Кстати, Тарковский рекомендовал меня в Союз писателей. А также с Нонной Слепаковой[8], Тамарой Жирмунской, Григорием Зобиным…

Круг моих литературных пристрастий сложился в основном до моего воцерковления. Далеко не все поэты-современники, стихи которых очень люблю, —церковные люди. Например, в творчестве Алексея Королёва[9] вы не найдёте никаких религиозных реминисценций. Но, слава Богу, на наших взаимоотношениях это не отражается…

Сейчас пишу большую работу о Марине Цветаевой, которую, несмотря на её непростые отношения с Богом, чту как великого поэта… Составил «Избранное» Максимилиана Волошина — сборник вышел в прошлом году. А первую книгу стихотворений Волошина из Малой серии «Библиотеки поэта», изданную в 1977 году в Ленинграде, подарил мне отец Александр, который очень ценил и выделял его из всех менестрелей Серебряного века. Кроме того, пока дома лежат три неизданные книги стихов. Хоть снова пускать их в самиздат…

Елена Константинова


[1] Книга «Жизнь отца Александра Меня» скульптора, писателя З. А. Маслениковой (1923–2008), которая на протяжении 23 лет была духовной дочерью отца Александра, издана в 1995 году (М.: Книга «Жизнь отца Александра Меня» скульптора, писателя З. А. Маслениковой (1923–2008), которая на протяжении 23 лет была духовной дочерью отца Александра, издана в 1995 году (М.: Присцельс, Русслит. — 592 с.).

[2] 23 сентября 1991 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР городу возвращено историческое название — Сергиев Посад.

[3] В 1995 году на этом месте возведён небольшой храм-часовня Усекновения главы Иоанна Предтечи, к которому через два года были пристроены алтарь и притвор. После освящения престола 25 мая 1999 года каждое воскресенье здесь совершается Божественная литургия. В 2004–2005 годах по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия рядом возведён большой храм в честь преподобного Сергия Радонежского, с именем которого неразрывно связана эта земля.

[4] Официальное название — закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» от 25 октября 1990 года; заменён федеральным законом «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 года.

[5] 20 ноября 2001 года мечта отца Александра исполнилась — митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий торжественно освятил храм в честь Святого благоверного князя Александра Невского. При храме имеется крестильня для взрослых, воскресная школа, библиотека.

[6] В начале 2000-х годов издание закрылось.

[7] В начале 2000-х годов журнал прекратил своё существование.

[8] Поэт, прозаик, переводчик. Вела семинар молодых поэтов Петербурга. Среди сборников стихов «Петроградская сторона» (1985), «Очередь» (1996), «Полоса отчуждения» (1998). Умерла 12 августа 1998 года.

[9] Физик-теоретик. Автор книг стихов «Зеница ока» (1980), «Синица в небе» (1981), «Ех Libris» (1988), «Вокруг да около» (2002). Умер 10 ноября 2017 года.

15 августа 1993 года

КОММЕНТАРИЙ АЛЕКСАНДРА ЗОРИНА 13 сентября 2018 года: 


25 лет прошло с тех пор, как появилось это интервью в связи с выходом моей книги об отце Александре «Ангел-чернорабочий». В прошлом году вышло третье издание, значительно дополненное. Но в целом, мне кажется, интервью не потеряло своей актуальности. Проблемы, связанные с Церковью в нашей стране, имеют значительную протяжённость во времени. И в одночасье не решаются. Религиозное сознание народа складывается веками. Поэтому вопросы, касающиеся Церкви, можно поставить и сегодня.

Но к посмертной судьбе отца Александра можно многое добавить. Начать с того, что издано всё его наследие. Не только письменное, но и тексты его лекций, интервью, выступлений, бесед. Более двадцати книг, не считая шеститомника по истории религий и трёхтомного Библиологического словаря. Ничего из этого наследия при жизни отца Александра в России не издавалось. РПЦ начала печатать собрание его сочинений в десяти томах. Общий тираж книг отца Александра на русском языке приближается к десяти миллионам. Они переведены на многие европейские языки.

Ежегодно собираются конференции, посвящённые памяти отца Александра. Не однажды — международные.

Появилась целая библиотека воспоминаний о нём.

На сайте Александра Меня — http://www.alexandrmen.ru/ — можно познакомиться со всеми аудио- и видеозаписями, отцифрованными на сегодняшний день.

Но в московских храмах, за исключением двух, книги отца Александра не продают. Двойственное отношение к нему сохраняется. Одни считают отца Александра святым, другие — еретиком. Я встречал больше первых, особенно в последние годы среди молодого священства.

Следствие давно заглохло, не найдя ни заказчиков, ни исполнителей убийства. Но для тех, кто знает, КОГО убили, нет никакого сомнения, что это дело рук КГБ.

В посёлке Семхоз, где с 1965-го по 1990-й год он жил, работает музей Александра Меня.

На месте убийства отца Александра поставлен храм, посвящённый Сергию Преподобному, и часовня Усекновения главы Иоанна Предтечи.

А это одно из моих последних стихотворений из книги «Март отзывчивый, март безутешный», вышедшей в этом году:

 

Дорожка в Семхозе, на которой
был убит отец Александр Мень

Школьники в школу спешат.
                                    Трудящиеся — к электричке.
Скалываю лёд возле батюшкиной божнички.
Пятнышко на брусчатке невидимое
                                              ударяет, как шилом,
Возле дорожки, той самой, по которой ходил он.
Дорожка завалена снегом, затоптана…
                       Но кровь всё равно проступает.
Ни дождь, ни слёзы, ни время —
                                               ничто её не смывает.
Деревья осунулись, впавшие в зимнюю спячку.
Пенсионер прогуливает собачку.
По скользкой дорожке
                                   ступает походкой нетвёрдой.
Собачка учуяла кровь, в сугробы тычется мордой
И тащит по следу хозяина... Хвостиком крутит...
Что-то ещё с этим краем нечистый замутит...
Что-то здесь будет...
То ли провальная плешь с пестротой городскою...
То ли опять зарастёт непролазной тайгою...  
Ах, что бы ни было... Прошлое будущим грезит.
Но след сохранится невидимый. Шрам не исчезнет.
Исчезнет Россия, исчезла уже,
                                   вся изрешечена в шрамах,
Сколько бы здесь ни воздвигнули клубов и храмов.

Автор
Елена Константинова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе