В долгу у памяти не остался

О последней любви Чехова, ночных совах, обгорелом осокоре в Мелихове и о пейзаже с руинами на Волжской набережной в Ярославле
Четверть века назад вышла в свет «русская сага» - бестселлер Владимира Книппера «Пора галлюцинаций»

Окно гостиничного номера выходило в парк, и через приоткрытую фрамугу почти без передышки до самого рассвета озвучивала мою полудрему невидимка совушка.

Страдальчески охала, на разные лады пересмешничала.

Я сперва и ушам своим не поверил. Неужто, думаю, пригрезилось под впечатлением от чеховских писем. Рассказывал же мелиховский новосел про местную экзотику только что купленной им усадьбы в часе езды от железнодорожной станции Лопасня: «По ночам у нас кричат совы».

Кричат, кричат они там, представьте, и в цифровую эпоху, как при Антоне Павловиче.

И как тогда, позвякивают мартовскими ледышками водостоки усадебного дома.

Раскачивается на ветру обеденный колокол на столбе в саду.

Пахнет в прихожей сухим печным теплом, шубами, самоварными углями, яблоками прошлогоднего урожая.

А в гостиной с венецианским окном исправно бьют настенные – те самые! – часы.

Оставленная мной с вечера на тумбочке в гостинице книжка, приехавшая со мной на печальную годину автора в Мелихово из Ярославля, прямо в унисон моей бессоннице называлась «Пора галлюцинаций».


Не с ее ли страниц выпорхнули той мартовской ночью и они, мелиховские совушки?

Правда, к редкостному здешнему мемориальному эффекту само название нашумевшей новинки относилось все-таки меньше всего.

Так назвал наваждения и призраки рукотворные, всю нашу кипучую послечеховскую повседневность, а заодно и нескучную судьбу собственную автор своего многолетнего посмертного труда – литератор и режиссер, питомец ГИТИСа, руководитель молодежных студий и театра На Старом Арбате, племянник и крестник Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой, ярославец по материнской линии Владимир Книппер.

Годину его ухода днями памяти с участием его близких и его студийцев и отмечал тогда музей-заповедник А.П.Чехова в Мелихове.

Об иллюзиях и самообманах века великих преобразований, о нашем синдроме короткой памяти мы у нас в редакции «Северного края» однажды имели счастливый случай поговорить накоротке с этим бронзоволицым кряжистым незнакомцем, похожим на бывалого морехода.

На полчаса заскочил к нам без всякого предупреждения, с легкостью флибустьера взяв на абордаж наш отдел культуры. Представился вопросом – мол, фамилию такую, Книппер, слышали?

И сходу наговорил уйму интересного про свою тетушку и ее избранника Антона Павловича.

Объяснил, что бывал я Ярославле только в раннем детстве и даже не знает толком, где находится усадьба, по маминым словам, «со старинными воротами, выходящими на Волжскую набережную».


Ярославль усадьба Андронова

Прошел, говорит, сегодня всю набережную от Стрелки до моста – нет нигде таких ворот. Попросил помочь понять, куда же они подевались.

И тут же на полном серьезе предложил как-нибудь на досуге заняться вместе… поисками клада.

По семейному преданию   ярославские родичи Андроновы некогда замуровали клад в стенку собственного дома.

Гость уехал, а мы на другой же день, подключив краеведов, установили точный адрес усадьбы, в советские времена многолюдной коммуналки у самого автодорожного моста.

После нескольких публикаций газеты чудом сохранившиеся вместе со службами хозяйственного двора владения купца первой гильдии Николая Андронова, торговца изделиями из железа в ассортименте от плуга до дамского перочинного ножа, почетного потомственного гражданина Ярославля, приняли на государственную охрану.

С кладом же нас, как выяснилось, давным-давно обставили товарищи чекисты. Сразу же после национализации усадьбы отыскали и вскрыли тайник, изъяв его содержимое в пользу государства.

Через пару дней мы телефонным звонком сообщили коллеге Книпперу интересующий его адрес, прояснили судьбу клада. А он пригласил нас к себе в Москву.

Обещал кое-что, в лицах и судьбах, рассказать о родовом древе Книппер-Чеховых и о его ярославской ветви.

Не суждено было той встрече состояться.

Сам-то Владимир Владимирович, слава Богу, в должниках у памяти не остался. Перед уходом завещал домашний архив мелиховскому музею. А главное, успел выпустить свою, как сам он определил жанр книги, «русскую сагу».

Семейную хронику «Голоса в тишине старого дома» и под одной обложкой с ней автобиографическую повесть о войне «Бронзовая голова» («Исповедь самому себе») и две пьесы на документальной основе. Раскрыл в пьесах многие застарелые многоточия в судьбах своих знаменитых родственников.

В первой, «Автор и актриса» («Пятеро в одной комнате») – подробности неожиданного даже для их близких брака Чехова и Книппер, творческой истории комедии «Чайки», написанной в Мелихове, и самим Чеховым, если помните, названной «странной»: «Много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви».

Главным действующим лицом второй пьесы «Вуаль кинозвезды» («Ольга Чехова и диктаторы ее времени») стала двоюродная сестра Владимира Книппера, первая жена племянника Антона Павловича, великого русского актера Михаила Чехова.

У родного брата Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой Константина, по профессии инженера железнодорожной службы, было двое детей: Ольга и Лев.

Молоденькая ученица Станиславского Ольга Книппер-Чехова младшая после развода с Михаилом уехала на родину предков, чтобы заняться театром «без политики и нервотрепки».

Расставшись с мужем, еще в 20-е годы приняв германское подданство, она стала звездой мирового кино, народной артисткой в Веймарской республике, а в Третьем рейхе «государственной актрисой».


Ольга Константиновна Книппер

Ее жизнь была оплетена домыслами и сплетнями, гламурными небылицами, часто на потребу политической конъюнктуры.

И в России, и на западе до выхода книги «Пора галлюцинаций» многие считали Ольгу Чехову ловкой авантюристской европейского масштаба, кто-то сверхсекретным агентом Берии и Сталина.

А сам фюрер, по слухам «из компетентных источников», и тоже якобы неспроста, ставил в пример своим дипломатам изысканность воспитания актрисы, ее умение держать себя в любом обществе.

Вчитавшись в исповедальную книгу ее воспоминаний «Мои часы идут иначе», по документам с грифом «Совершенно секретно», полученным в ответ на его запросы в службу госбезопасности, по семейной переписке, в том числе и с ней самой, после войны владелицей крупной косметической фирмы в ФРГ, автор книги «Пора галлюцинаций» доказал: Ольга Чехова до глубины души ненавидела слепой фанатизм любого окраса.

Ее часы шли да, иначе, и потому никому из диктаторов не удалось заманить ее в свои сети.

Об этом напишет она свою книгу-исповедь, переведенную на русский язык, ее кузен Владимир Книппер - пьесу «Вуаль кинозвезды», об этом Виталий Вульф в свой час подробно расскажет в телевизионной программе «Серебряный шар».

Нескучной получилась жизнь и у брата Ольги Чеховой композитора Льва Книппера.

В детстве переболел он костным туберкулезом, долго плашмя лежал в гипсе. А стал известным спортсменом, чемпионом Крыма по теннису. Альпинистом, инструктором по горным восхождениям. В Великую Отечественную тренировал красноармейцев для ведения боевых действий в горах.

В начале двадцатых жил поэзией Блока, Цветаевой, писал музыку по мотивам «Кандида» и «Тиля Уленшпигеля».

А потом пришли времена соцреализма и стало как-то не до Вольтера и Шарля де Костера.

Пришлось Льву Книпперу оттачивать композиторское перо на сюжетах романов Федина и Павленко. В зрелые годы написал он оперу «Маленький принц», так и не увидевшую света рампы.

Приверженец современных гармоний, раскрывающих острые драматические коллизии души человека, он прославился песней красных конников «Полюшко-поле» - дирижер Леопольд Стоковский назвал ее «лучшей песней столетия».

Раннее утро следующего дня, уже без совиных хохота и плача, но в сопровождении не стихающей звонкой капели за окном, стало самым подходящим временем, чтобы продолжить начавшийся в день нашего знакомства в Ярославле разговор с автором «русской саги».

Голосами, собственным и своих героев в тишине старого дома, и давал он ответы на все наши, заданные и незаданные, вопросы.

Разглядываем изображенное во весь титульный разворот родовое древо Книппер-Чеховых.

Расти этому чуду природы с корнями на пол-Европы выдалось на самом ветродуе. Сколько раз ненастье грозило в щепки разнести ствол. Ломало старые сучья и молодые ветки. А ему всё было нипочем, вот что значит - порода.

Чехов одной из причин своей женитьбы на молоденькой актрисе Ольге Книппер уверенно называл то, что «у нее добродетельная родня».

После смерти мужа, читаем в «русской саге», Ольга Леонардовна сразу же захотела отказаться от второй фамилии. В покаянной убежденности, что не имеет морального права носить ее, что слишком мало успела сделать для любимого человека.

Книппер-Чехова Ольга Леонардовна — биография актера, личная жизнь ...
Антон Павлович с Ольгой Леонардовной

Родственники запротестовали: не смей даже думать об этом.

Нельстивый долгосрочный диагноз, данный доктором Чеховым русскому просвещенному обществу на пороге нового века – «нелюбовь к жизни», ну никак не сообразуется ни с самими Книпперами, ни с их ярославской родней.

Кавалер ордена Святой Анны Николай Константинович Андронов был меценатом по убеждению. Попечителем приютов и сиротских домов, выстроенной на его усадьбе богадельни для инвалидов и людей, выбитых из жизненной колеи. Основал две приходские библиотеки! Одна из них, имени Антона Павловича Чехова, верно служит городу и сегодня.

А Книпперы? На гербе их дворянского рода, рядом с родовым древом, видим льва, стоящего на задних лапах, с щеголевато загнутым хвостом и латинский девиз: «Через тернии к звездам».

Лет двести назад некто Карл Книппер, чистокровный немец, заводчик, негоциант, богатый судовладелец, к тому же тонкий ценитель искусств, поехал в Россию искать счастья.

В коммерции он здесь не преуспел, зато довелось ему, представьте, продолжить дело Федора Волкова.

Под занавес эпохи Просвещения основал в Санкт-Петербурге первый общественный Вольный театр на Марсовом поле. Художественное руководство труппой поручил он сподвижнику Федора Волкова Ивану Дмитревскому.

Вольный театр стал государственным, в народе называли его «Городской деревянный».

Правда, участь его оказалась столь же печальной, как и, к примеру, дворца наместника на Ильинской площади в Ярославле.

Театр Книппера был безжалостно снесен повелением большого любителя просторных плац-парадов императора Павла I.

Чуть продвинувшись взглядом по родовому древу снизу вверх, увидим в его ветвистой кроне имена российских потомков бравого простолюдина – кузнеца из Саарбрюккена Августа Книппера, прадеда автора семейной хроники.

Домосед Август безбедно прожил до глубокой старости. Но уж сына его, по первой профессии инженера-технолога, помотало-таки по российским просторам.

Всю жизнь менял он должности и места жительства. Попутным ветром занесло его на некоторое время и в наши края. Послужил директором бумажной фабрики князя Гагарина в селе Великом.

Неукротимый либерал и выдумщик (изобрел торфодобывающую машину), герр Леонард счастья за хвост так и не изловил. Наследства не завещал, оставил одни сплошные долги.

Детям же его и внукам полной пригоршней досталось от щедрот века революций и мировых войн. Как и ярославским Андроновым. С ними, женившись на одной из дочерей старейшины рода Нине, обладательнице редкостной красоты сопрано, породнился сын Леонарда Владимир, оперный певец и режиссер, отец автора книги «Пора галлюцинаций».

В повести «Голоса в тишине старого дома» то древо на ветру начинает отзвучивать отдаленным, всё нарастающим гулом времен. От страницы к странице обретать живую плоть и одушевленную светотень на крупных планах лиц и судеб героев.

И прежде всего Чехова и Ольги Леонардовны Книппер.

Какого труда потребовала от автора «русская сага», видно по одной только строке: «Я внимательно прочитал 4500 писем – 12 томов из 30-томного академического собрания сочинений Чехова».

Непомерный труд не был напрасным. Открылся, читаем, «совершенно новый Чехов. С удивительной параболой своей личной судьбы».

IMG_1168.JPG
На снимке слева направа : Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, её приятельница Софья Ивановна Бакланова и Владимир Книппер; домашнее застолье, конец 40-годов.

Какой это, новый?

Внук крепостного, сын лавочника, в отрочестве нещадно сеченый розгами, за дело или просто пропав отцу под горячую руку, доктор Чехов по капле выдавливал из себя раба.

Кто-то скажет, что мы вообще-то про раба в школе проходили.

Ну да, проходили. Только ведь свобода последнего русского интеллигента Чехова, непременно уточнил бы в ответ на это «проходили» Владимир Книппер, состояла в средоточии запретов, свободно им на себя положенных. В зрелые годы он был причастен к высокой, близкой к библейской, норме поступков, мыслей и чувств.

Он всегда и всюду сочувствовал человеку. Заповедь Гиппократа «Не навреди живому» стала его житейским правилом на каждый день. Это был итог его огромных повседневных духовных усилий.

По Книпперу, гражданским подвигом Чехова был его выход из состава Академии наук в ответ на распоряжение царя признать недействительными выборы в академики Горького.

А дальше как провинившихся недорослей   автор ставит в угол нас с вами: «Кто-то из наших современников поступил бы так в ответ на исключение из союза писателей Ахматовой, Пастернака, Зощенко?».

Его свобода была причастна совести. Резюме автора «русской саги»: «Чехов был «человеком из будущего. Школьный лик писателя-классика надо открывать заново».

Владимир Книппер не боится прямых вопросов, и к самому себе тоже.

Вот один из них: «Какой она была, Ольга Леонардовна, моя крестная мать?».

Чистосердечно на него отвечает: приступив к повествованию, сам пока не смог найти нужных слов, чтобы вы хотя бы приблизительно ощутили «светотень лика человека, которого давно нет среди нас».

Опять «лик». Как и о Чехове.

Он верен жанру нон-фикшн и говорит то, на что скорее всего просто из самолюбия не решился бы иной, знающий себе цену беллетрист: мне не удалось, но отчасти это удалось другим.

Вот мы видим жену Чехова глазами человека, близко ее знавшего – Вадима Шверубовича, сына великого мхатовского актера Василия Ивановича Качалова.


Ольга Леонардовна Книппер-Чехова Фото Толчан

«Ее физическое и душевное благоустройство было, очевидно, исключительным. Оно продлило ее прекрасную жизнь до начала десятого десятка. Всё в ней было пластично и ритмично. В ней была красота равновесия».

По словам Шверубовича, «она была благожелательна, доброносна, и добрыми рядом с ней становились другие».

В пору всеобщего измельчения душ, пишет автор повести «Голоса в тишине старого дома», имя Книппер-Чеховой не встречается среди тех, кто подписывал телеграммы с просьбой «расстрелять заклятых врагов народа».

В конце сороковых на встрече с молодежью «тетя Оля заговорит о Мейерхольде». И после долгого своего рассказа, с чувством хорошо выполненной задачи, оборвет себя фразой: «Ой, забыла, о Мейерхольде ведь нельзя!».

Сам Владимир Книппер был солдатом на большой войне и журналистом в Арктике. С инспекторами рыбоохраны гонялся за браконьерами по Енисею. Мыл золото на Чукотке.

В годы хрущевской оттепели они с Александром Галичем основали полуподпольную театральную студию. А еще четверть века спустя, уже совершенно легально, Книппер открыл любительский театр На Старом Арбате. На улице своего детства!

Из тех его учеников, чьи имена на слуху и сегодня – актрисы волею Божьей Евдокия Германова и Мария Аронова.

Книппер ставил Мольера и Островского. «Иудушку» по роману Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» и спектакль-пародию «Летающий пролетарий» по Маяковскому. Розовских «Вечно живых», «Жестокие игры» Арбузова и «Четвертую Мещанскую» по прозе Евтушенко.

По собственному сценарию – нашумевший «Децибелловый вал», «Вариации на темы газетных полос».

Его персонажами стали юный грабитель, представительницы одной из древнейших профессий, художник-наркоман, рисующий только красные маки, бритоголовые из тайного притона.

«Здесь не занимаются назиданием, - писал в рецензии на премьеру «Московский комсомолец», - здесь просто говорят тем в зале, кому не легко: вас видят, о вас думают, вы не одиноки».

Профессиональный режиссер, закончивший ГИТИС с отличием, Владимир Книппер поставил со студийцами и главную свою пьесу «Автор и актриса», об истории любви Чехова и Книппер, вошедшую потом в «русскую сагу».

Задумал он и мемориальный театральный центр их памяти. С подвесными кулисами, киноэкранами, подмостками из модулей, трансформером с комбинацией игровых площадок в разных точках зрительного зала. Называл этот проект «театром дня завтрашнего»

Новостройка была закрыта в 1993 году, попав под тяжелый удар крутой инфляции и шоковых реформ.

А как нам с вами и сегодня далеко до того чеховского будущего, сотрудники музея в Мелихове дали понять, рассказав такой сюжет для небольшого рассказа.

Привели к плакучим осокорям на берегу пруда. Тех, что видны были из окна комнаты с рабочим столом автора «Чайки».

Любил в бинокль рассматривать птиц в ивовых кронах. А пруд увековечил в «Чайке»: аллея в имении Сорина ведет куда? К озеру.

Так вот, один из осокорей, расщепленный и обгорелый, выглядел так, будто по стволу пришелся крепкий удар молнии.

Стихия, как выяснилось, тут ни при чем. Таинственный злоумышленник время от времени поджигает ночью несчастное дерево, зачем-то с упорством маньяка добиваясь его гибели у всех на виду.    

Многие годы повторяется одно и то же. Осокорь горит. Возникает утренняя паника. Огонь заливают. Но ведра не убирают далеко.

По весне могучее дерево снова начинает зеленеть. Так и живет оно, в ожидании новых бед.

Ну и дела.

Но не пора ли нам из Мелихова в Ярославль вернуться.

У нас ведь свои заботы. Давайте-ка мы на прощанье постоим у дома ярославских родственников Книппер-Чеховых – возле элегантного особняка под старыми березами, сохранившего свое былое достоинство.


Предыдущие его собственники, ЗАО «Стройинвест», ничего не делали с наскока. Щадящую перепланировку на этажах вели они с учетом требований охранного обязательства.

Сохранили все самое ценное, что осталось от предыдущих владельцев: полы, лестницы, лепку. Изразечный камин на втором этаже. Конфигурацию оконных проемов. Ажурный орнамент въездных ворот.

К слову, место здесь историческое – древнее Загородье, с культурным слоем в семь или больше веков. Расположено оно в границах разработанного в Санкт-Петербурге Регулярного плана Ярославля 1778 года – этот документ в архитектурных институтах изучают.

И это чуть ли не единственная в наших краях купеческая усадьба с планировкой, сохранившейся в таком виде, как ее строили.

Потому-то и надо восстанавливать, возвращать ее в жизнь всю целиком, особняк с хозяйственным двором, людской, где жила прислуга, богадельней, конюшней, каретным сараем.

В конце нулевых годов пообщались мы здесь с директором спа-салона, открытого в стенах особняка элитного оздоровительного заведения на стыке психотерапии, водолечения и косметики.

- У этого дома, - говорила директор, – сильная аура.

Со знанием дела уточнила:

- Аура ясная и надежная.

Та оздоровительная энергетика, подхватили мы тему, не получена ли нами в наследство от красавиц дочерей почетного потомственного гражданина?

В Мелихове довелось посмотреть семейный альбом Андроновых.

Сестры, как горские наездницы, с прямой спиной держались в седлах. По-матросски управлялись с весельной шлюпкой. Играли в большой теннис.

Одними из первых среди своих сверстников они освоили в губернском городе фотокамеру.

На тех кадрах – соединенный с усадьбой галереей храм Петра и Павла (взорванный в конце 30-х), уютный усадебный двор, сад с китайской беседкой, чаепития на свежем воздухе, виды набережной, широкие речные просторы.

У моих собеседников были твердые намерения так и восстанавливать ее – в комплексе. И плюс к этому построить в створе ограды со стороны набережной культурно-деловой центр с концертным залом и рестораном.

Такой центр, по убеждению заказчиков фор-эскизного проекта восстановления и реконструкции усадьбы и набережную украсил бы, и обновил бы карту туристских маршрутов «Золотого кольца России».

Не дадим! – сказали специалисты охраны культурного наследия.

В общем, нужен был компромисс. Установление баланса интересов, как единственного способа не загнать дело в тупик.

А его, компромисса, до сих пор как-то не видно. В это, можно предположить, всё и уперлось.


Охранять развалины, что и говорить, дело бесперспективное. К чему ведет неумение договариваться, видно на печальном примере той же развалюхи богадельни с видом на Волгу.

Проваленная кровля, сгнившие чердачные перекрытия под самыми окнами построенного у самой межевой бровки андроновской усадьбы жилого дома недавно рухнули и богадельню пришлось разобрать – от греха подальше.

Пейзаж сейчас на Загородье - сплошная грусть-печаль. С торца там, где был вход в спа-салон, тропка к крыльцу еле видна в буйных зарослях лещины, в крапиве и лопухах.

Обшарпанная фасадная стена бывшей людской с оконницами без стекол вся исписана витиеватыми граффити.

Андроновская решетка на воротах, рядом с вывеской нового владельца, при отсутствии сколько-нибудь заметных признаков его пребывания здесь (судя по тексту на табличке одного из подразделений Сбербанка), наглухо закрыта щитами из крашеной деревоплиты.

Но маскировка не помогает. Постыдные руины круглый год видны с моста, с набережной, из Твериц с левого берега. А в навигацию с палуб теплоходов, а значит туристам, будем считать, со всей России.

Знал бы автор «русской саги», что мучитель мелиховского осокоря до сих пор где-то ходит среди нас, так уж точно, показал бы из своего поднебесья музейной охране крепко сжатый кулак.

А проведав про те развалины, что у всей России-матушки на виду, не преминул бы он устроить хорошую баньку нам, читателям своим.

Поинтересовался бы: до каких же пор, дорогие мои, у вас там будет она продолжаться-то, затяжная пора горестных галлюцинаций, что сотворили мы собственными руками?

Автор
Юлиан Надеждин, член Союза журналистов России.
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе