2. Немецкие профессора и врачи производили в лагере так называемые "медицинские" эксперименты над живыми людьми — мужчинами, женщинами и детьми. 

3. По степени продуманности, технической организованности и жестокости истребления людей Освенцимский лагерь оставляет за собой далеко позади все известные до сих пор немецкие лагеря смерти. 

4. Нет больше на свете преступной армии, которая своими штыками и пушками утверждала существование этого неслыханного злодейства. Очищающая мир великая победа покончила с этими чудовищными преступлениями. Она спасала от неминуемой гибели тех, кого не успели замучить, отравить, удушить и сжечь фашисты. Она склонила свои боевые знамена над прахом миллионов мучеников. Светлее стало на земле. Человечество, столько лет вдыхавшее смрад тления и пороховой чад, соскучилось по аромату мирных полей, по запаху цветов, по свежему ветру, не отравленному гарью войны. И не хочется сегодня снова говорить о мрачной бездне, из которой только что вырван мир". 

Но говорить об этом необходимо. Все это только что было. И такого нельзя забывать. 

С виду этот лагерь у города Освенцима, в польской Силезии, выглядит обычным трудовым лагерем. И над входными воротами его укреплен был лицемерный транспарант: "Работа делает свободным". Эта надпись сулила свободу тем, кто, попадая в лагерь, еще надеялся, что трудом своим спасет себе жизнь. 

Но, присмотревшись, если ему еще давали время осмотреться, заключенный видел тройные ряды массивных бетонных устоев с изоляторами, по которым тянулись провода с шипами. День и ночь, круглые сутки, ток в несколько тысяч вольт шел по этим проводам. Здесь все было прочно, массивно, все сделано с той тяжелой, бесчеловечной добротностью, с какой фашисты умеют обставлять массовые убийства. 

«Не отворачивайтесь, товарищи, от этого снимка»

Вдоль высокой ограды, которой лагерь был изолирован от всего живого, между столбами со смертоносной колючей проволокой, в тесном коридоре высились башни, на вершине которых неусыпно дежурили часовые с пулеметами и автоматами. Иногда ради забавы в тесный коридор между рядами столбов ставили узника. Он стоял здесь час, другой, третий, сутки, пока силы не оставляли его. Качнувшись, он невольно касался провода, и ток мгновенно умерщвлял его на потеху эсэсовцам. 

И по всему лагерю были развешаны, установлены, расклеены треугольные плакаты, гласившие: "Сегодня живешь. Завтра умрешь. Помни это!" Везде: в бараках, у ограды, на стенах лагерных зданий — везде заключенный видел эту памятку. 

Это был исполинский комбинат смерти, гигантское механизированное человекоистребляющее предприятие, с колоссальной пропускной способностью. Почти на пятьдесят квадратных километров расползался по земле этот чудовищный завод по умерщвлению людей. 

Напрасно немцы пытались уничтожить следы своих преступлений. 

Обугленные трупы, полуобгорелые черепа среди обломков Освенцима выдают преступления тех, кто был хозяевами лагеря и на чьи головы должен обрушиться меч карающей справедливости. Лагерь располагал универсальными орудиями смерти. Вот одно из них: газовая камера. В нее загоняли людей. Через эту дверь сотни тысяч узников ушли из жизни. Дверь герметически закрывалась. И дежурные убийцы могли через глазок двери любоваться муками своих жертв. 

Людей душили "усовершенствованным" способом. Применялось новое, изобретенное германской химической промышленностью ядовитое вещество — "циклон". Кристаллы "циклона" через особые люки засыпались в газовые камеры. И тысячи людей через 15-20 минут гибли в мучительном удушье. 

Были в лагере и более простые, старинные способы убийства: людей умерщвляли на стандартной виселице, в специальном тюремном дворике лагеря. Что же, может быть, эта смерть казалась узникам милосердной в сравнении с тем, что испытывали другие обреченные... 

Тысячи и тысячи, сотни тысяч, миллионы людей гибли в газовых камерах Освенцима, умирали от истощения, сжигались в гигантских крематориях. А мерзавцы, которые ведали убийством, еще способны были веселиться. Они слагали циничные куплеты и заставляли распевать их смертников. В часы досуга между двумя порциями убийств они рисовали карикатуры. Вот одна из них. Это "дружеский шарж", нарисованный одним убийцей на другого. Взгляните на этот рисунок, аккуратно вклеенную фотографию благообразного мерзавца, на страшный счет, который он держит у открытой печи крематория, отправляя в нее 20-тысячный труп задушенного... 

В Освенциме свирепствовали хозяйственные убийцы. Они не только отнимали у своих жертв жизнь: они заранее отбирали у них все, что было при жизни у умерщвляемого... Все это специальными эшелонами оправлялось в Германию. Все это хранилось до поры до времени на гигантских складах. 

Чемоданы с наклейками всех стран мира, носильные вещи, костюмы, платья, белье... Чудовищнее груды обуви, снятые с ног тех, кого убили в газовых камерах. Ботинки, туфли, сапоги, детские тапочки... Дантисты вырвали у убитых золотые зубы, пластинки с искусственными зубами. Целые склады искусственных челюстей, зубных протезов скапливались в лагере. 

«Дружеский шарж» на нациста, уничтожившего 20 тысяч человек (найден при освобождении Освенцима)

В особенные нумерованные пакеты, с аккуратным обозначением веса, упаковывались волосы убитых женщин, девушек, девочек. В лагере остались кипы женских волос. Золотистых, черных, каштановых, седых... И вот брошена на пряди волос, побелевших, быть может, от предсмертного ужаса, нежная косичка с детским бантом. 

Они были торговцами, дельцами, коммерсантами, эти убийцы, от которых, судя их, отвернется человечество, отказываясь признать в них людей. Они дробили кости убитых и продавали фирме "Штрем" для переработки в суперфосфат. Они отправляли в Германию для промышленных целей тюки с женскими волосами, золотые и искусственные зубы, вырванные из ртов убитых. 

Мало кто уцелел в этом страшном, не снившемся людям даже в самых дурных снах лагере смерти. Изможденные, полуживые, с лицами, исковерканными пытками, еще не веря в возвращенную им жизнь, смотрели они на пришедших освободителей. 

Спасены были дети — те немногие, которых оставили в лагере для всяких мучительных медицинских опытов. 

Но на дне бесчисленных рвов остались лежать те, кого уже поздно было спасать. Не отворачивайтесь, товарищи, от этого снимка. Пусть в ушах ваших, пусть в ушах всего мира звучит этот немой, душераздирающий смертный крик одной из бесчисленных жертв. То кричит Освенцим! Он кричит миллионами ртов измученных людей, у которых фашистские убийцы навсегда вырвали дыхание, речь и жизнь, миллионами тех, кто сгорели в печах крематория, миллионами тех, кто засыпаны освенцимской землей. И, может быть, услышав этот крик, некоторые тугоухие и либеральные журналисты Европы и Америки с омерзением отдернут свои руки, протянутые для "джентльменского" пожатия обер-убийце Герингу и другим негодяям из гитлеровского лагеря. 

Пусть нестерпимы для взора и сердца человеческого эти снимки. Надо найти в себе силы, чтобы взглянуть на них. Мир должен знать, видеть, помнить это!" 

"Огонек" N 24, 17 июня 1945 года

Огонек