Михаил Глинка: как стать любимым классиком в России

Просьба назвать самого первого и великого классика в русской литературе ни у кого не вызовет затруднений.
Конечно, Пушкин Александр Сергеевич. А самый первый и великий классик в русской музыке?.. 

После минутного замешательства умники и умницы назовут Чайковского Петра Ильича. И отчасти будут правы. Величие его музыки очевидно. И его Симфония №1 – по сути, первая в отечественной музыке. Его балет «Лебединое озеро» — первое сочинение в этом жанре, написанное русским композитором, способное конкурировать с зарубежными образцами. Музыка Чайковского звучит в концертных и театральных залах, ее «мучают» ученики музыкальных школ, ее эксплуатируют создатели рекламных роликов. Но все же лавры первого русского классика принадлежат другому человеку – Михаилу Ивановичу Глинке (1804-1857).

Глинка сделал целью своей жизни создание русской национальной музыки. Что удивительно, сегодня, когда воспитание патриотизма является непременным пунктом едва ли не всех акций, проектов, мероприятий, Глинка почти позабыт. Еще удивительнее то, что даже в филармониях его музыку редко когда услышишь.

Если в какой-то песне, громко спетой под минусовку, тридцать раз повторилось слово «Россия», она не обязательно патриотическая. А музыка Глинки – патриотическая и по-настоящему русская, на молекулярном уровне. Даже если заветное слово «Россия» в ней не произносится вовсе.

Конечно, в небрежности по отношению к творчеству замечательного композитора виновато, в первую очередь, наше сознание, способное питаться преимущественно стандартами и форматами. Но, возможно, свою роль сыграла и реакция нашей социально-исторической памяти. В «золотые» годы советской власти партия оглушала композиторов требованием: «Пишите, как Глинка!» Идеология трансформировала живой, драматичный образ великого музыканта в символ реалистической музыки.


М.И. Глинка пишет оперу «Руслан и Людмила»., И. Репин


В букинистическом издании под громоздким названием «Материалы и документы по истории русской реалистической музыкальной эстетики» (1954) я наткнулась на характерный абзац: «Партийная печать неоднократно призывала и призывает советских художников к проявлению величайшей требовательности к своему творчеству. Вся жизнь Глинки дает образец взыскательного отношения художника к своим задачам в искусстве». Если бы не словосочетание «партийная печать» и не раскиданные по странице формулировки тов. Жданова А.А., все было бы правильно. Но и в искусстве, и в жизни все определяет контекст…

Всеми настоящими, талантливыми композиторами советского времени Михаил Иванович был любим и почитаем. Но та эпоха раскрасила его чрезмерно яркими цветами знамени – красным и золотым. Многогранный Глинка, чуткий к акварельным оттенкам, к тончайшим градациям, был надолго потерян. Пора изучить шедевры композитора в тишине и душевном спокойствии.



«Музыка – душа моя»
 
Внешне жизнь Михаила Ивановича довольно спокойна. Он родился в селе Новоспасском, в Смоленской губернии. Раннее детство провел под крылом бабушки, Феклы Александровны. Из тех лет он запомнил свой интерес к звучанию колоколов. На двух медных тазах мальчик пытался воспроизводить колокольный звон. Спустя годы это детское увлечение «аукнется» в колокольном апофеозе первой русской оперы «Жизнь за царя».

После смерти бабушки юный Мишель – так его звали и в зрелом возрасте – живет в родительском доме. Самой большой радостью для него становится оркестр его дядюшки. Музыканты играли танцы, переложения русских народных песен. Сам композитор напишет позже:


Федор Шаляпин в роли Ивана Сусанина в опере «Жизнь за царя», 1904 год, Фото: Павел Балабанов/РИА Новости


«может быть<,> эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную русскую музыку».

Один из музыкальных вечеров произвел на Мишеля такое впечатление, что и на следующий день он был сам не свой. Учитель заметил, что мальчик весь занят музыкальными переживаниями. Глинка ответил: «Что ж делать? Музыка – душа моя!»

Игре на фортепиано Мишель начал учиться еще в родительском доме. Занятия музыкой продолжились и в годы учебы в Благородном пансионе в Санкт-Петербурге. Многочисленные родственники и друзья семьи часто брали мальчика в театр. Оперные и балетные спектакли доставляли ему огромную радость. Только репертуар был преимущественно итальянский и французский. Вскоре после окончания пансиона Глинка начинает усердно заниматься пением, композицией (искусством сочинения) и итальянским языком.


Итальянский для человека, решившего всерьез заниматься музыкой, — это первая необходимость. Во времена Глинки говорили «музыка», а подразумевали итальянскую музыку.


Неудивительно, что, желая усовершенствоваться в музыке, он стремится в Италию. Попутно нужно заметить, что, путешествуя, Михаил Иванович изучал каждую страну через ее музыкальные традиции. И обязательно запоминал то, что будет ему полезно как композитору, музыканту. Так, в Италии ему открылось «капризное и трудное искусство управлять голосом и ловко писать для него». На Кавказе он записал мелодию, которая впоследствии стала темой «Персидского хора» в опере «Руслан и Людмила». В Испании русского музыканта впечатлили темпераментные народные танцы. Некоторые танцевальные темы стали потом основой для двух его великолепных оркестровых сочинений – «Арагонской хоты» и «Ночи в Мадриде». В Германии, славившейся прекрасной школой теории музыки, он изучал все секреты композиции с прекрасным педагогом Зигфридом Деном.


Но в чужих краях он всегда думал о России. Он признавался: «Тоска по отчизне навела меня постепенно на мысль писать по-русски».


Конечно, Глинка имел в виду – писать МУЗЫКУ по-русски. Надо сказать, что для того времени эта мысль была довольно дерзкой и странной. Зачем музыканту, умеющему превосходно писать по-итальянски,  посвящать себя такому нелепому и финансово бесперспективному делу?

Не только проблемы со здоровьем и желание изучать мировое музыкальное наследие заставляли Глинку буквально сбегать из России. Он был не боец, а музыкант. Но музыкант такой, что его произведения обсуждались в прессе и в салонах с несветской горячностью. Когда он написал оперу «Руслан и Людмила», общество разделилось на два лагеря – одни любили «Жизнь за царя», вторые «Руслана». Кстати, из этого оперного противостояния и выросла русская музыкальная критика.



Первая, русская, кучерская?..


К.П. Брюллов, М.И. Глинка, Н.В. Кукольник. Гравюра с рисунка П.А. Каратыгина, сделанного с натуры в 1842 году


К концу 1834 года Михаил Иванович задумал написать русскую оперу – на русский сюжет, на русском языке, на основе русского музыкального фольклора. Близкие друзья – а в этот круг входили Гоголь, Пушкин, Одоевский – были готовы помочь ему. Василий Жуковский предложил исторический эпизод, связанный с подвигом Ивана Сусанина. Зимой 1613 года  царь Михаил Романов  жил в костромском селе Домнино. Поляки пытались добраться до юного государя. Недалеко от Домнина отряд встретил Ивана Сусанина. Враги потребовали от него указать дорогу. Сусанин согласился, но повел их в противоположную сторону, в лесную глушь. Ни угрозы, ни пытки не заставили его показать полякам верную дорогу.  

Оперу Глинка назвал просто: «Иван Сусанин». Уже во время репетиций по настоянию высокопоставленных особ авторское название было изменено на «Жизнь за царя».

Некоторые темы будущей замечательной оперы были сочинены как раз во время путешествий. Нужно ли говорить, что основным источником  вдохновения стали для Глинки русские народные песни? В партитуре почти нет прямых фольклорных цитат, но каждый такт, за исключением блестящего польского акта, пропитан родными, узнаваемыми интонациями.

Премьера оперы «Жизнь за царя» прошла с огромным успехом. О нем свидетельствуют не только аплодисменты и восхищенные отзывы. Успех подтверждается оглушительно разгромными статьями известного «ругателя» Фаддея Булгарина и ставшей крылатой репликой аристократической особы: «Это кучерская музыка!»


Глинка с любопытством прочел злобные статьи и с азартом ответил на снобистскую реплику: «Это хорошо и даже верно, ибо кучера, по-моему, дельнее господ!»


И.Е. Репин. Славянские композиторы. 1871-1872 гг.


Поздравляя Михаила Глинку с премьерой, его друзья сочинили приветственный «Канон».


Вот четверостишие от Михаила Виельгорского:

Пой в восторге, русский хор,
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! наш Глинка —
Уж не Глинка, а фарфор!


  А это – от  Александра Пушкина:

Слушая сию новинку,
Зависть, злобой омрачась,
Пусть скрежещет, но уж Глинку
Затоптать не может в грязь.

Самые яркие люди из современников Глинки, конечно же, поняли, какое место суждено занять «Ивану Сусанину»/«Жизни за царя». И никакая зависть этому помешать не могла. Владимир Одоевский очень точно определил значение этого произведения:

«С оперою Глинки является то, чего давно ищут и не находят в Европе – новая стихия в искусстве, и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг, скажем положа руку на сердце, есть дело не только таланта, но Гения!»


Может быть, хотя бы из доверия к восторгам великих современников композитора нам стоит обратиться к Глинке? Иначе банальная пыль забвения может оказаться злее упомянутой Пушкиным грязи.

Автор
Алевтина Бояринцева
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе