В Большом театре прошел вечер памяти Екатерины Максимовой.
Подобный концерт с тем же названием «Фрагменты одной биографии» был сделан четверть века назад, в 1999 году. Максимова и сама участвовала, ибо театр отмечал ее юбилей. Публика тогда, конечно, была другая: в зале сидели те, кто видел юбиляршу в ее спектаклях.
Что эти люди помнили? Как я писала,
«облик девочки на шаре с картины раннего Пикассо. Признание профессионалов и критики, две премии Парижской академии танца, награды балетных конкурсов….Половинка балетного символа, известного как «Максимова–Васильев», одного из лучших дуэтов в истории балета.
Незабываемая Маша в «Щелкунчике», Китри в «Дон Кихоте», Элиза Дулитл и Петер из кинофильмов «Галатея» и «Старое танго», героиня балетов Григоровича… тонкая исполнительница миниатюр Голейзовского и грандиозной балетной феерии «Спящая красавица, участница проектов Мориса Бежара, Ролана Пети, Франко Дзеффирелли». И «негласная победительница необъявленного конкурса «самые красивые ноги среди балерин Большого театра».
Еще я писала, что
«бунинская фраза «легкое дыхание» точнее всего говорит о танце Максимовой»,
что в ее искусстве эфемерность сплелась с шаловливостью, а ее тип женственности – превращение сорванца в красавицу.
ГАБТ проводил вечер памяти балерины и в 2019 году. Теперь Владимир Васильев снова организовал и режиссировал концерт на сцене родного для Максимовой театра.
Вечер «Фрагменты одной биографии», конечно, состоял из отрывков «максимовских» классических спектаклей, но не только. Львиная доля названий – постановки самого Васильева (Максимова участвовала в некоторых), плюс один номер в его редакции. Вместо декораций были использованы задники с увеличенными акварелями Васильева, он не только был партнером и мужем Максимовой, а также хореографом, он еще и художник.
Оркестр ГАБТа и дирижер Алексей Богорад участвовали в длинном концерте, который начался со вступительного слова Васильева. Оратор прочел стихи актера Гафта про тайну мастерства, написанные для Максимовой; напомнил, что наставником ее была Елизавета Гердт, а значит, есть прямая линия от Императорского балета; сказал, что Максимова до последнего дня учила молодежь (тут я вспомнила максимовские слова про новое поколение – «хочу, чтобы они танцевали лучше меня»). И еще сказал, что душа бессмертна, пока мы ее помним.
Началась фото- и кинохроника. Ее было много, перед каждым номером. Максимова в классике и в эксцентрике, в кино и на сцене, с Васильевым и без него.
Это, конечно, дорогого стоило. Не зря Асаф Мессерер, легендарный танцовщик и педагог, сказал про легендарный дуэт: они танцевали для того,
«чтобы мы не забывали, сколько хорошего отпущено судьбой или, по крайней мере, какими мы могли бы быть счастливыми».
На этом фоне участники концерта могли напомнить о его поводе только высоким качеством танца. Непростая и не всеми решенная задача.
По задумке Васильева-режиссера, действие концерта возникало из давно поставленного «Антре», танца-дефиле девочек, учениц балетной школы, одетых в костюмы героинь Максимовой (сами героини, взрослые, появлялись по ходу вечера). Заводилой детей была Маша-девочка из «Щелкунчика», вздымающая одноименную куклу к небу.
По-настоящему открыл концерт «Вальс- фантазия», номер, показавший знакомство постановщика Васильева с хитами романтического и неоромантического балета. «Шопениана» и «Па-де-катр» мерещились в каждом па и каждой мизансцене.
Владислав Лантратов (как бы лирический герой), вылетевший на сцену в романтическом прыжке, а затем показавший класс в перекидных жете, то опекал стайку «сильфид» в белых тюниках, то сам был ими опекаем: пять солисток благополучно порхали вокруг героя под музыку Глинки.
Этому номеру вторил (но с нервно-героическим акцентом и обилием поддержек) фрагмент из старого советского балета «Паганини» на музыку Рахманинова (постановка Леонида Лавровского в редакции Васильева, за роялем Алексей Мелентьев). Демонический герой в черном, имитирующий игру на скрипке, вдохновлялся музами в белом. Паганини легко и вдохновенно станцевал Дмитрий Смилевски, с чудными турами в тирбушон, а главную Музу – Елизавета Кокорева, и этот полу-дуэт, полу-диалог двух воль, при наивной декоративности хореографии, произвел сильное впечатление. Так и надо танцевать, если нужно напомнить о звездном дуэте.
Иной ракурс и, честно говоря, иной уровень показала другая пара: Маргарита Шрайнер и Игорь Цвирко в па-де-де из «Пламени Парижа». Цвирко, обычно четкий и собранный, почему-то не доделывал свои «козлы» и «разножки», создавая впечатление разваленных вариаций. Даже забористый «пистолет» с переворотом был лишь заявкой на чудо техники, Шрайнер, добросовестно передавая порядок па, как-то забыла, что это балет, на минуточку, о революционном энтузиазме.
Зато Ева Сергеенкова-Жизель, неистовая сомнамбула, в своем прочтении не забыла ничего. Уход в себя не мешал ей взаимодействовать с партером (Клим Ефимов). И пусть героиня одноименного балета не стала главной вехой в биографии Максимовой (все же не совсем тот темперамент был для призрачности второго акта) – она это станцевала. И репетировала с Улановой.
Когда на сцену вышли солисты Татарского театра оперы и балета Аманда Гомес и Михаил Тимаев, чтобы станцевать танго-сцену из балета Васильева «Фрагменты одной биографии», вспомнилось две вещи: как броско это показывала Максимова и как хореографически похоже соло героини на тарантеллу Анюты из одноименного балета того же хореографа.
А в странном номере Васильева «Баллада» ( под «живой» рояль и хитового Шопена в исполнении Екатерины Мечетиной) недобрый меланхолик в черном (снова Лантратов), прыгающий вокруг инструмента, становился энергетическим вампиром для беззащитной и по итогу вконец замученной героини в белом (Елизавета Кокорева танцующая то ли любовь, то ли идею, то ли ностальгию, то ли просто жертву эгоманьяка). Вот и подумалось, что пути балетных дуэтов неисповедимы.
После антракта давали па-де-де из «Щелкунчика», где Максимовой не было равных. Увы, Элеонора Севенард, с ее холодным безразличием и к действию, и к партнеру (Артем Овчаренко, красивые пируэты с выходом на двойные), была далека от лучезарного восторга, с которым танцевала Максимова. Но и своей концепции не дала.
Про «Элегию» на музыку Рахманинова мне сказать нечего, кроме того, что музыка была лучше постановки, собранной Васильевым из общих акробатическо-романтических мест, с уклоном в дуэт Фригии и Спартака из балета Григоровича, и безлико станцованной Анной Никулиной и Егором Геращенко (исполнители не виноваты, они лишь показывали, что им дали).
В по-хорошему неизбежном «свадебном» па-де-де из «Дон Кихота» (ах, какая бедовая была Максимова-Китри!) солировали гости из Мариинского театра, Рената Шакирова и Кимин Ким. Оба демонстрировали нужную любовную «химию» и взаимное кокетство, по чистоте танца Шакирова переиграла партнера, даром что прыжки кавалера, а также его поддержки на одной руке были на высоте, во всех смыслах.
И еще дирижер зачем-то загнал темпы на фуэте, так что бедная Китри за ним не успевала. Зато ее чеканный апломб в финальной позе был хорош.
И наконец, сцены из балета «Анюта». Спектакля, поставленного некогда Васильевым на Максимову, на ее индивидуальность. Показали и бал, где царит Анюта (Анастасия Сташкевич), и гротескных чиновников во главе с ее карикатурным мужем (Вячеслав Лопатин), и каток, на котором вокруг героини увиваются ухажеры, а бездомный папа Петр Леонтьевич с братьями Анюты скорбно бредет под снегом.
Все, начиная с двух офицеров (Марк Орлов и Марк Чино, пижонски бросающие в зал двойные ассамбле) азартно разыгрывали сатирическую историю с моралью.
Конечно, Максимова была в этом балете королевой бала. Ее задор и открытое упоение женской властью повторить не смогли, да это и невозможно: Сташкевич-Анюта по природе более мягка. Но можно было вспомнить остроумие и отвагу неповторимой балерины. Вспомнить Максимову, чье 85-летие со дня рождения отметили в Большом театре.
А насчет того, чтобы «они танцевали лучше меня»… Пока не очень получается.