Что помешало победить русских?

5 декабря 1941 года судьба мира решалась у ворот Москвы


Русская воля к победе оказалась сильнее воли врага. Её не удалось сломить первыми месяцами тяжелейших поражений. Эта воля к победе крепла день ото дня, год от года. А всё остальное – ресурсы, коммуникации, погода – стало всего лишь инструментарием воли. Что тут ещё добавить? Разве только склонить головы перед теми, кто шестьдесят восемь лет назад продемонстрировал всему миру, что такое настоящий русский характер.


Это было похоже на чудо


День пятого декабря 1941 года стал кульминационным моментом в битве за Москву. Весы истории, неумолимо клонившиеся в сторону гитлеровской Германии, остановились, замерли, и начали обратное движение – приближая нашу Победу.

«Не смять богатырскую силу,

Могуч наш заслон огневой,

Мы выроем немцу могилу

В туманных полях под Москвой».


Эти торжественные, уверенные строки появились на свет в феврале сорок второго, когда исход сражения был уже ясен. Но несколькими месяцами раньше поводов для оптимизма не было. Отлаженная машина Вермахта методично, как профессиональный хирург, отрезала один кусок страны за другим, брала в стальные клещи всё новые и новые соединения Красной армии. В июне – Белостокский котёл, в июле – Минский, в августе – Уманский, в сентябре – Киевский, в октябре – Вяземский. Тысяча километров от польской границы до русской столицы уже заклеймена траками немецких гусениц, осталась одна десятая пути. «Солдаты! Все столицы континента склонились перед Вами. Осталась Москва. Заставьте её капитулировать!» – напутствовал своё воинство фюрер.


К операции «Тайфун» привлекалось 1 миллион 700 тысяч германских солдат – почти столько же, сколько понадобилось для разгрома англо-французской армии весной 1940 года. Казалось, Россия уже на волоске от катастрофы.


Однако Восточная кампания развивалась совсем по иным законам, нежели военные операции на Западе. Если в мае сорокового с каждым днём немецкого наступления силы французского сопротивления таяли, и в Париж Вермахт вступил практически без боя, то по мере приближения к Москве пружина русского сопротивления сжималась всё крепче. От Бреста до Гжатска каждый день наступления приносил Гитлеру по 20-30 километров захваченной земли, однако на границе с Московской областью счёт пошёл на километры, а к концу ноября – на сотни метров в день. Москва стояла как таинственный талисман, рядом с которым русские обретали дополнительную силу. В первые дни зимы энергия германского удара была полностью исчерпана.


А дальше произошло небывалое. Впервые с начала Второй мировой войны немецкие войска ушли в глухую оборону. На северо-западном и юго-восточном фасах сражения их отступление переросло в беспорядочный драп. Ситуация изменилась столь стремительно, что уже 16 декабря Гитлер, на полгода опередив Сталина, вынужден издать свой приказ «Ни шагу назад», призывающий горе-завоевателей к «фанатичному сопротивлению». А ведь ещё два месяца назад, верстая экономический план на 1942 год, германский фюрер самонадеянно предложил сократить производство вооружений на 40 процентов, «поскольку потребность в них будет не так велика, как в сорок первом»! Теперь же немцам открылась совсем иная перспектива войны. Подписывая приказ об обороне Ржева, Гитлер выбросил лозунг: «Ржев – ворота Берлина», что свидетельствовало о самых мрачных опасениях агрессора. Сталин же, поднимая новогоднюю здравицу, напротив, продемонстрировал завидный оптимизм, призывая в наступающем году выбросить захватчиков с советской земли.


Наша победа под Москвой буквально за несколько недель изменила не только настроения вождей воюющих армий, но настроения всего человечества. Она была похожа на чудо. Этому стремительному перелому в ходе войны до сих пор не могут найти объяснения военные стратеги и политики.

Миф о «генерале Морозе»


Среди множества гипотез внезапного провала операции «Тайфун» особое место занимают следующие три:

1. Неисчерпаемые людские ресурсы СССР, позволившие «завалить противника трупами»;

2. Экстремальные морозы зимой 1941 года;

3. Критическое удлинение немецких коммуникаций, затруднивших снабжение Вермахта.


Однако многочисленные поклонники этих, щадящих германское (и шире – европейское) самолюбие теорий, как видно, не слишком затрудняют себя элементарным анализом.


Во-первых, в битве под Москвой советская армия не имела превосходства в живой силе. Это чуть ли не единственный за всю войну случай нашего наступления против численно превосходящего противника. Те, кто не хочет этому верить, могут сколько угодно подвергать сомнению советскую военную статистику, но опровергнуть более весомые факты они бессильны.


Главный же из этих фактов заключается в том, что к декабрю 1941 года на контролируемой советским правительством территории находилось менее 130 миллионов человек. Это значит, что у нас оставалось меньше годных для призыва взрослых мужчин, чем проживало в третьем Рейхе с его ближайшими сателлитами. (Не говоря уже о том, что к услугам Гитлера была рабочая сила всей материковой Европы и рабский труд «остовцев»). Немецкий перевес в людских ресурсах сохранялся в течение двух лет, до осени сорок третьего, пока мы не освободили часть захваченных территорий, и пока в Италии не высадились союзники.


Во-вторых, в ходе летне-осенней кампании 1941 года коммуникации, связывающие главную промышленную базу Германии – Рур – с театром военных действий, действительно удлинились в два раза, с тысячи до двух тысяч километров. Но в этот момент они всего-навсего сравнялись по длине с русскими коммуникациями, связывающими советско-германский фронт с главной промышленной базой России – Уралом. Расстояние от Кёльна до Ржева примерно равно расстоянию от Ржева до Челябинска. Выходит, как только немцы оказались в равных с нами географических обстоятельствах, это равенство стало для них невыносимым.


Наконец, рассмотрим излюбленный тезис о русском морозе, остановившем нашествие. Зима сорок первого, в самом деле, выдалась на редкость холодной. Старики-свидетели рассказывали мне, как гудериановские солдаты, застигнутые врасплох ночным залпом «катюш» и выскочившие на улицы деревни в кальсонах, замерзали заживо. Немецкие смазочные масла были просто не рассчитаны на такую экстремальную температуру и сотни единиц вражеской техники вышли из строя. В этом смысле фактор природных условий вовсю работал на нас, как на более приспособленную к зиме сторону.


Но, если задуматься, то и в случае с морозом речь шла всего лишь о равенстве условий: ведь наши солдаты тоже страдали от холода, и в тульских госпиталях десятками принимали обмороженных. Кроме того те, кто кивает на помощь «генерала Мороза», спасшего русскую Армию от неминуемого разгрома, совершенно игнорируют другое, гораздо более фундаментальное значение российского климата.


Попав всего на несколько месяцев в условия континентальной зимы, немцы расписались в полной неспособности эффективно действовать в «этом холодном аду». Резкое похолодание и обилие снега поставили их войска в исключительно трудное положение. С этим никто не спорит. Но, охотно признавая роль мороза на войне, многие совершенно упускают из виду, что русским приходится не только изредка воевать, но постоянно жить в континентальном климате. И мирное соревнование между Западом и Россией на протяжении столетий шло в заведомо неравных условиях: орошаемая Гольфстримом оранжерея западной Европы и морозные поля под Москвой (не говоря уже о Сибири)!


Поэтому всякий, кто пытается сравнить экономические и социальные успехи народов России с успехами народов Запада, должен прежде всего учесть эту перманентную климатическую фору. Выравнивание же условий, как показала битва под Москвой, немедленно привело к катастрофическим для европейцев результатам.

Чья воля сильнее?


Итак, что же всё-таки оказалось главной причиной «декабрьского чуда» у стен столицы? Советские ветераны этой великой битвы прекрасно знают правильный ответ. А тех, кто не верит в простые и ясные истины (поскольку это истины отечественного производства) и ищет причины в ресурсах, коммуникациях и температуре воздуха, можно адресовать к свидетельствам противника. Вот что, например, писал в критический момент сражения генерал-полковник Франц Гальдер:

«Он (Гитлер) выражает нетерпение в связи с... перспективами подойти к Москве. Это вопрос воли!


…оба противника сражаются уже на пределе своих сил и предпринимают последние усилия, а потому верх одержит тот, у кого сильнее воля».


Исчерпывающий прогноз!


Русская воля к победе оказалась сильнее воли врага. Её не удалось сломить первыми месяцами тяжелейших поражений. Эта воля к победе крепла день ото дня, год от года. А всё остальное – ресурсы, коммуникации, погода – стало всего лишь инструментарием воли. Что тут ещё добавить? Разве только склонить головы перед теми, кто шестьдесят восемь лет назад продемонстрировал всему миру, что такое настоящий русский характер.


Владимир Тимаков


Decalog


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе