Это искусство или нет? Репортаж о выставке Бэнкси

В Москве в Центральном доме художника (ЦДХ) открылась выставка стрит-арт художника Бэнкси.

На этой выставке побывали и делегаты журнала «Дискурс» — я (как репортер) и Большой Глебовски (как фотограф) (правда, у него не было с собой фотоаппарата, да и не то что с собой, но и вообще; да и фотографом он, в общем-то, не был, но все равно решил сходить, чтобы приобщиться, как он полагал, к прекрасному). Еще мы хотели взять с собой нашего друга Костю (как искусствоведа), но он отказался выходить из дома, поскольку соблюдал шаббат, а день был, как назло, субботний.

Меня немного смущала идея идти в музей, чтобы смотреть там работы уличного художника. Это примерно как в консерватории слушать уличного музыканта или в Эрмитаже разглядывать шаржи карикатуриста с Арбата. Но мир в наше время не так прост, и часто приходится идти на уступки и чем-то жертвовать. Порой — здравым смыслом.

Выставка находилась на втором этаже ЦДХ: все стены были расписаны фразами «Бэнкси», в углу стояла красная телефонная будка, а рядом буфет. Меню в буфете тоже сопровождалось надписью «Бэнкси». Интересный ход, подумал я, сделать буфет частью выставки, чтобы посетители могли попробовать искусство на вкус. Большой Глебовски не устоял и заказал изделие, которое в меню называлось «Пирожок в асс.». «Хорошая выставка, — сказал Большой Глебовски, жуя пирожок, — только почему-то мало народу».

Продавщица, подслушавшая наш разговор за неимением других дел, сказала, что весь народ «вон там» и показала пальцем в сторону очереди в конце зала. Оказалось, этот буфет был только преддверием выставки, а сама она начиналась за ширмой, перед которой стояли билетеры. 

Пройдя строгий фейс-контроль у билетеров (нас с Большим Глебовски не без некоторой бумажной волокиты опознали как репортера и фотографа солидного журнала), мы оказались в темном помещении, похожем на комнату страха. На большой панораме крутили ролик про Бэнкси и его работы. Вокруг было очень много людей, из чего мы сделали вывод, что смотреть это не обязательно, и отправились дальше.

В следующем зале сидел, прикрыв лицо капюшоном, сам Бэнкси в окружении баллончиков с краской. Но оказалось, это не настоящий Бэнкси, а всего лишь манекен. «Полное наедалово», — вздохнул Большой Глебовски, который к тому времени уже доел пирожок.

Мы прошли дальше в залы с работами Бэнкси, фотографиями работ, а также фотографиями улиц, на которых сделаны эти работы. Еще было много людей, которые фотографировали фотографии работ Бэнкси: я, честно говоря, так и не разобрался — были ли они частью выставки или это просто обычные посетители.

У одной из картин стоял интеллигент в пиджачке. Что это именно интеллигент, а не кто-либо другой, я понял по бутылке водки, торчавшей из его кармана. Жидкости в бутылке оставалось только на донышке, но интеллигент продолжал как ни в чем не бывало разглядывать работу художника. Я подошел ближе, желая узнать, что же он там разглядывал, но интеллигент сразу сделал шаг в сторону, освобождая место, и обратился ко мне: «Уступаю место на этот прэлэстный вид». Честное слово, он так и сказал — «прэлэстный», а видом этим оказалась картина «Худший в мире вид из окна». 


Это была не картина даже, а фотография из настоящего отеля, который назывался Walled-off Hotel, а если по-русски — гостиница «Отгороженная». Находится она на границе Палестины и Израиля, а открыл ее и разукрасил весь интерьер сам Бэнкси. И худший в мире вид из окна, по мнению Бэнкси, — вид на стену, возведенную Израилем для защиты от Палестины. Было бы интересно узнать мнение нашего друга Кости на этот вид, но он продолжал сидеть дома, блюдя шаббат.

В углу другого зала стояла скамейка. Было сложно понять — это объект искусства или просто скамейка для людей, которых это искусство утомило. Пока я смотрел на эту скамейку, рядом со мной останавливались другие люди и тоже смотрели на нее и фотографировали. Значит, это все-таки был предмет искусства. 


Когда люди вокруг отошли в другие залы, я уселся на скамейку, осознавая, что это может плохо кончиться, ведь это вандализм. Я просидел на скамейке минут десять, но никакой дядя в униформе с нашивкой «Охрана» ко мне не подошел. Более того, рядом не остановился никто из посетителей. Скамейка будто перестала быть предметом искусства, а стала просто куском дерева, на который можно опустить мягкое место.

Поднявшись с этой скамейки, я некоторое время постоял в задумчивости. Рядом вновь стали останавливаться другие люди: они смотрели на скамейку, фотографировали ее и обсуждали художника, который так искусно создал это великолепное произведение. Я не стал говорить им, что скамейка эта вовсе не является искусством — пусть себе обманываются.

В следующем зале вновь обнаружился интеллигент — тот, с бутылкой. На этот раз он слушал девушку-экскурсовода, которая рассказывала, что Бэнкси на одной серьезной выставке нелегально повесил свою картину с томатным супом рядом с работой Энди Уорхола, а люди останавливались с умным видом и хвалили. В этот момент Бэнкси впервые почувствовал себя настоящим современным художником.

Девушка-экскурсовод называла и другие факты, даты, события и еще много всего, что я почти сразу же позабыл и не могу теперь пересказать. Надеюсь, все это было не таким уж важным, и, наверняка, сама девушка больше думала о своем женихе, о том, как проведет вечер, или о том, хорошо ли она получается на фотографиях, которые делают дотошные посетители.

Пожалуй, лучше всего эту выставку опишут две картины. Одна — в золотой раме с диалогом двух нарисованных человечков:
— Кто-нибудь воспринимает такое искусство всерьез?
— Не стоит недооценивать силу большой золотой рамы.


Вторая — про покупателей картины, на которой написано: «Не могу поверить, что вы, придурки, на самом деле покупаете это дерьмо».


Люди, только что заплатившие минимум 500-600 рублей за вход на эту выставку, фотографировались на фоне этой картины и горделиво смеялись над дураками, изображенными на ней. Таких людей было много на выставке — людей, которые пытались задокументировать себя на фоне почти каждой картины. Зачем приходить на выставки, если потом не показать друзьям, что ты на ней был? Вряд ли есть на свете хотя бы один человек, который, сходив на выставку, никому никогда про это не расскажет.

Самое сложное в современном искусстве — это понять, где оно начинается. Вот и эта выставка, пожалуй, сама по себе уже произведение искусства. Потому что по отдельности эти картины можно посмотреть и на экране компьютера у себя дома, а пройти такой лабиринт из картин — это серьезное испытание. И обстановка тут такая, что приходится останавливаться и старательно изучать работы, а то получится, что зря пришел. И внезапно картина, которая вчера была никому не нужна на уличной стене, вдруг становится важной и ценной. 

Мы вышли на улицу, а у выхода уже стоял тот интеллигентный мужчина с бутылкой водки, только теперь там уже было не на донышке, а вообще ничего не было.

Когда я проходил мимо, он попросил у меня сигарету. Я вообще-то не курю, но сигарета у меня откуда-то нашлась; я протянул ему сигарету и спросил, как выставка.

— Да хуйня это все! — ответил он, продолжая смотреть куда-то вдаль.

Я не очень понял, относилась ли эта фраза только к выставке или к жизни в целом. Или, может, он имел в виду что-то там вдали, куда смотрел? Я тоже посмотрел туда, но ничего особенного не увидел. А может, он смотрел не вдаль, а внутрь себя? Причем так, как может смотреть только одинокий человек, опустошивший только что бутылку водки. Казалось, этот человек постиг какие-то бездны мудрости. Но была ли нужна ему для этого выставка?

Я вспомнил: та девушка-экскурсовод говорила, что Бэнкси считает свой коммерческий успех провалом. А что бы он сказал, оказавшись на этой выставке? Мне почему-то показалось, что он повел бы себя точно так же, как этот интеллигент. Может, это и был Бэнкси?

Я захотел рассказать об этом Косте, который все пропустил. Набрал его номер, но никто не взял трубку — шаббат продолжался.

Автор
Владимир Богемный
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе