В Александринском театре с начала этого сезона - новый главный режиссер.
Никита Кобелев: Всё, что мне нравится, я стараюсь представить в виде спектакля.
/ Святослав Акимов
Никиту Кобелева переманил из Москвы в Петербург Валерий Фокин, который вот уже ровно два десятка лет является бессменным художественным руководителем Александринки. На деловом завтраке в петербургской редакции "РГ" мы поговорили с Никитой о том, зачем его новая должность вообще нужна в театре, какие задачи придется решать в рамках трудового контракта в ближайшие три года и какие он ставит перед собой глобально.
Никита Кобелев: Петербург - отдельное государство в государстве, со своим устройством и своей атмосферой, мне это интересно. Поэтому я с большим удовольствием принял новый жизненный вызов. Главный режиссер - одна из несущих опор театра. Он - помощник художественного руководителя, но главный режиссер - это звучит лучше, чем заместитель худрука.
Я Александринскому театру не чужой, уже поставил здесь спектакль ("Тварь". - Прим. ред.), прежде чем возникло это предложение. Но как приглашенный режиссер я мало знал о внутренней жизни театра - производственной, организационной. Сейчас мне приходится заниматься самыми разными вопросами, ведь Александринский театр - это большая машина: два здания, многочисленная труппа и большое хозяйство в целом. А главный режиссер - это такой человек, место прописки которого театр. Он следит за всеми процессами, вникает в них, а кроме того, должен делать что-то новое, ставить.
Принято различать петербургскую и московскую театральную публику. Вы уже ощутили это различие?
Никита Кобелев: Конечно, есть свои особенности. Но когда я делал спектакль "Тварь", то сразу решил, что не будут подстраиваться под ситуацию и буду самим собой - раз уж меня сюда пригласили. Опираться на свои сильные стороны.
Очень хочется подловить - а в чем вы сильны, по вашему мнению?
Никита Кобелев: Я как режиссер опираюсь прежде всего на актера, для меня очень важно, что с ним происходит на сцене, как он играет. Разбор роли, работа с актером, стройность внутри структуры, где все завязано и все вытекает одно из другого. Но обязательно пропуская это все через сегодняшнее мироощущение и интонацию. Театр должен быть современным. Актеры Александринского театра с большим удовольствием на это откликнулись.
Сегодня огромное количество произведений, которые не были предназначены для театральной сцены, переносят на подмостки.
С чем, на ваш взгляд, связана эта тенденция?
Никита Кобелев: Роман Федора Сологуба "Мелкий бес", по мотивам которого поставлен спектакль "Тварь", действительно достаточно сложно было бы перенести на сцену. Но мы ставили его в переложении московского драматурга и критика Валерия Семеновского, который создал на основе романа пьесу. Он брал из романа определенные мотивы, но сопрягал их с сегодняшним днем, искал эквивалент, современное звучание. Получилась пьеса "по мотивам", хотя в ней есть отблески Сологуба, его темы - но приспособленные для драматургической формы. На мой взгляд, можно даже говорить, что это оригинальное произведение на основе романа Федора Сологуба.
Кстати, сам Федор Михайлович Достоевский разрешал приспосабливать свои произведения для сцены и даже позволял для этого переписывать текст: "Только не меняйте главную идею". То есть он понимал, что сценическое воплощение может и должно отличаться от авторского текста.
А над чем вы работаете сейчас?
Никита Кобелев: Мы репетируем постановку по роману Льва Толстого "Воскресение". Работаем над ней вместе с драматургом Дмитрием Богуславским, так что это будет тоже спектакль "по мотивам". Важно не быть рабом произведения, вступать в диалог с текстом, но этот диалог должен быть обдуман и оправдан.
Я не очень гонюсь за прямой повесткой. Конечно, в романе есть тема несправедливости и несогласия с окружающей действительностью, но для меня это скорее тема поиска себя в современной реальности: личная история, попытка искупить зло, которое ты причинил, - а можно ли вообще его исправить?
Это штучная история, поэтому на главные роли у нас будет только один состав. Нехлюдов - Тихон Жизневский, Катюша Маслова - Анна Блинова. В других ролях - артисты Александринского театра от молодых до заслуженных и народных.
Интересно, что только в Петербурге сейчас готовят свои постановки по этому произведению сразу четыре театра. Наверное, в современных условиях, в эпоху катаклизмов он кажется особенно актуальным. Наша премьера запланирована на конец января.
Не все сценично в этом романе, и не все стоит переносить на сцену. А иногда таких сценических "петелек" не хватает, и их приходится додумывать. Мы планируем добавить в спектакль мотивы из "Крейцеровой сонаты", повести "Отец Сергий", еще нескольких созвучных произведений Толстого. Мне кажется это интересным, потому что сегодня недостаточно просто точной передачи текста - для этого можно прочитать книгу. Найти современную форму, чтобы донести смысл и идеи Толстого, - вот задача.
А есть у вас любимый автор или произведение "вне сцены"?
Никита Кобелев: Так или иначе, все, что мне нравится, я стараюсь представить в виде спектакля. Но вот "Игру в бисер" Германа Гессе поставить, пожалуй, невозможно. Это вне драмы, абсолютная медитация.
Каждый актер мечтает сыграть "Гамлета"... Что вы мечтаете поставить?
Никита Кобелев: Мы сейчас уже не живем такими категориями. Когда режиссер работает на поток, он делает несколько спектаклей в сезон. И отталкивается не только от своего внутреннего багажа, но и от задач, что называется, "в моменте". Вот, к примеру, в Александринском театре вскоре появится спектакль Валерия Фокина, посвященный 150-летию со дня рождения Всеволода Мейерхольда, которое мы будем отмечать в 2024 году.
Мне кажется, все знают имя Мейерхольда и немногие - чем он знаменит.
Никита Кобелев: Всеволод Мейерхольд - первый прототип современного режиссера-демиурга, который подчиняет себе и текст, и актера.
Он первым начал переписывать и интерпретировать тексты, вводить фрагменты других произведений, то есть стал полноценным автором спектакля, отодвинув автора пьесы на второй план. При этом он досконально изучал огромное количество материалов, чтобы открыть текст заново и потом сделать собственную, ни на что не похожую версию. И в одном своем знаменитом "Ревизоре" он, по сути, поставил всего Гоголя.
Он - новатор. То, что он делал, из дня сегодняшнего до сих пор кажется абсолютно головокружительным. Так что Мейерхольд - это символ режиссерского театра и отделения его от литературы, символ режиссерской свободы и дерзости, основанной на таланте, человек, который опередил свое время.
Вообще 20-30-е годы ХХ века - энциклопедия всего современного режиссерского театра.
И каково будущее режиссуры при таком раскладе?
Никита Кобелев: "В театре уже все было, кроме вас" - эту фразу часто повторяют. Театр - это всегда личность, которая делает скучно и штампованно или свежо и по-новому. Все дело в том, кто наполняет сосуд - новым содержанием, новым форматом, новым взглядом. Меняется время, меняемся мы - и за счет этого театр будет жить.
Свой взгляд Кто вам ближе - Толстой или Достоевский?
Никита Кобелев: У меня нет этого традиционного противопоставления. А кроме того, по моему мнению, именно в романе "Воскресение" Толстого ощущается сильное влияние Достоевского. Лев Николаевич по большей части - певец высшего общества, семейности, патриархальности, тепла и уюта, а в "Воскресении" он изучает темную сторону жизни и поднимает вопросы, которые ему ранее не были свойственны. Есть здесь такая "достоевщинка", которая заметна даже невооруженным глазом, - та же роковая женщина-проститутка, которая в чем-то похожа на Грушеньку.
Мне вообще кажется - пусть это и очень смелое заявление - что после смерти Достоевского Толстой как будто стал его правопреемником. В поздних произведениях Толстого это созвучие двух великих писателей довольно заметно: диалектика души, диалектика преступления. Но и толстовское мировоззрение, мироощущение тоже есть, разумеется.