104 па про любовь

На премьеры в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко

Премьер будет сразу две — и обе можно считать сенсационными. Впервые в России будет показан знаменитый балет Фредерика Аштона "Маргарита и Арман" на музыку Ференца Листа. После его премьеры в 1963 году весь мир усомнился в гомосексуальной ориентации Рудольфа Нуреева — настолько страстно и убедительно 25-летний "дикарь татарин", как окрестили журналисты беглеца из СССР, играл любовь к 44-летней Марго Фонтейн, рыцарственной Dame и иконе британского балета. В четырех дуэтах — знакомство, расцвет любви, разрыв, предсмертное прощание,— из которых, собственно, и состоит эта балетная интерпретация романа Дюма-сына, странная пара была так поглощена друг другом, что, казалось, мир вне сцены для нее не существовал. Впоследствии Марго Фонтейн так и не смогла объяснить природу чувства, связавшего их во время премьеры, вспоминая лишь "странное влечение друг к другу, которое мы так и не сумели объяснить рационально". И это при том, что Фредерик Аштон, благопристойнейший британский классик, не позволил любовникам ничего лишнего: хореография спектакля целомудренна и наивна, как старая дева. Все эти канонические арабески, обводки, объятия, долгие взгляды, падения к ногам и припадания к груди в другом исполнении могли бы выглядеть жеманно и слащаво. Но Нуреев и Фонтейн танцевали эти па самозабвенно почти до непристойности: зрители чувствовали себя так, будто подглядывали в замочную скважину.

Впоследствии Марго Фонтейн так и не смогла объяснить природу чувства, связавшего их во время премьеры, вспоминая лишь "странное влечение друг к другу, которое мы так и не сумели объяснить рационально". И это при том, что Фредерик Аштон, благопристойнейший британский классик, не позволил любовникам ничего лишнего: хореография спектакля целомудренна и наивна, как старая дева. Все эти канонические арабески, обводки, объятия, долгие взгляды, падения к ногам и припадания к груди в другом исполнении могли бы выглядеть жеманно и слащаво. Но Нуреев и Фонтейн танцевали эти па самозабвенно почти до непристойности: зрители чувствовали себя так, будто подглядывали в замочную скважину. 

Долгие годы после легендарных Марго и Руди никому не было позволено танцевать их эмблематичный спектакль. Негласное табу отменили только после их смерти ради звездной Сильви Гиллем. Ее Арманом стал главный любовник Парижской оперы Никола Ле Риш. Но никто — ни знаменитые французы, ни Нина Ананиашвили, третья Маргарита,— не смог дотянуться до первых любовников. 

Музтеатр Станиславского и Немировича-Данченко обзавелся четвертой в истории аштоновской "Дамой с камелиями". Исторический раритет театр раздобыл для своей главной примы — Татьяны Чернобровкиной: со времен легендарной Марго считается, что эту партию во всей ее тонкости может понять лишь балерина со стажем. Арманом в этой паре станет Георги Смилевски — самый красивый премьер труппы. Из Королевского балета Великобритании в Москву спектакль переносит Грант Коэл, отвечающий за точность хрестоматийной хореографии. Скупые декорации — опоясывающая сцену решетка золотой клетки, в которой заключена Маргарита,— сохраняются неизменными вот уже 45 лет. 

Вторая премьера вечера еще более сенсационна: впервые в России будет поставлен балет Начо Дуато — гениального испанца, которого знают все, кроме нас. Хореограф милостью Божией, Дуато взял первые уроки танца недопустимо поздно — в 18 лет. Учился по всему миру, пока не осел в Нидерландском театре танца, став там ведущим танцовщиком и штатным хореографом. Труппу Compania National de Danza 35-летний Дуато возглавил в 1990-м — сразу после Майи Плисецкой. И за пару сезонов превратил ее из усредненно-классической в уникальную авторскую. То, что он ставит, описать невозможно, как и балеты его непосредственного предшественника Иржи Килиана: та же упоительная кантилена бессюжетного танца, идеально музыкального и захватывающе изобретательного, от которой впадаешь в блаженный ступор. Только в случае с Дуато к феноменальному дару сочинителя движений прибавился испанский темперамент, наполняющий его балеты невероятной витальной энергией. 

Чтобы станцевать их, мало одной техники (хотя этой техникой еще надо овладеть, а потому ни Мариинка, ни Большой даже не пытаются замахнуться на "самого Дуато") — нужны природная динамика и истовая самоотдача. Неизвестно как, но руководители "Стасика" (как в народе прозвали музтеатр Станиславского) убедили хореографа, что его хореографию артисты труппы вытянут. Репетиторы Дуато отобрали десяток смельчаков и за несколько недель изнурительных репетиций вколотили в них одноактный балет "Na Floresta" ("В лесу") на музыку Вила-Лобоса, аранжированную Тисо. Лес имеется в виду латиноамериканский — с берегов Амазонки, но, конечно, ничего этнографического вроде бразильской самбы в хореографии Дуато нет и быть не может. Просто в каскаде лихо закрученных ансамблей, дуэтов, соло и трио просвечивают свобода дикой природы и стихийная мощь человеческих чувств. 

Свой программный парад мировой любовной лирики театр дополнит русской страницей, возобновив "Призрачный бал" Дмитрия Брянцева. Один из лучших спектаклей покойного руководителя музтеатра Станиславского, романтизированный музыкой Шопена, состоит из дуэтов, в которых ни одна пара не достигает гармонии и счастья. Так уж получается у русских. 

Коммерсант 


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе