Умер Петр Вайль

В эпоху зачарованности идеологией и «большой литературой» он настаивал на ценности частного высказывания, на том, что язык важнее всего

Человек-праздник, человек-энциклопедия, безупречный стилист и настоящий друг, лучший начальник, гениальный главный редактор, моральный авторитет, любимый писатель, Король-Солнце, знаток вин и гурман, непревзойденный кулинар, страстный путешественник, абсолютный космополит, знавший современную Россию лучше многих патриотов, иронический и гуманный, интеллектуал и сибарит, ездивший в командировки в Чечню, Грузию и Абхазию, в Сибирь и на Дальний Восток. Мне и моим коллегам повезло: мы близко знали человека, о знакомстве с которым мечтали многие. Я была поклонницей и «Мира советского человека», и «Родной речи», и «Русской кухни в изгнании» к тому моменту, когда познакомилась с Вайлем в конце 1999 года. Он очаровывал немедленно: обаятельный, теплый, внимательный к собеседнику, никакой мании величия, широкий, невероятно точный в оценках, настоящий художник: общение с ним никогда не было бытовым, самые простые темы заканчивались потоком цитат и сравнений из мировой истории искусств, старых фильмов и русской поэзии. Бродский всегда был одной из главных тем в разговорах, Петр был его младшим другом, и нравственный рисунок Бродского для него был идеалом. Он дружил с лучшими художниками России: Гандлевским, Гребенщиковым, Акуниным. При этом по-настоящему интересовался младшими и никогда не скупился на комплименты им: Гришковец, Жадан, Вырыпаев становились его товарищами с момента знакомства.  

Больше всего он чурался всякого пафоса. В эпоху зачарованности идеологией и «большой литературой», рецидив чего мы наблюдаем в двухтысячные, он настаивал на ценности частного высказывания, на том, что язык важнее всего. Для Вайля идеология как ось русской литературы закончилась в 60-е годы ХХ века. Их с Александром Генисом недооцененная книга «Советское барокко» (впервые вышла в 1982 году в Америке под названием «Современная русская проза») является, на мой взгляд, абсолютным инструментом, описывающим события в русской литературе конца ХХ — начала ХХI века. Эта работа напоминает о двух линиях мировой литературы. Первую, литературу больших идей, авторы определяют как магистральную, классическую, по которой читатели воспринимают историю литературы. Но написана эта книга с явной симпатией к писателям «другой литературы», не связанной с концепцией человека социального, литературы «советского барокко», или «мениппейной» (вслед за Бахтиным): Андрею Синявскому, Фазилю Искандеру, Василию Аксенову, Веничке Ерофееву, Саше Соколову, не говорю о любимом Довлатове. Вот один из последних пассажей Вайля и Гениса: «Когда литература поверит в то, что она-то и есть главное духовное сокровище мира — сама по себе, а не как учебник жизни, начнется ее новый, наверное, не такой шумный, но, может быть, блестящий этап».

«Гений места» читатели и критики приняли на ура, это образцовая эссеистика, по лекалу которой старается работать теперь практически вся тревел-журналистика российского глянца. Книга легла в основу сериала для канала «Культура». (Так же, кстати, радиоцикл Вайля «Герои времени» о культурных героях от Буратино до Шерлока Холмса серьезно повлиял на темы и методы культурологов младшего поколения.) За «Карту Родины» на родине многие на Вайля рассердились: в эпоху нового патриотизма писать о России так критически стало немодно. Но за этим ироническим и горьким взглядом стояла прекрасная ориентация на местности. В девяностые и двухтысячные Вайль ездил на Кавказ, видел разрушенный Грозный и потерянный Тбилиси, рассказывал о своих впечатлениях на «Радио Свобода». Его поражали страшная русская бедность и неустройство жизни в провинции. После его реакции на российско-грузинский конфликт 2008 года эпизоды с его участием были купированы на центральных телеканалах. Но он всегда говорил о политике в контексте истории, более того — истории культуры, его взгляд никогда не был плоским «анти», он был невероятно ироничен для подобного упрощения.

Когда с Петей случилась беда, многие его друзья вспомнили последнюю главу из книги «Стихи про меня». Это эпизод, после которого Сергей Гандлевский посвятил Вайлю стихотворение «Цыганка ввалится, мотая юбкою…».

«Однажды в Москве, к тому же для досадного извращения не где-нибудь, а на любимых Патриарших прудах, у меня случился приступ межреберной невралгии. Полдня я был уверен, что это инфаркт. Что может так подняться в груди, как в кино показывают извержение вулкана?

Очень больно. Очень страшно. Очень убедительно.

Все близкие и дорогие мне люди именно так и помирали: отец, мать, Юрка Подниекс, Довлатов, Бродский. Не лучше же я их. Так что возникло ощущение чего-то вроде наследственности».

Эта глава Петра Вайля называется «Сердечный приступ». Открытый финал. «Пошел. Спасибо»

OpenSpace.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе