Юрий Бутусов: Невозможно на мастер-классе вскрыть язвы профессии

Фото: Александр Иванишин


В Театральном музее имени А. А. Бахрушина сидели, стояли и даже лежали. Они бы, поклонники, и на люстрах висели, да только люстр не было. Такая картина нарисовалась уже за сорок минут до начала встречи. На входе и вовсе образовалась "пробка".


Юрий Бутусов  - растворившийся в любви к театру человек. При этом все его суждения шире, чем просто разговоры о режиссуре и актерстве, они о человеке. Как и его постановки. Возможно, поэтому на его спектаклях, как и на немногочисленных встречах с ним, всегда очень разная публика: от молодых хипстеров до дам, чей возраст уже не принято произносить вслух.

"Я страшно боюсь мастер-классов и не верю в них. Как только мы говорим, что мы должны понять, закрепить, сформулировать что-то - это полный тупик. Это смерть. Я верю в общение, если возникает вдруг вопрос, который может вызвать ответную энергию, то может что-то получиться. Невозможно в рамках мастер-класса вскрыть язвы профессии", - признается Юрий Николаевич.

Вопросы задавали разные: переживали за артистов Театра им. Ленсовета, интересовались секретами работы с актерами, расспрашивали о возвращении к "Гамлету" и, конечно, пытались разузнать, что вдохновляет мастера.

"РГ" предлагает выдержки из встречи с Юрием Бутусовым.



Из Петербурга в Москву

Сотрудничество с Театром им. Ленсовета (последние семь лет Юрий Бутусов был там главным режиссером - прим. ред.) больше невозможно, мы находимся в разных эстетических полях с Комитетом по культуре Санкт-Петербурга. С актерами я буду продолжать работать. Если бы у меня была возможность, я бы забрал всех своих учеников оттуда. Да, Сергей Волков ушел из театра. Если ему нужна будет помощь, я помогу, как смогу, сделаю все, что в моих силах.

Став главным режиссером Театра им. Евгения Вахтангова, я не ограничил свою свободу. Директор Кирилл Крок и художественный руководитель Римас Туминас предложили мне довольно вольготные условия (ставить один спектакль в год - прим. ред.). Для меня очень важна свобода передвижения, ограничивать ее нелепо, я лучше работаю, если больше впечатлений получаю.


Мастер-класс главного режиссера Театра им. Вахтангова Юрия Бутусова










Александр Иванишин



Разбивать амплуа - это мой смысл

Как работаю с актером? Мне важно понять, что за человек передо мной, поэтому иногда я просто долго смотрю в глаза. Это звучит эгоистично, но мне важно знать, что я что-то делаю с человеком. Просто использовать возможности актера мне не интересно. Я пытаюсь открыть в артисте другую грань, повернуть человека, увидеть, что в нем есть, но не развито, понять, чего он боится и скрывает. Такой работой я занимаюсь.

Талант - данность, он существует. Есть просто шоры, в которых мы все находимся. Моя задача - открыть эти двери, окна, проветрить помещение, так сказать. Никаких амплуа не существует. Разбивать амплуа - это мой смысл.

Например, Саша Новиков, который играет в "Дяде Ване" Войницкого, очень малоподвижный человек. В какой-то момент я понял: чтобы он выполз из своего амплуа комика, нужно использовать то, что он никогда не делал, то есть - движение. Я ему сказал: "Ты не будешь ни секунды сидеть, будешь двигаться". Он на это откликнулся и нашел своеобразную пластику, что помогло ему создать психологический рисунок и интересный образ. Мне кажется, нужно все время искать что-то новое в артистах, и в себе тоже.



Безответственное время

"Гамлета" я поставил второй раз, потому что был неудовлетворен первым спектаклем ("Гамлет" впервые был поставлен Бутусовым в МХТ им. Чехова в 2005 году - прим. ред.). Мне казалось, что я там что-то не досказал, и это свербело во мне.

Мне был интересен новый перевод, хотя он вызывает много споров и вопросов, но он снимает какую-то пленку с текста. Перевод Пастернака гениальный, но когда ты слышишь слова из этого перевода, ты уже не можешь прорваться сквозь них, потому что эти интонации набили оскомину тысячу раз, смысл услышать уже невозможно.

Гамлета должен был играть другой актер, но не сложилось. Создание спектакля - это путь, дорога. Режиссер, с одной стороны, должен создать дорогу и сделать так, чтобы она была настоящей, с другой - у режиссера есть сроки, и это ловушка, игра с самим собой.

Возвращаясь к "Гамлету". Мне кажется, нам нужны люди, которые не боятся брать ответственность на себя. И в "Гамлете" Лаура Пицхелаури, в частности, именно тот человек, который может справиться с этой ответственностью. Таких людей очень мало, я таких почти не знаю. Какое-то странное безответственное время. Я понимал, что Лаура возьмет этот груз и будет его тащить честно.



О временных пустотах

В Сеуле я только что выпустил спектакль "Кукольный дом". Это было очень мучительно. Пришлось работать через переводчика, а это - пытка. Одну и ту же простенькую мысль приходится повторять по десять раз. И все равно ничего не происходит. Иногда я отказывался от переводчика, потому что он еще больше запутывал. Переводчик пытается понять меня, а потом донести это до актера, а понять меня тяжело: я мычу, пыхчу, чешусь… Как это можно перевести?

Если спектакль рождается легко - значит это чепуха. Не может быть легко: ни в репетициях, ни в работе с артистом. Я страшно боюсь, когда легко. Боюсь, когда у меня возникают временные пустоты. Когда мне кажется, что я все успеваю, - это катастрофа!



"Репетиция - любовь моя"

Когда я прочел книгу Эфроса "Репетиция - любовь моя" - эти слова меня обожгли, название меня раздражало. Я считал, что так нельзя, что это слишком искренне. Репетиция - это то, что мы делаем каждый день. Если ты не получаешь удовольствия от репетиции, если репетиция мука - надо уходить из профессии. Это как любовь, если ты не получаешь удовольствие от человека - надо уходить. То же самое с репетицией - это смысл профессии, она должна быть счастьем для всех участников.

Сложно говорить о "языке" репетиции - это же мой секрет! Я бы запретил слово "репетиция". Оно происходит от латинского "repetitio" - повторение. Но мне больше нравится слово проба, потому что репетиция - это не повторение, это поиск нового. На репетиции нужно создать атмосферу доверия и абсолютной свободы, сделать так, чтобы никто никого не боялся.

Первая репетиция - читка. Это страшно, поэтому я всегда ее отменяю и начинаю со второй. Чтение пьесы мне не интересно. У меня все всегда меняются ролями. Театр это зона воображения. Моя любимая картина Магритта, где нарисована курительная трубка и написано: "Это не трубка". На сцене можно взять любой предмет и сказать, что это. Для меня это важно, и нужны актеры, которые быстро это понимают.

Я никогда не пускаю никого на свои репетиции. Репетиция - это некрасиво. Если появляется чужой человек на репетиции, то репетиция заканчивается, начинается спектакль. Репетиция - это когда мы голые, когда мы пахнем, когда мы можем ругаться. Такая атмосфера должна быть: полное и абсолютное проникновение друг в друга. 

Необязательно репетировать долго. Можно три часа сидеть, пить чай, болтать и копить в себе правильную энергию. Очень многое рождается, когда репетиция закончилась: все расходятся уже, одеваются, выходят курить и вдруг именно в этот момент, когда ушла ответственность за то, что ты на репетиции, - в этот момент  - бац, и что-то возникло, все пошли обратно.

На репетиции должно быть чувство раздражения у всех. Раздражение - это и есть создание механизма, который может что-то из тебя вытащить. Но только не надо хамить, конечно. Мы не орем, не топаем ногами.

Репетиция - это освобождение энергии, воображения, зависимости, страха.

Поэтому я не могу без театра. Это единственное место, где я абсолютно счастлив. В театре я ничего не боюсь. Как только я выхожу на улицу - начинается кошмар. Я болею, когда нет репетиций. Это счастье, когда у тебя перманентная репетиция, артисты по 8 часов проводят в театре, репетиция не заканчивается никогда: устали - пошли в буфет, распластались по театру, бродят. И это правильно. В других странах тяжело работать, потому что там репетиция заканчивается.



Человек. Не монстр

Роль неуспеха для режиссера - важнейшая вещь. Это трудно пережить, ты страдаешь и переживаешь. Словно по морде тебе дали, и ты понял, что ты всего лишь человек, живой и нормальный, не монстр какой-то, делаешь работу, которая имеет момент публичности. Это полезно.



Театр - место, где можно не врать

Как возникает замысел? У меня нет замыслов. Я беру пьесу, которая меня обжигает, нахожу людей, которые меня обжигают и начинаю создавать замысел. Для меня замысел - это финал. Обычно наоборот бывает. Когда я ставлю точку в спектакле - это замысел. Если мне надо, чтобы спектакль заканчивался на слове "буду" - это замысел.

Есть темы и вопросы, которые меня беспокоят: что такое доброта? Кто по-настоящему добрый? От этого возникают названия пьес в голове.

Также мне важен артист, который будет ретранслятором. Хороший актер для меня - актер, способный к импровизации, способный понять, о чем я говорю, живой актер.

Этюд - не подспорье для обучения артиста, это вершина актерского существования. Этюдное, то есть импровизационное, сиюминутное существование - это смысл актерской профессии. Как так: ты учился - был живым, научился - стал мертвым? Наоборот должно быть. Этюд - сложнейшая вещь. Хорошая сцена - это этюд. Когда ты не понимаешь, как артист это делает, не видишь швов.

У каждого человека есть чувство правды. Очень важно, чтобы у актера был контроль вранья, контроль показухи. Публичность может привести к тому, что этот контролер умрет. И ты перестанешь понимать, что ты врешь и что ты уже не ты. Помните, как в "Чайке": "После сигары или рюмки водки вы уже не Петр Николаевич, а Петр Николаевич плюс еще кто-то".

Великий театр Льва Додина во многом великий, потому что Льву Абрамовичу удалось найти ключ, он все время держит контроль этого вранья. Поэтому его актеры абсолютно живые.

"Театр - это место, где наконец-то можно не играть". Это сказал Ежи Гротовский. Место, где можно не врать. В жизни все гораздо сложнее. Поэтому театр это святое место, где можно сказать, что думаешь. Что меня вдохновляет? Ничто меня не вдохновляет. Я просто люблю театр. Мне это нравится. Зрителем быть люблю, люблю сидеть в темноте.

Поделиться