Владимирскому централу — 230 лет

Спецкор «Пятницы» посмотрел, как устроена легендарная тюрьма изнутри

В августе легендарной тюрьме Владимирский централ исполняется 230 лет. По этому поводу управление ФСИН по Владимирской области устроило для столичных журналистов грандиозную экскурсию. На площади перед административным корпусом прессу встречали, одетые в парадную форму, начальник областного УФСИН Андрей Виноградов, директор тюрьмы Игорь Кулагин и руководитель тюремного музея Игорь Закурдаев. 

После первых приветственных слов прессу пригласили в конференц-зал, где были раскинуты столы с пирожками и фруктами и висело на стене изречение Петра I: «Тюрьма есть ремесло окаянное, но для скорбного дела сего зело люди истребны: твердые, добрые и веселые».

Фото: М. Стулов/Ведомости

Затем веселый Закурдаев повел всех смотреть комнату психологической разгрузки для личного состава. Там было чисто и прохладно, как в бизнес-классе. В аквариуме плавал вуалехвост. На телевизоре — папка «Занятия по релаксации с сотрудниками ФКУ Т-2». Внутри оказались тексты аутотренингов, которые спасают личный состав в трудные минуты. Я запомнил такой отрывок: «Да, осень сворачивает лето. Уж ночью был серебряный мороз, и воздух свеж, и грустная примета: желтеет листик сквозь зелени берез». В комнате разгрузки находились двое сотрудников. Один, в костюме, был представлен как кандидат психологических наук, второй, в сером камуфляже надзирателя («Инспектора», — поправил меня Закурдаев), сидел в кожаном кресле перед компьютером.

— Перед вами уникальный прибор, — начал кандидат, — который позволяет личному составу тренировать выдержку. — Тут же он прикрепил к уху и лбу инспектора миниатюрные датчики и предупредил: — Сейчас на экране начнется игра «Цветы». Чем лучше сотрудник расслабляется, тем быстрее они будут расти. Задача — вырастить приличную клумбу. Давай, Алексей, — велел он инспектору.


Фото: М. Стулов/Ведомости

Тот расслабился всем лицом, и на экране действительно возник большой желтый цветок. Этим, впрочем, дело ограничилось. Алексей попробовал еще, но цветы не выходили.

— Много людей, — пожаловался инспектор. — И на камеры снимаете. Конечно, так трудно.

Наконец, журналистов повели в «зону», то есть непосредственно внутрь тюрьмы. При этом каждого снабдили персональным «конвоиром» в чине не ниже капитана. Через КПП мы прошли на широкий плац, обнесенный колючей проволокой. Впереди — красные корпуса с зарешеченными окнами. Справа — пищеблок, откуда несет жареной рыбой.

— Что они у вас едят? — сразу спросили директора тюрьмы.

— Все едят, — нашелся тот. — Творог, салаты, молоко каждый день. Пойдемте в корпуса.


Фото: М. Стулов/Ведомости

Владимирский централ всегда был тюрьмой для особо опасных преступников. В свое время таковыми считались военачальники Третьего рейха, в централе сидела и певица Лидия Русланова, и американский летчик Пауэрс, правозащитники Владимир Буковский и Натан Щаранский и многие другие. Сейчас здесь находятся осужденные за особо тяжкие преступления, рецидивисты, есть даже несколько пожизненно заключенных. Убежать из централа за последние двадцать лет не удавалось никому. По ночам периметр охраняют такие овчарки, что их даже снимали для National Geographic. Конечно, делали подкопы в бетонных полах, один арестант перебрался через колючую проволоку и спрыгнул в соседний двор, но не учел, что там находится юридический институт ФСИН.

За одной из бесконечных дверей старого корпуса оказалась «комната правовой информации». В металлической клетке спиной к публике сидел юноша в черной арестантской робе и что-то аккуратно списывал с экрана компьютера. Мышь и клавиатура были выведены наружу — ими управлял конвойный инспектор.

— Что вы изучаете? — спросили у юноши.

— Поправки к действующему законодательству, — деловито ответил он.

В соседнем кабинете работала женщина-психолог: перед ней в позах двоечников на пересдаче застыли трое арестантов. Один чертил какую-то химеру, двое других ставили галочки в анкете. Личностный тест состоял из более чем ста утверждений, которые можно было принять или опровергнуть. Например: «Я легко могу, как говорится, “ткнуть носом” своего обидчика». Или: «Я испытываю досаду, когда мне нечем заняться».

— Извините, вам все вопросы понятны? — обратился я к одному из заключенных (Евгений, статья 105 УК РФ «Убийство»). Тот подумав, ответил: в принципе, да.

— Вы по собственному желанию проходите тест?

— В принципе, да. Нам их часто приносят и предлагают.

— А отказаться можно?

— В принципе, так вопрос не стоит.


Фото: М. Стулов/Ведомости

Осмотрев музей истории централа (шахматы из хлеба, оконная решетка 30-х годов, гвозди и осколки стекла, извлеченные из арестантов), мы отправились через надземный коридор в соседний корпус. Обшитые металлическими листами пол и стены глухо гремели под ногами. Из-за железной двери в конце коридора лился тусклый свет, и запах, который шел оттуда, не оставлял сомнений в том, что мы в федеральном казенном учреждении.


Фото: М. Стулов/Ведомости

Мы были на этаже, где содержатся пожизненно заключенные. Первые пятнадцать лет срока они отбывают в централе, потом их переводят в колонии, где они остаются до конца. Днем в их камерах кровати пристегиваются к стене: лежать запрещено. И селят «пожизненных» только с «пожизненными».

— Хотите посмотреть? — предложил Закурдаев и дал знак инспектору — молодому, с совершенно безжизненным лицом. Тот принялся со скрежетом и лязгом поворачивать замок, и в следующую минуту перед дверью одной из камер образовалась неимоверная свалка из операторов и осветителей. Послышались крики «Не толкай!». Начальство тюрьмы растерялось. А что почувствовал пожизненно заключенный, когда дверь распахнулась и в нее вдруг хлынул свет прожекторов и микрофонные «удочки», можно только догадываться. Почти сразу камеру закрыли.

— Еще раз! — крикнули сзади. — Мы не успели снять!

Снова знак инспектору, тот вновь распахивает дверь. На этот раз я подобрался поближе и в просвете между телами успел различить бледного до синевы человека с широким лицом и воспаленными глазами. Он стоял навытяжку и разглядывал людей, которые кричали ему наперебой: «Что вы совершили?», «За что вы здесь?», «Что вы чувствуете?». Внезапно он резко опустил голову и отвернулся.

— Хватит, — не выдержал кто-то из офицеров. — Он же чувствует себя зверем.


Фото: М. Стулов/Ведомости

Двинулись дальше. Пока осматривали новый корпус, где были наливные полы (невозможно продолбить) и антивандальные унитазы и лампы (невозможно оторвать), я спросил у директора централа, как именно они собираются отмечать 230-летие. Кулагин ответил, что наверняка будет концерт средствами личного состава, но программа еще уточняется. Для заключенных планируется праздничный обед. «С икрой?» — спросил я. «Придумаем что-нибудь», — уклонился директор. Начальник же областного ФСИН Виноградов, у которого я спросил, что бы он пожелал Владимирскому централу к 230-летию, ответил: «Вечной молодости».


Фото: М. Стулов/Ведомости

— Поскольку, — со значением добавил он, — как только исчезают тюрьмы, исчезает и государство.

На вокзал меня вез мой «конвоир» — молодой майор ФСИН Сергей Подтынников.

— Коррупция-то в централе есть? — спросил я.

— Куда ж ей деться, — откликнулся он, — она везде есть.

Есть, конечно, в централе дополнительные «услуги». Пронести мобильный телефон в «зону» стоит от 3 до 10 тысяч рублей. Наркотики — до 50 тысяч. Правда, заметил майор, за последние два года ситуация значительно улучшилась.

— А как обстоит с избиением заключенных?

— Ну как — пишут жалобы на инспекторов, конечно. Проверяем факты. Процентов десять подтверждается. Сейчас ведь на камуфляже у инспектора видеокамера — все снимается. Пожалуйста, смотри, проверяй.

— Так ведь и стереть, наверное, можно?

— Ну конечно. Все можно.

Алексей Яблоков

Ведомости

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе