Вагрич Бахчанян (СССР, США) — «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью».

Бахчанян Вагрич Акопович (1938, Харьков, СССР — 2009, Нью-Йорк, США)
художник, литератор-концептуалист.

В шутку называл себя армянином на 150 %, потому что даже мачеха была армянкой
Лучше всего его творчество выражено парадоксально простым определением – «Вагрич Бахчанян (художник слова)».
Он и сам порой так себя именовал.
Обычно так принято называть писателей. Случай Бахчаняна тот, что он из слов, всем известных и доступных, строит некие композиции, которые явно выходят за рамки привычных словесных жанров.
Тут Бахчанян виртуоз, равно которому — совершенно буквально — нет.
Он создает какие-то, что ли, речевки, которые начинают жить сами по себе в некоем гиперязыковом пространстве, в каком-то, если можно так сказать,

виртуальном языке.
Например: «Вся власть сонетам!»
Или: «И на нашей улице будут будни».
Или: «Друг товарищу брат».
Эти речевки Бахчаняна давно стали пословицами. Самая известная, пожалуй: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью».


…Тёплый московский вечер 1972 года.
Возле кинотеатра «Мир» на Цветном бульваре, что напротив редакции «Литературной газеты», в поисках лишнего билета на новый американский фильм толпа народа.
Весёлой компанией – Бахчанян, Песков, Иванов, Макаров (художники «Клуба ДС») – переходим дорогу.
На вопрос: «Нет ли лишнего билетика?» – мгновенный ответ Вагрича: «А у вас нет лишнего партбилетика?»… 
Вагрич и его Ирочка однажды снимались в массовке на «Мосфильме».
Познакомились с Олегом Ефремовым.
«Враги сожгли родную МХАТу!» – пошутил Бах. Ефремов от смеха запорол дубль…

Вот, например, 12 томов собрания сочинений Баха: «Сын Полкан», «Праща-оружие», «Пиковая дама с собачкой», «Отцы и дети капитана Гранта», «Сорочинская ярмарка тщеславия», «Трое в лодке, не считая собаки Баскервилей», «Женитьба бальзамированного», «Серапионовы братья Карамазовы», «Репортаж с петлей и Анной на шее», «Нецензурное слово о полку Игореве», «Витязь в тигровой шкуре неубитого медведя», «Тихий Дон Кихот».
Столкновения советской этики и авангардистской эстетики стали лейтмотивом его творчества.
Литературовед и писатель Андрей Синявский называл Бахчаняна последним футуристом.




В Бахчаняне – неиссякаемый «коктейль Молотова» – коллажи, живопись, фантастические концептуальные экзерсисы, шутки, полное отторжение стереотипов.
Малейшим сдвигом он меняет смысл, а чаще бессмыслицу штампа, догмы, идеологического или культурного фетиша.


Его книга «Вишнёвый ад» – шедевр литературы абсурда, ироническое соавторство с классиками, праздник словообразования.

Исследовать его творчество – неблагодарное дело, равное по никчёмности «туалетной бумаге для рисования».


Он делал  всегда только то, что хотел.
Не было на него ни Политбюро, ни Папы.

В  брошюре Top Secret Art он предлагал ознакомиться с подробным устройством советского танка, всякие втулки, шестеренки под номерами, коленвал. Инструкция на нескольких языках.


Бахчанян — не последователь и не постмодерный воскреситель, Бахчанян — отец массы современных школ, направлений, «практик».
А вот другой его опус опус: «Суета сует и всяческая суета сует и всяческая суета сует и всяческая суета сует…». И так далее, очень долго.

Вагрич Бахчанян – ироничный апостол «Клуба 12 стульев» «ЛГ», художник, автор афоризмов с тротиловым зарядом, абсурдных до блеска лозунгов типа: «Бей баклуши – спасай Россию!», пьес из трёх-четырёх фраз, задира и «мутило», как прозвал его кто-то из задетых его шуткой, уехал из СССР в 1974 году.
Страна радовала мир густым застоем. Мы сидели, пили вино в известном всей «ЛГ» кафе под кодовым названием «Наш рыгалок», и Вагрич сказал, что уезжает: «Надо рвать!».


«Ты уедешь, я уеду, кто останется?! – с нетрезвым пафосом заспорил я.
– А берёзки?!»
И споткнулся о горшок с цветами, расписанный в стиле «берёзка».
«Вот и берёзки! Уродина мать зовёт…» – улыбнулся грустный Бах.
Фразы «Но Мопассан!» и «Кремль-брюле» прорывались через идеологические засады. И даже – «Дурная слава КПСС». И «Утро нашей Родины в сосновом бору».



ЛИШНИЙ ЧЕЛОВЕК — ЭТО ЗВУЧИТ ГОРДО!
Но почему-то не устарели артефакты Бахчаняна.
Например, историческим прозрением оказалась фраза: «Бумажник — оружие пролетариата!».
Каламбуры и коллажи Бахчаняна — искры из глаз при столкновении двух несопоставимых, окостенелых (каждая в своем) действительностей.
Сходятся они с размаху.
Неожиданно.
Смешно.
Больно.
На месте контакта в сознании зрителя змеится трещина.


Узкая, но уходит глубоко.

— Как ты работаешь? Ведь твой жанр сродни поэзии… 
— Похоже, да. Вдруг. В разговоре с кем-то. Две вещи сопрягаются — и вспыхивает.


Я не знаю…
— Есть в «русской Америке» люди, в диалоге с которыми ты всегда в ударе?
— Я понимаю, о чем ты говоришь…
В Москве, в 1960-х, с этим было проще.

Здесь была 16-я страница «Литгазеты»…
И все в этой редакционной комнате чувствовали себя акынами.


Стоило туда войти — ты уже был в фокусе!
В Америке с этим сложнее.
Хотя был короткий период, когда Довлатов издавал газету «Новый американец».
Вот там атмосфера была довольно приличная


Были Вайль и Генис, Довлатов, такой Гриша Поляк, издатель. И атмосфера — близкая к той, что здесь была… Но, конечно, в другом масштабе.
Потом, когда Вайль и Генис издавали журнал «Семь дней», там тоже было неплохо. Но и это недолго длилось.


— Ваши коллажи журнал Вайля и Гениса печатал разворотами…


— Это не сразу сложилось. Но когда все-таки напечатали несколько коллажей на разворот, увидели, что это привлекает внимание.


К тому же многие люди стали их вырезать и вешать на стену как плакаты. «Симбирский кот», например. Кот в духе лубка, но с лицом Ленина. Такой прищуренный…

— Что вспыхивает у тебя в памяти при слове «Довлатов»?
— Довлатов был сложный человек.
Я его даже немножко побаивался… особенно по телефону. Потому что он, когда говорил по телефону, точно читал написанный текст. Не делал никаких оговорок. Никогда не бывал косноязычен. Он всегда говорил так, будто все это уже идет в печать.
А я, как многие люди, могу оговориться, смять какую-то фразу. И я знал, что Довлатов все это фиксирует. Вообще все фиксирует. И всегда был наготове. Боялся что-то сказать не так.
       — Твои книги «Ни дня без строчки», «Синьяк под глазом» и «Стихи разных лет» издала Мария Васильевна Розанова.
Каждая книга была концептуальным проектом.
В московский том 2003 года вошел явно книжный проект «Чужая душа (черновик)»: десять страниц черных квадратов с посвящением Саше Черному и Коле Чернышевскому. Есть ли еще какие-то издательские проекты?
— Была у меня еще такая бесконечная лента, на которой было написано: «Суета сует и всяческая суета сует…», — и так до бесконечности. У меня готова целая книга пьес — и длинных, и кратких. Я бы сказал, пьес для чтения.
       — Ты менял в США язык и «пленэр» работы?
Твои коллажи — даже те, в которых ни буквы нет, — ясны без слов человеку с российским опытом.
Но ты четверть века видишь вокруг себя другую реальность. Для тебя она так же живописна?
— Честно сказать, я не хочу заниматься этим. Вся советская символика, все эти фразы, общие места, конструкции, которые, может быть, уже давно демонтированы, до сих пор сидят у меня в подкорке.

А там я так не влезал в это. Были какие-то попытки, русско-английские каламбуры. Но немного.
…Чем я занимаюсь?
Подменой занимаюсь. Меняю мысли, понятия, иногда букву одну. Под заголовком «Вся власть сонетам» Вайль и Генис целую статью в «Синтаксисе» написали.
Еще была одна фраза, они ее часто использовали: «Лишний человек — это звучит гордо». Это мой любимый прием. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» я придумал, когда вышел однотомник Кафки.
Мы болтали втроем…
Оба приятеля, что были при этом, сейчас далеко. Один в Канаде — это Юра Милославский, другой в лагере, в Энгельсе, — это Эдик Лимонов (интервью 2003 года). Вот они присутствовали при рождении этой фразы.
Мы были чуть навеселе — это самое лучшее состояние, когда не пьян, а чуть навеселе. Полтора-два стаканчика — и ты в самом лучшем состоянии, чтобы заниматься словотворчеством.
Впрочем, оно тут же уходило в фольклор. Иногда ко мне и возвращалось — уже безымянным.
Помню, как-то встретил меня Витя Щапов, муж лимоновской музы, Елены де Карли-Щаповой.
Муж… Муз… — она ведь тоже пишет. Так вот, Муз меня встретил и говорит: «А! Вагрич! Вот анекдот хороший, даже в твоем стиле. Встречаются Ван Гог и Бетховен. Ван Гог у Бетховена спрашивает: «В каком ухе звенит?».
Я говорю: «Это не только в моем стиле, это я и сочинил».
Потом еще пьеса одна была, тоже осталась незаписанной.
Генис потом ее записал: «Врач выходит из Мавзолея, снимает хирургические перчатки и шепчет со слезами: «Будет жить!».
И этот сюжет ушел в народ.


Нью-йоркский режиссер-документалист Андрей Азагданский давно уже снимает фильм обо мне. Вот он хочет приехать в Москву и сделать экранизацию этой пьесы на Красной площади.
       — Ты пишишь мемуары?
— Нет. Меня все время об этом спрашивают.
Но уже многое — Харьков, юность — описано в книге Лимонова «Молодой негодяй».
Ну, Эдик всегда на себя все немножко перетягивает, но все же… Толя Брусиловский написал книги «Студия» и «Место художника».
У него оказалась целая глава обо мне.
Юра Милославский, мой харьковский дружок, описал многое. Илья Кабаков написал воспоминания, Немухин написал.
Честно говоря, я не мемуарист. Все описывают, как было в жизни. А у меня есть какие-то рассказики, в основном о харьковских знакомых необычных. Как у Шукшина, знаете… чудики.
Я начинаю их писать — а потом меня куда-то заносит. Начинаю писать про Алика —был такой харьковский персонаж — и меня понесло, фантазии какие-то пошли!
Алик был одноглазый, он где-то в лагере потерял глаз.


Я не знал, как это было, но сам выдумал.
Дал прочесть Ирине. Она Алика знала. Однако спросила с ужасом: «А это правда так было?!». И, я смотрю, почти поверила…
       — Как вы относитесь к новой российской деятельности Лимонова?
— Эдик сидит. Если б он был рядом с нами — ох, я бы много чего сказал…
А вообще, если делать партию, — то не относиться к этому так серьезно. А чтобы вокруг рты разевали, чтобы на знамени был Диоген верхом на собаке…
       — Почему на собаке?
— Потому что киники…
— Что тебя восхищает и что тревожит в сегодняшней Америке?
— Я люблю изобразительное искусство. Музеи — восхищают. И в галереи я там люблю ходить.
А что раздражает? Политика. Ее агрессивность.
Когда иракская война обсуждалась, «Новое русское слово» отвело полосу всяким эмигрантским людям. С одним вопросом: отношение к войне?
Ну, я был против. Шемякин был против. Костя Кузьминский был против. Виктория Платова была против. У нас там есть своя писательница Виктория Платова, не та, что у вас: наша детективов не пишет.
А все остальные поддерживали войну. Я был в шоке.
Мы были в Нью-Йорке, когда произошла трагедия с близнецами-домами. Мы живем в центре Манхэттена, а это — в нижней части. Но до нас доносился запах гари с полутрупным каким-то духом…
Несколько дней мы это слышали. И окна не открывали.
— Что тебя интересует в теперешней России?
— Мы смотрели НТВ, очень его любили. Потом телевидение стало кошмарным.
— Почему кошмарным?
— Потому что они стали крутить старые передачи, такой чистый консерв. Раньше все это шло прямо из Москвы, я всегда смотрел новости по НТВ, Киселева, Сорокину, «Глас народа».
А потом они стали халтурить, пошли нарезки новостей уже в записи, старые фильмы.


За два года нам пять раз показывали одни и те же фильмы.
И все старые.
Я в Москве стал смотреть канал «Культура». И думаю, что у канала «Культура» в США очень много было бы подписчиков.
Потому что много людей, которые интересуются литературой, искусством. На Брайтон-Бич десять книжных магазинов, причем огромных! И они не прогорают.
— Есть вещи, которые ты хотел найти в Москве — и не нашел?
 — Друзей своих не нашел молодыми…


“Picasso – СССР”.










Фразы Вагрича Бахчаняна: 

Вышитое бисером на свиной шкуре.
Бурят в стакане воды.
Туалетная бумага для рисования.
Ружье с оптическим обманом.
Волосы зачесаны на зад.
Горькая чаша весов.
Брачный союз советских социалистических республик.
Наносная земля обетованная.
Древко жизни.
Крейсер «Орэро».
Танец с сабрами.
Мешки с углем под глазами.
Вампир-полукровка.
Вечнозеленое растение-однодневка.
Приспущенные брюки.
Промежуток между двумя антрактами.
Дурная слава КПСС.
Гордиев санузел.
Дамская комбинация из трех пальцев.
Обед из трех букв.
Гробовая доска почета.
Драматург с именем, но без отчества и фамилии.
Бледный как смерть негр.
Лилипутище.
Кремль-брюле.
Утро нашей родины в сосновом бору.
Затруханный Тухачевский в Туруханске.
Бей баклуши, спасай Россию.
Всеми правдами и неправдами жить не по лжи.
Чапаев говорит: «В одну реку нельзя войти дважды».
Частное объявление в газете: «Изменю родине с матерью. Эдип».











Названия газет. 

Газета русских гомосексуалистов «Гей славяне!».
Религиозное издание «Прости, господи!».
Антисемитская газета «Жидье-битье».


Вся Правда органа ЦК КПСС. 1974



ПРИКАЗ № 4
Разрешается поднимать целину.


Взгляд орла. 1972



ПРИКАЗ № 5 
Запретить:
смотреть в будущее,
варить стекло,
пребывать в полном составе,
рождаться,
попадать под категорию,
случайно встречаться,
набрасываться на еду,
бежать быстрее лани,
рассказывать всему свету,
отбивать такт ногой,
давать сигнал,
разгадывать загадки,
уходить в отставку,
освежаться после работы,
брать обратно слова,
потягиваться после сна,
издавать резкий скрежещущий звук,
переезжать с места на место.



НЕКРОЛОГ № 5

Президиум Верховного Совета СССР с глубоким прискорбием сообщает о том, что вчера после долгой и продолжительной болезни в 23 часа 59 минут скончались товарищи: Брежнев, Косыгин, Подгорный, Андропов, Гречко и другие члены Политбюро.

НЕКРОЛОГ № б

Комитет государственной безопасности сообщает о том, что 12 сентября 1979 года в 17 часов 30 минут в автомобильной катастрофе погибнет литератор Н.

НЕКРОЛОГ № 7

Такие-то и такие-то сообщают, что там-то и там-то во столько-то и по столько-то умер тот-то и тот-то на такой-то и таком-то году жизни, и выражают свое соболезнование тем-то и тем-то.



Доклад Брежнева

Дорогие товарищи! (аплодисменты)
Скоро у нас будет очень много пепси-колы, (аплодисменты)
У нас скоро будет много очень пепси-колы, (аплодисменты)
Очень много пепси-колы скоро у нас будет, (аплодисменты)
Пепси-колы очень много у нас будет скоро, (аплодисменты)
Скоро будет пепси-колы у нас очень много, (аплодисменты)
У нас пепси-колы будет много скоро очень, (аплодисменты)
Много у нас пепси-колы будет очень скоро, (аплодисменты)
У пепси-колы скоро очень много будет нас. (аплодисменты)
Скоро у будет нас очень много пепси-колы, (аплодисменты)
У много нас скоро пепси-колы будет очень, (аплодисменты)
Очень нас скоро много пепси-колы будет у! (аплодисменты)
Спасибо за внимание, (бурные, долго не смолкающие аплодисменты, раздаются возгласы «ура», «слава кпсс», «да здравствует пепси-кола»).

1974


ИНОГДА ХОЧЕТСЯ:
1)  раздавить кому-либо нос в драке;
2)  воспитывать чужого ребенка;
3)  разорвать письмо, бумагу, платье;
4)  пропустить через мясорубку женщину с ребенком;
5)  собрать максимальный урожай с гектара;
6)  не быть дома 5 лет;
7)  постоянно быть мужчиной от 40 до 50 лет;
8)  сделать из проволоки свою подпись;
9)  изобразить брюшной тиф;
10)  квакать.


 Б Е Р Е М Е Н Н О С Т Ь 

непродуманная беременность
вступительная беременность
недвижимая беременность
стремительная беременность
отвесная беременность
формальная беременность
предварительная беременность
необоснованная беременность
манерная беременность
безнадежная беременность
осуществимая беременность
привычная беременность
учебная беременность
назойливая беременность
производительная беременность
денежная беременность
гарнизонная беременность
международная беременность
боковая беременность
послевоенная беременность
халтурная беременность
западно-африканская беременность
нудная беременность
собачья беременность
вздорная беременность
нарядная беременность
пористая беременность
портативная беременность
важная беременность
живописная беременность
позитивная беременность
ненормированная беременность
неостроумная беременность
глянцевая беременность
многообразная беременность
заразная беременность
награбленная беременность
внешняя беременность



КРЫЛАТЫЕ СЛОВА

(Пьеса)
Чапаев: А Васька слушает да ест.
Мичурин: А подать сюда Землянику!
Шемякин: А судьи кто?
Шариков: Ай Моська, знать она сильна, коль лает на слона!
Ильф и Петров: Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?
Поддубный: Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней.
Буденный: Были когда-то и мы рысаками.
Венера Милосская: Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей.
Мафусаил: В мои лета не должно сметь свое суждение иметь.
Наполеон: В Москву, в Москву, в Москву!
Буденный: В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань.
Квазимодо: В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.
Засулич: Вера без дел мертва есть.
Блудный сын: Вернемся к нашим баранам.
Панург: Вернемся к нашим баранам.
Мичурин: Вкушать от древа познания добра и зла.
Стенька Разин: Волга впадает в Каспийское море.
Мюнхгаузен: Все врут календари.
Мичурин: Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Чапаев: Все течет, все изменяется.
Ильф и Петров: Всякой твари по паре.
Ерофеев: Выпить чашу до дна.
Безенчук: Где стол был яств, там гроб стоит.
Герострат: Глаголом жги сердца людей.
Чкалов: Гони природу в дверь — она влетит в окно.
Магомет: Гора родила мышь.
Всадник без головы: Горе от ума.
Чайковский: Горе тому, кто соблазнит единого из малых сих.
Чайковский: Да был ли мальчик-то?
Икар: Да здравствует солнце, да скроется тьма!
Бейлис: «Дело» помощи утопающим…
Венера: …дело рук…
Чапаев: …самих утопающих.
Бейлис: «Делу» — время, потехе — час.
Иуда: Деньги не пахнут.
Ирод: Дети — живые цветы жизни.
Лец: Еже писах, писах.
Герострат: Есть еще порох в пороховницах.
Кот Васька: Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.
Гулливер: Жена Цезаря должна быть выше подозрений.
Сталин: Жив курилка.
Поддубный: Жизнь — борьба.
Мафусаил: Жизнь коротка, искусство долговечно.
Чайковский: Здравствуй, племя младое,незнакомое!
Герострат: И дым отечества нам сладок и приятен.
Венера: И скучно, и грустно, и некому руку подать.
Игорь Нетто: И ты, Брут?
Герострат: Из искры возгорится пламя.
Бетховен: Имеющий уши да услышит.
Дон-Жуан: Ищите женщину.
Тимур: И я в Аркадии родился.
Герострат: И я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал.
Буденный: Коня! Коня! Полцарства за коня!
Сизиф: Кто не работает, тот не ест.
Буденный: Лошади кушают овес и сено.
Дядя Том: Мир — хижинам, война — дворцам.
Платон: Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь.
Наполеон: Москва! Как много в этом звуке…
Сизиф: Мы отдохнем!
Бетховен: Мы услышим ангелов…
Гомер: …мы увидим небо в алмазах.
Герострат: Наделала синица славы, а моря не зажгла.
Ильф и Петров: Нам не надо златого кумира.
Бетховен: Народ безмолвствует.
Мюнхгаузен: Не могу молчать.
Чаплин: От великого до смешного один шаг.
Мичурин: Плоды просвещения.
Атлант: Подписано — так с плеч долой.
Нарцисс: Познай самого себя.
Неру: Послушай, ври, да знай же меру.
Буденный: Поэзия — вся! — езда в незнаемое.
Радж Капур: Призрак бродит по Европе…
Крупская: С милым рай и в шалаше.
Мичурин: Смотри в корень.
Безенчук: Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил.
Пятница: Суббота для человека, а не человек для субботы.
Ростропович: Так проходит слава мира.
Шаляпин: Ты все пела? Это дело…
Барышников: …так поди же попляши.
Дездемона: Умолкни, чернь непросвещенна.
Митрофан: Учиться, учиться, и еще раз учиться.
Обломов: Фигаро здесь, Фигаро там.
Гаргантюа: Хлеба…
Гомер: …и зрелищ.
Маресьев: Чего моя нога хочет?
Гомер: Чем ночь темней, тем ярче звезды.
Олег Попов: Чему смеетесь? Над собою смеетесь.
Павлик Морозов: Чти отца своего…
Эдип: …и матерь свою.
Дон-Жуан: Что делаешь — делай скорее.
Мичурин: Яблоко раздора.
Красная Шапочка: Я волком бы выгрызла бюрократизм.
Митрофан: А знаю только то, что ничего не знаю.
Иуда: Язык родных осин.
Митрофан: Я мыслю — значит, существую.



Первое
Второе
Третьего не дано



Я маленький-маленький
Ты большой-большой
Оба мы — дураки

Автор
ALEXANDRBABUSHKIN
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе