Кляксы и история цивилизации

Клякса — это не только слово, но также явление, образ, понятие, а значит, и своего рода «идея», подразумевающая многообразие вербальных, визуальных и мыслимых репрезентаций.

Богданов Константин. Из истории клякс. Филологические наблюдения

Эта причудливая книга тему себе назначает малую, зато имеет широкий охват: всё о кляксах, помарках, пометках и символах, о случайности творчества и непреднамеренности истории и культуры. Каждый раздел посвящен определенной области знаний — и в ней разыгрывается история нечаянных помарок, которые влияют на творчество, осмысляются как помеха, как препятствие и как необходимый элемент.

Например, школьные кляксы и уроки чистописания. Возникновение цивилизации Норберт Элиас связывал с самодисциплиной и самоограничением. Люди научаются держать вилку, не сморкаться в рукав, выбирать определенный нож для определенного вида пищи. Эти, как кажется, бессмысленные упражнения на самом деле важнейшие — благодаря им достигается умение владеть собой, своими мыслями и поступками, возникает цивилизация в лице закономерного управления и умных машин.

Проклятия, которые многие поколения школьников адресовали чистописанию, вдруг оказываются исполненными большим смыслом. Дело не в изучении каллиграфии, а овладении самодисциплиной. Та линейка, коей сердитый учитель бил нерадивых учеников по пальцам, поставившим кляксу, — орудие цивилизации. Вот исчезло чистописание — и куда катится цивилизация? А, вас спрашиваю? Такова цена кляксы.

Или — музыка с живописью. Автор перечисляет удивительные случаи и способы организации творческого процесса. Вот знаменитая клякса Россини, с помощью которой он смог изменить тональность оперы «Моисей в Египте». Вот стиль русского живописца XVIII века Александра Козенса — блоттинг (blotting), когда на холст разбрызгивалась краска, и получающиеся пятна дорисовывались, чтобы получился непреднамеренный, изящный пейзаж. И этот же Козенс выделил 16 типов ландшафта и 20 типов случайного расположения облаков. Случайность действий не противоречит дотошнейшему их описанию и классификации. Это алеаторическое, игровое сочинительство, использование случайности для организации творчества. В XVIII веке это было чрезвычайной особенностью, сегодня же, в век абстрактного искусства, — скорее банальность.

И потому автор рассуждает: когда случайное пятно становится произведением искусства — как к этому можно относиться? Это игра с мнением публики? Или в самом деле искусство? В конце концов, «случайные» кляксы ставили уже античные художники: кидали мокрую губку в картину для получения «естественных» пятен. Классичнейший Карл Брюллов делал кляксы и, растирая их, создавал эскизы для своих картин — очень реалистических. Здесь клякса — эскиз, но она же может быть и окончательным творением.

В книге собраны рассказы о самых разных кляксах. О книгах, посвященных кляксам (были и такие), — скажем, собрание 50 клякс, о каждой из которых сложен стих. Или вот упоминание концепции Льва Гинзбурга о делении науки на обычную и на уличение, следствие по уликам, выслеживание фактов. Обычная наука относится к явлениям повторяющимся, а если интересует нечто уникальное — произведение искусства, например, — приходится использовать совсем другие методы. Или работы Кандинского с теоретическим обоснованием абстрактного искусства. Шаг за шагом кляксы прорываются на передний план и становятся рядом с текстом, да что там — уже заменяют текст. Затем Ганс Арп и Джексон Поллок сделали кляксы постоянными и повседневными, создав стиль dripping.

Конечно, нельзя забыть кляксы Роршаха. У них была богатая предыстория — десятки психологов до него использовали пятна для проверки психических способностей. И тут же — помарка в биографии: в школьные годы у Роршаха была кличка Клякса (Klex).

Рассмотрены кляксы в педагогике, науке и искусстве. Не увернуться и религии — и следующая глава уже о кляксах теологических. Тут самая известная клякса — отсутствующая. В комнате Лютера, демонстрируемой в городке Айзенах, на стене есть выщербина от чернильницы, которой Лютер запустил в черта. Тут было чернильное пятно, за годы осмотров вытертое и растащенное посетителями. При исследовании прототипа этой истории выясняется, что в древней легенде это черт кидал чернильницу в Лютера, и только потом почитатели все перечертили.

Или история аргумента рабби дель Акивы, который показал каллиграфически выполненный текст и сказал, что вчера пролил чернила, и те сложились в этот текст. Когда же ему не поверили, сказав, что сама упорядоченность текста доказывает, что это работа искусного писца, рабби отвечал, что точно так же и прекрасный мир вокруг нас служит доказательством бытия Бога.

Для автора это повод рассказать массу историй о том, как, кто и когда кидался чернильницами. Ими кидались партизаны, студенты, евреи, зрители, писатели, разгневанные женщины, старик Дубровский и Бенито Муссолини. По итогам чаще всего достается тем, у кого по роду деятельности чернильница стоит на столе — профессорам и преподавателям. Это специально так удобно устроено, что в них всегда есть чем кинуть. В целом кидание чернильницей служит знаком революционных убеждений.

Отдельная глава рассказывает о том, отчего евреев обзывали «кляксами». Оказывается, это древнейшее обзывательство: еще в Средние века евреев обязывали носить одежду с нашивками на рукаве, а слова «нашивка» и «клякса» в старонемецком было одно и то же — vlec. Тут же — психологические мотивы: образ еврея — это подобие кляксы Роршаха, на нем вымещают, вкладывая в него всё самое неприятное, так что образ этот характеризует лишь тех, кто его использует.

Богданов Константин. Из истории клякс. Филологические наблюдения. — M.: Новое литературное обозрение, 2012. — 216 с. 1500 экз.

Любарский Георгий

Эксперт

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе