К 90-летию великого актера «Известия» публикуют расшифровку редкой записи передачи «Разные судьбы» за 1992 год, в которой Леонов рассказывает о маме, профессии и всепобеждающей любви.
Фотохроника ТАСС/ Олег Иванов
Сегодня исполнилось бы 90 лет Евгению Леонову. Он родился 2 сентября 1926 года, рос в коммунальной квартире на Васильевской. Как стал актером — признается, что не знает сам. На третьем курсе взял и ушел из авиационного техникума, поступив на драматическое отделение Московской экспериментальной театральной студии.
Творчество великого актера было столь многогранным, что даже критики ошибались, считая его комедийным. Леонов не обижался, повторяя: «Пусть лучше мое имя будет помянуто со смехом, чем совсем не помянуто». Больше всего Леонова интересовал человек, его внутренний мир, его горести и радости.
Сын Евгения Леонова, актер «Ленкома» Андрей Леонов, рассказывал в одном из интервью, что, будь отец жив, они отметили бы день рождения просто. Пошли бы на базар, выбрали бы продукты для праздничного стола, мама приготовила бы его любимые пироги. «И мы собрались бы и посидели узким кругом с друзьями...»
«Актер должен играть и душой, и сердцем, чтобы впрыгивать в обстоятельства, чтобы «я люблю тебя, Маша» — и слезы текут. Чтобы кто он, комик или трагик, — черт его разберет», — говорил Леонов в одном из своих последних интервью.
Специально для «Известий» коллекционер радиопередач Юрий Метелкин нашел редкую запись передачи Елены Тришиной «Разные судьбы» за 1992 год с Евгением Леоновым. Мы представляем читателю отрывки из этой передачи.
О маме
У меня в семье не было никого, связанного с искусством. Никого. В маме что-то было, когда она рассказывала, мама обаятельная была, седая такая русская женщина, не очень грамотная, но очень какая-то такая добрая по сердцу. Необыкновенная женщина. В нашем доме квартиры не отдельные, а коммунальные, но в наших маленьких комнатах было жующее стадо какое-то. Кто-то где-то спал на полу, всё время люди чай пили. Это родственники, которые к маме тоже тянулись.
Она нас с братом не учила жить, не заставляла быть хорошими. Она даже не заставляла нас картошку чистить или полы протирать. Ей это было легче сделать самой. И, видно, подспудно мы это с братом понимали, потому что довольно часто мы это делали сами.
О выборе профессии
Война, голодуха, наша семья поголодала, но выдержала. Мы пошли работать на завод. Я стал учеником токаря, брат — учеником чертежника. Почему меня тянуло к искусству, почему я таскался во МХАТ на ступеньки? И помню «Три сестры», когда я с ними, проплакав, на всю жизнь запомнил эти березки, этот необыкновенный голос Ирины... Я не знаю, что меня тянуло. Я был в школе в художественной самодеятельности, читал стишки, все смеялись, но это было, наверное, глупо и наивно. В техникуме про меня говорили: это наш артист. Почему так говорили, непонятно. На вечерах я читал «В купальне» Чехова, Зощенко про монтера. Успех был необыкновенный. Хохот стоял.
О всепобеждающей любви
С моим образованием было трудно сунуться в серьезное учреждение. Но больших серьезных институтов театральных не было. ГИТИС эвакуировался. МХАТ был средним учебным заведением, он не имел статуса высшего. Нашел я студию. На поступлении Екатерина Михайловна Шереметьева, ученица знаменитого петербургского актера Давыдова, сидела. Красивое лицо, седина... На мне был пиджак брата. Я сказал, что хотел бы быть артистом, и начал их смешить. Никто не смеялся. На меня смотрели, как на прокаженного. Я читал Зощенко, но, видимо, примитивно. Меня спросили, что я еще могу прочесть. Я ответил: «В купальне», но это еще хуже». Атмосфера сгущалась. Меня спросили: «Это всё?» Я сказал: «Я стихи люблю, но не все. Люблю Блока». Читал «В ресторане». Я был белого цвета, потом мне рассказывали, и так сконцентрировалось это внимание. Меня спросили: а вы знаете, о чем это? Я ответил: «О всепобеждающей любви». И меня приняли.
Об учителях
Михаил Яншин — мой учитель. Он и Андрей Александрович Гончаров. Чтобы не было огорчительно — и Марк Захаров. Раз я с ним работаю, в какой-то степени я могу и его назвать учителем. Он что-то перевернул в моем сознании, расширил возможности. Но его спектакли, они больше режиссерские: спектакль Захарова, театр Захарова. Мне было сложно, потому что мне не нравились актеры, которые говорят: «Вот я, делайте со мной, что хотите». Мне хотелось участвовать в этом процессе, чтобы актер был автором своей роли наверняка и автором хоть кусочка спектакля.
Об образовании
Надо сделать так, чтобы всем людям стало лучше, и не надо никаких умных слов. Но у нас этого не получается. Потому что среди руководителей не хватает образования. В нашем обществе этого образования не хватало никогда. Техникум мелиоративный какой-то заканчивали или еще плюс марксистско-ленинский институт... Я тогда быть мог бы начальником. У меня техникум как раз есть, и марксизм-ленинизм я закончил. Но почему-то не случилось, чтобы я был большим руководителем, хотя по образованию я мог бы.
О правде
Наше государство не такое бедное. Оно богатейшее, а наладить жизнь не может. Весь мир живет в кооперации, а мне на базаре продавец, у которого я купил пирожок, говорит: «Леонов? Выплюнь». Это что за кооператор такой, что он продает? Не успели приватизацию сделать, на Арбате молодые люди поженились на старушках... Что бы мы ни сделали — придумается контрмера, да еще такая, что в голову не прилезет.
За рубежом автомат игральный наши туристы перевернули и выгребли всё, отвинтили унитаз и увезли. В гостинице актеры прожгли диван старинный, распилили и вынесли по кускам. Никак не поймешь, что может быть. Поодиночке мы все добрые, хорошие, а почему каждый тридцатый может дать тебе в ухо — трудно понять.