Пять вечеров с Муслимом Магомаевым

В эту пятницу – 70 лет со дня рождения Муслима Магомаева, мегазвезды советской оперной сцены и эстрады. По этому поводу - вот посвященная ему глава из моей книжки “Там, где бродит Глория Мунди”. Она написана по материалам единственной нашей встречи у него на даче на Николиной горе ровно десять лет тому назад – в канун его 60-летия.

Беседа получилась большой. Чтобы не отпугивать читателей размерами, публикую ее в пяти частях. Пусть длятся прекрасные мгновения, пусть один вечер превратится в пять.

Итак, вечер первый:

МЕЖДУ МУЗАМИ

Он знал успех, какой сейчас не снится суперзвездам. Восторженные толпы несли на руках его автомашину. Ему прочили славу Шаляпина и Синатры. Он стажировался в миланской "Ла Скала" и пел в парижской "Олимпии". Муслим Магомаев, внук знаменитого азербарджанского композитора и самая громкая легенда русской эстрады второй половины ХХ века, 17 августа 2002 года отметил свое 60-летие. В преддверии этого события мы сидим в доме на Николиной горе, где спасается от жары звездная пара - Муслим Магомаев и Тамара Синявская. Я приехал за юбилейным интервью – но больше всего меня интриговало таинственное исчезновение великолепного певца: отчего он вдруг стал затворником и перестал появляться на сцене?

Он был гостеприимен, весел, гордо показывал садовый участок с гномами. С ним было легко разговаривать.

- А где Тамара Ильинична? Я и цветочки привез...

- Это мой юбилей или ее?

- Тогда вот вам первый вопрос: вас ждала блестящая карьера оперного певца, но вы от нее отказались. Не раскаиваетесь?

- Если была бы вторая жизнь, то единственное, что я бы изменил, - не стал бы курить.

- А начать вторую жизнь прямо сейчас - слабо?

- Уже не выйдет: я курю лет сорок с лишним. Первый год не затягивался, потом один певец показал, как это делается.

- Вы прямо из бакинского Клуба моряков попали на молодежный фестиваль в Хельсинки, где ждал вас первый большой триумф...

- А маленькие у меня уже были в городе Баку. Меня там знали, я пел в правительственных концертах. Учился по классу фортепиано, но в 14 лет у меня уже был бас-баритон.

- А как пианист вы подавали надежды?

- Подавал. У меня растяжка до - фа через октаву! Импровизировал хорошо. Я не нотник, которому клавир не поставишь - играть не может. Но жалеть об этой утрате опять же не стоит.

- После арии Фигаро во Дворце съездов вы проснулись знаменитым. А вот из воспоминаний вашего аккомпаниатора Чингиза Садыкова я узнал, что пришлось вместо до мажор петь на тон ниже - в си бемоль мажор.

- Интернета начитались?

- А как же!

- Ну, там можно прочитать и о том, как Махмуд Эсамбаев мне пощечину влепил. А что касается Фигаро... у меня ведь тогда был очень низкий голос, трудно было залезать на высокие ноты. Кому-то Бог дает хорошие верхушки, кому-то насыщенный средний регистр.

- Но из оперы вы ушли.

- Уходил дважды. В первый раз ушел - но стали говорить, что, мол, Магомаеву трудно, он уже не может выходить в опере. Я разозлился и вышел. Доказал самому себе, что - могу. И ушел навсегда. А на эстраде верха не нужны. И теперь их у меня как не было, так и нет.

- Ушли без сожаления?

- Классика требует самодисциплины, каждодневных занятий. А я не люблю тренаж и люблю свободу.

- Поэтому и от Большого отказались?

- Меня бы там заставили петь советский репертуар, а я его терпеть не могу. Я рос на Пуччини, Россини, Верди и не мог бы петь Прокофьева или Щедрина. Просто не понимаю, как Тамара все это сумела выучить.

- Сходите на "Лулу" Берга в "Геликон"! Это актерский подвиг.

- Не хочу. Хотя уверен, что это любопытно. Если оперу нельзя слушать - я этого не понимаю. И не понимаю, почему сейчас Большой театр похож на подопытную студию: ставят оперу, которую сам композитор не любил, но не идет "Риголетто", не поют Доницетти, Беллини! В "Ла Скала" тоже экспериментируют - но классика там не сходит со сцены.

- Послушайте, вы в "Ла Скала" провели два сезона, бегали на спектакли - неужели не захотелось быть среди небожителей?

- А чем больше бегал, тем больше понимал: не мое. Ну не дал мне Бог крепких верхушек, терпения и усидчивости. В детстве я рисовал, теперь снова решил взяться за кисть, и что? Что я великого нарисовал? Написал несколько портретов и вдруг - не хочу! Начал портрет Тамары, остались несколько мазков. И как отрезало: не могу взять в руки кисть. А в опере нельзя же за день до спектакля сказать: не хочу!

- А кайф от оперного спектакля испытываете?

- От хорошего - да. Но в Большом я давно никакого кайфа не получал.

- Вы нашли на эстраде свободу?

- В общем да. Поешь не под "фанеру", стараешься, чтобы сегодня песня прозвучала не так, как вчера, - большое удовольствие! Не хочу никого судить, утверждать, что фонограмма - это плохо. Я понимаю: новые требования, саунд должен быть приличный и все такое. Когда на сцене человек-фейерверк, бьют фонтаны и выходят слоны, мне уже без разницы - поют там под фонограмму или живым звуком.

- Но вы-то собирали полные залы без слонов!

- Так и мизансцена была другая: я перед роялем или перед оркестром. И больше ничего. И изволь два часа петь так, чтобы не захрипеть, и голос не сел, и зритель не ушел.

- Не развратили слоны нашу эстраду? Природа вашего успеха совсем другая, чем в гала-шоу Киркорова или Леонтьева.

- А молодежь изменилась, она уже не хочет одиноко стоящего человека, а хочет зрелища, попрыгунчиков, балетных девочек и чтобы все было красочно. И мне нравятся шоу Киркорова и Леонтьева. На других шоу я был, но не хочу о них говорить - они не по мне.

- Таких больше?

- Поэтому я редко хожу. Киркоров приглашал три раза, а я все ссылался на собачку: не с кем оставить. Боялся идти, потому что если уж пришел на концерт - надо досидеть до конца. И потом высказать свое мнение, а врать я не могу. На третий раз все-таки пошел и получил огромное удовольствие. О чем честно сказал Филиппу.

- В книжке вашей есть фото: вы в облике Гитлера. Что это было?

- А это мы в Ленинграде сидели и обмывали премьеру в Малеготе - Эдита Пьеха, Броневицкий и я. И хохмили: я сообразил себе челку и усики, Эдита стала поверженной Францией, Броневицкий - Наполеоном, и мы сделали фотку на память.

- Открыли в себе драматическое дарование?

- Я снимался в фильме "Низами", но не считаю это актерской работой - играл там самого себя. Потому что никто уже не знает, каким был Низами на самом деле. А играть себя неинтересно.

- Но ведь вы могли бы повторить карьеру любимого вами и мною Марио Ланца - играть в кино певца.

- Мне предлагали сценарии, но какие-то дурацкие.

- У Ланца сценарии тоже дурацкие - а как хорошо смотрятся!

- "Великий Карузо" - отличный фильм. И "Полночный поцелуй". Это настоящее музыкальное кино. А у нас почему-то всё хотели комедию. Так что я отделался, кроме "Низами", еще только двумя фильмами: "Поет Муслим Магомаев" и "До новой встречи, Муслим!". И оба про меня.

Валерий Кичин

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе