«Интеллигенция не ожидала, что революция начнет жечь библиотеки»
10 ноября 2017 ● "Известия"
Рок-музыкант Гарик Сукачев — об уроках столетней давности и неожиданном явлении «Бригады С».
Фото: РИА Новости/Сергей Мальгавко
В Большом зале Петербургской филармонии 11 и 12 ноября состоится премьера театрализованного действа «Прошу слова! Год 1917», посвященного историческим событиям столетней давности. Замечательный актер Вениамин Смехов собрал в своей постановке «голоса очевидцев и потомков в стихах и прозе, под музыку и без». Миссию главного чтеца он доверил Гарику Сукачеву, с которым пообщался обозреватель «Известий».
— С театром ты связан давно, но при этом не раз говорил мне, что даже в пору расцвета любимовской «Таганки» он не вызывал у тебя чрезвычайного интереса.
— Начнем с того, что в годы ее расцвета туда почти невозможно было попасть. Но Таганка действительно никогда не была моим театром, моей главной любовью.
— Тем не менее сейчас c подачи фестиваля Dance open и его руководителя Екатерины Галановой тебя пригласил посотрудничать один из таганских корифеев.
— Это у Вениамина Борисовича нужно узнать, почему он выбрал меня. Я его не спрашивал. В наш офис пришло от него приглашение. Как факт это было любопытно, но чтобы понять, чего конкретно от меня хотят, я попросил прислать мне саму пьесу. Хотя в данном случае: пьеса — определение условное, скорее речь о литературной композиции. Я прочел присланный мне материал, который оказался интересным и разнообразным, и сказал свое твердое «да».
— Это похоже на знаменитые таганковские «Антимиры»?
— Не совсем. Все-таки «Антимиры» в моем понимании спектакль, а у нас именно литературно-музыкальная композиция. В ней, конечно, превалирует поэзия: Блок, Есенин, Саша Черный, Андрей Белый, Демьян Бедный. Но она дополняется высказываниями Герберта Уэллса, Керенского, Ленина, Родзянко, Бердяева, Махно, Патриарха Тихона, цитатами из выступлений депутатов на заседаниях Думы, фразами из газет того времени, даже частушками той поры.
Все это связано в один сюжет самим Смеховым, и у каждого актера есть свой определенный текст. Подготовка была небольшой — всего несколько репетиций. Мне кажется, публику заинтересует такой формат. Он мне напоминает радиопостановки, которые я любил слушать в школьном детстве. Помнишь передачу «Театр у микрофона»? Я садился у радиоприемника, изображал родителям, что делаю уроки, а сам слушал спектакли.
Актер Вениамин Смехов
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
— Мне где-то попалась фраза Смехова, возможно, шуточная, что ты его якобы попросил дать прочесть в «Прошу слова!» Блока, чтобы хотя бы несколько минут побыть интеллигентным человеком. Поскольку обычно тебе предлагают роли этаких разбитных малых.
— Нет, ничего такого я не просил. Хотя Блока я в пьесе действительно читаю. Но его читают там все актеры, поскольку в основе — поэма «Двенадцать». Возможно, у меня наиболее развернутый отрывок из нее. Но я также читаю Маяковского, Есенина, Белого, Демьяна Бедного. Мы все понемногу читаем что-то от каждого из них. Смехов не собирался эксплуатировать мои стереотипные образы. Мы с Вениамином Борисовичем вообще в этом проекте впервые близко встретились. Раньше только здоровались, виделись на церемонии премии «Своя колея», но близко не общались.
Хотя у меня есть ощущение, что он ко мне приглядывался. И я не удивился, что он предложил мне серьезный литературный материал. Люди старшего поколения из нашей театральной и кинематографической среды знают мои профессиональные возможности. Я скоро уж 30 лет в актерской профессии. Это широкая публика воспринимает меня только в одном образе, типа «Песен с окраины» или «Моя бабушка курит трубку».
— Легко тебе работать со Смеховым?
— Легко. Потому что я сам режиссер и знаю, как общаться с артистами. Режиссер — личность непререкаемая. Ему можно что-то предлагать, но решения принимает только он. Мне нравится, что Смехов — человек глубокий и к этому материалу относится не поверхностно. Нет у нас среди персонажей никаких «петрушек», идиотов. Мы даже актерствуем совсем чуть-чуть. Он просит, чтобы все происходило максимально естественно, «с листа».
— А с остальными участниками спектакля ты прежде пересекался? С Евгением Дятловым, например?
— Нет. Ну с Дашей Мороз — понятно. Она у меня играла. Знаю ее с детства. А больше ни с кем из участников спектакля не стыковался, но все они прекрасные артисты.
— Никто из них не рефлексирует, что спектакль преподносится прежде всего как постановка Вениамина Смехова с участием Гарика Сукачева?
— Ну это же принцип рекламы: она строится на громких именах. Я даже не задумывался об этом, и никакого диссонанса у нас на репетициях по этому поводу не было. Нормальная рабочая обстановка.
— Так что все-таки произошло в октябре 1917-го: революция или переворот?
— Революция. Переворот случился в феврале.
Картина художника И. Тоидзе «Выступление В.И. Ленина с броневика у Финляндского вокзала. 3 апреля 1917 года»
Фото: ТАСС
— Не наоборот?
— Нет, конечно. Свержение царя, отречение его от власти было переворотом. А в октябре началась именно революция, за которой последовала гражданская война, как после любой революции. Кто-то из людей, не сильно образованных или сильно политизированных и склонных в определенную сторону, в начале 1990-х ляпнул про Октябрьский переворот и все это подхватили. Но мы же учились в приличных школах и можно еще раз вспомнить, чему нас там учили. Я сейчас с удовольствием посвятил два месяца тому, что очень много читал о той эпохе.
— Вы со Смеховым солидарны в оценке тех событий?
— Мы не обсуждаем такого рода вещи. Мы играем спектакль. При этом понятно, что не может быть единого взгляда на такое колоссальное событие. Меня на днях спрашивал на эту тему один американский корреспондент. И чувствовалось, что он понимает: Октябрьская революция изменила не только Россию, но и весь мир.
— А Бунина у вас в пьесе нет?
— Есть и его высказывания. И Максим Горький есть. Кого там только нет…
— Когда ты перелопачивал этот материал, не задумался, почему творчество большинства авторов, чьи произведения вы используете, после революции пошло на спад, а некоторые из них вскоре расстались и с жизнью? Блок, Сологуб, Маяковский. Те же Блок и Сологуб просились уехать из России, но им не дали.
— И Горький пытался им помочь, писал письма. Почему с ними так случилось, мы сейчас сказать не можем, ибо не были свидетелями тех событий. Наш пример — баррикады 1991 года, дальше расстрел Белого дома и чеченская война. У Белого дома в 1991-м мы все были коллективным Блоком времен поэмы «Двенадцать». Нет, скорее Сережкой Есениным и Володей Маяковским. Молодыми ребятами, которые не разочаровались в революции.
А потом последовало колоссальное разочарование, жуткое чувство вины. Ведь интеллигенция приняла и февральские, и октябрьские события 1917-го. Но она, как говорил Блок Маяковскому, не ожидала, что потом начнут жечь библиотеки. А когда революция жжет библиотеки, то не разбирается, выдающийся ли ты поэт. Ты — буржуй. У человека в голове не укладывается: я же за вас, а вы меня топчете…
Обескураживает, когда возникают люди, которых ты никогда не видел, и вдруг начинают тебе диктовать, как жить. Это ужас любой революции. Блок сначала принял революцию, а потом, как эстета, она его шокировала. А Маяковский, Есенин — были частью этих изменений, они этим горели. И мне такое знакомо. Я тоже был частью исторических перемен. Не таких кровавых, но тоже страшных. На моих глазах происходил еще один передел в стране. Одно могу сказать: 100 лет назад иначе быть не могло. Революционные выступления — крестьянские, рабочие — шли почти весь XIX век.
— «Прошу слова! Год 1917» покажут всего дважды, это хорошо или нет?
— Для меня, безусловно, хорошо. Я не одержим проектом, не собираюсь ему посвящать длительное время. Но если его продолжат играть, мне кажется, публика откликнется. Поскольку остаток нынешнего года, да и следующий, думаю, пройдет под знаком революции.
— Ты большой поклонник Владимира Высоцкого и стараешься собирать о нем любую информацию. У Смехова что-нибудь спрашивал?
— Нет. Мне помешало бы это в работе над спектаклем. У нас не было времени на какие-то личные беседы. К тому же у меня, кажется, и вопросов почти не осталось. «Я себе уже всё доказал…», как пел Владимир Семенович.
Фото: Алексей Зверев
— 8 декабря твой большой сольник в Москве?
— Это концерт «Бригады С».
— Но ты говорил, что «Бригада С» больше в Москве не сыграет?
— А Леша, мой директор — молодец. Обманул всех. На афишах значится только Гарик Сукачев. Но у меня нет сейчас времени делать что-то новое. Надо закрыть этот год. Я хотел быть честным перед публикой — не удалось (улыбается). Слаб человек. Конечно, можно придумать какую-то дешевую рекламную отмазку, сказать, что это мой творческий вечер по случаю дня рождения и т.п. Но я не стану так поступать. Поэтому сообщаю всем, что 8 декабря в Москве будет именно концерт «Бригады С». Но это уже точно финальное выступление. Мы отлично повеселились — и хватит.
В Большом зале Петербургской филармонии 11 и 12 ноября состоится премьера театрализованного действа «Прошу слова! Год 1917», посвященного историческим событиям столетней давности. Замечательный актер Вениамин Смехов собрал в своей постановке «голоса очевидцев и потомков в стихах и прозе, под музыку и без». Миссию главного чтеца он доверил Гарику Сукачеву, с которым пообщался обозреватель «Известий».
— С театром ты связан давно, но при этом не раз говорил мне, что даже в пору расцвета любимовской «Таганки» он не вызывал у тебя чрезвычайного интереса.
— Начнем с того, что в годы ее расцвета туда почти невозможно было попасть. Но Таганка действительно никогда не была моим театром, моей главной любовью.
— Тем не менее сейчас c подачи фестиваля Dance open и его руководителя Екатерины Галановой тебя пригласил посотрудничать один из таганских корифеев.
— Это у Вениамина Борисовича нужно узнать, почему он выбрал меня. Я его не спрашивал. В наш офис пришло от него приглашение. Как факт это было любопытно, но чтобы понять, чего конкретно от меня хотят, я попросил прислать мне саму пьесу. Хотя в данном случае: пьеса — определение условное, скорее речь о литературной композиции. Я прочел присланный мне материал, который оказался интересным и разнообразным, и сказал свое твердое «да».
— Это похоже на знаменитые таганковские «Антимиры»?
— Не совсем. Все-таки «Антимиры» в моем понимании спектакль, а у нас именно литературно-музыкальная композиция. В ней, конечно, превалирует поэзия: Блок, Есенин, Саша Черный, Андрей Белый, Демьян Бедный. Но она дополняется высказываниями Герберта Уэллса, Керенского, Ленина, Родзянко, Бердяева, Махно, Патриарха Тихона, цитатами из выступлений депутатов на заседаниях Думы, фразами из газет того времени, даже частушками той поры.
Все это связано в один сюжет самим Смеховым, и у каждого актера есть свой определенный текст. Подготовка была небольшой — всего несколько репетиций. Мне кажется, публику заинтересует такой формат. Он мне напоминает радиопостановки, которые я любил слушать в школьном детстве. Помнишь передачу «Театр у микрофона»? Я садился у радиоприемника, изображал родителям, что делаю уроки, а сам слушал спектакли.
Актер Вениамин Смехов
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
— Мне где-то попалась фраза Смехова, возможно, шуточная, что ты его якобы попросил дать прочесть в «Прошу слова!» Блока, чтобы хотя бы несколько минут побыть интеллигентным человеком. Поскольку обычно тебе предлагают роли этаких разбитных малых.
— Нет, ничего такого я не просил. Хотя Блока я в пьесе действительно читаю. Но его читают там все актеры, поскольку в основе — поэма «Двенадцать». Возможно, у меня наиболее развернутый отрывок из нее. Но я также читаю Маяковского, Есенина, Белого, Демьяна Бедного. Мы все понемногу читаем что-то от каждого из них. Смехов не собирался эксплуатировать мои стереотипные образы. Мы с Вениамином Борисовичем вообще в этом проекте впервые близко встретились. Раньше только здоровались, виделись на церемонии премии «Своя колея», но близко не общались.
Хотя у меня есть ощущение, что он ко мне приглядывался. И я не удивился, что он предложил мне серьезный литературный материал. Люди старшего поколения из нашей театральной и кинематографической среды знают мои профессиональные возможности. Я скоро уж 30 лет в актерской профессии. Это широкая публика воспринимает меня только в одном образе, типа «Песен с окраины» или «Моя бабушка курит трубку».
— Легко тебе работать со Смеховым?
— Легко. Потому что я сам режиссер и знаю, как общаться с артистами. Режиссер — личность непререкаемая. Ему можно что-то предлагать, но решения принимает только он. Мне нравится, что Смехов — человек глубокий и к этому материалу относится не поверхностно. Нет у нас среди персонажей никаких «петрушек», идиотов. Мы даже актерствуем совсем чуть-чуть. Он просит, чтобы все происходило максимально естественно, «с листа».
— А с остальными участниками спектакля ты прежде пересекался? С Евгением Дятловым, например?
— Нет. Ну с Дашей Мороз — понятно. Она у меня играла. Знаю ее с детства. А больше ни с кем из участников спектакля не стыковался, но все они прекрасные артисты.
— Никто из них не рефлексирует, что спектакль преподносится прежде всего как постановка Вениамина Смехова с участием Гарика Сукачева?
— Ну это же принцип рекламы: она строится на громких именах. Я даже не задумывался об этом, и никакого диссонанса у нас на репетициях по этому поводу не было. Нормальная рабочая обстановка.
— Так что все-таки произошло в октябре 1917-го: революция или переворот?
— Революция. Переворот случился в феврале.
Картина художника И. Тоидзе «Выступление В.И. Ленина с броневика у Финляндского вокзала. 3 апреля 1917 года»
Фото: ТАСС
— Не наоборот?
— Нет, конечно. Свержение царя, отречение его от власти было переворотом. А в октябре началась именно революция, за которой последовала гражданская война, как после любой революции. Кто-то из людей, не сильно образованных или сильно политизированных и склонных в определенную сторону, в начале 1990-х ляпнул про Октябрьский переворот и все это подхватили. Но мы же учились в приличных школах и можно еще раз вспомнить, чему нас там учили. Я сейчас с удовольствием посвятил два месяца тому, что очень много читал о той эпохе.
— Вы со Смеховым солидарны в оценке тех событий?
— Мы не обсуждаем такого рода вещи. Мы играем спектакль. При этом понятно, что не может быть единого взгляда на такое колоссальное событие. Меня на днях спрашивал на эту тему один американский корреспондент. И чувствовалось, что он понимает: Октябрьская революция изменила не только Россию, но и весь мир.
— А Бунина у вас в пьесе нет?
— Есть и его высказывания. И Максим Горький есть. Кого там только нет…
— Когда ты перелопачивал этот материал, не задумался, почему творчество большинства авторов, чьи произведения вы используете, после революции пошло на спад, а некоторые из них вскоре расстались и с жизнью? Блок, Сологуб, Маяковский. Те же Блок и Сологуб просились уехать из России, но им не дали.
— И Горький пытался им помочь, писал письма. Почему с ними так случилось, мы сейчас сказать не можем, ибо не были свидетелями тех событий. Наш пример — баррикады 1991 года, дальше расстрел Белого дома и чеченская война. У Белого дома в 1991-м мы все были коллективным Блоком времен поэмы «Двенадцать». Нет, скорее Сережкой Есениным и Володей Маяковским. Молодыми ребятами, которые не разочаровались в революции.
А потом последовало колоссальное разочарование, жуткое чувство вины. Ведь интеллигенция приняла и февральские, и октябрьские события 1917-го. Но она, как говорил Блок Маяковскому, не ожидала, что потом начнут жечь библиотеки. А когда революция жжет библиотеки, то не разбирается, выдающийся ли ты поэт. Ты — буржуй. У человека в голове не укладывается: я же за вас, а вы меня топчете…
Обескураживает, когда возникают люди, которых ты никогда не видел, и вдруг начинают тебе диктовать, как жить. Это ужас любой революции. Блок сначала принял революцию, а потом, как эстета, она его шокировала. А Маяковский, Есенин — были частью этих изменений, они этим горели. И мне такое знакомо. Я тоже был частью исторических перемен. Не таких кровавых, но тоже страшных. На моих глазах происходил еще один передел в стране. Одно могу сказать: 100 лет назад иначе быть не могло. Революционные выступления — крестьянские, рабочие — шли почти весь XIX век.
— «Прошу слова! Год 1917» покажут всего дважды, это хорошо или нет?
— Для меня, безусловно, хорошо. Я не одержим проектом, не собираюсь ему посвящать длительное время. Но если его продолжат играть, мне кажется, публика откликнется. Поскольку остаток нынешнего года, да и следующий, думаю, пройдет под знаком революции.
— Ты большой поклонник Владимира Высоцкого и стараешься собирать о нем любую информацию. У Смехова что-нибудь спрашивал?
— Нет. Мне помешало бы это в работе над спектаклем. У нас не было времени на какие-то личные беседы. К тому же у меня, кажется, и вопросов почти не осталось. «Я себе уже всё доказал…», как пел Владимир Семенович.
Фото: Алексей Зверев
— 8 декабря твой большой сольник в Москве?
— Это концерт «Бригады С».
— Но ты говорил, что «Бригада С» больше в Москве не сыграет?
— А Леша, мой директор — молодец. Обманул всех. На афишах значится только Гарик Сукачев. Но у меня нет сейчас времени делать что-то новое. Надо закрыть этот год. Я хотел быть честным перед публикой — не удалось (улыбается). Слаб человек. Конечно, можно придумать какую-то дешевую рекламную отмазку, сказать, что это мой творческий вечер по случаю дня рождения и т.п. Но я не стану так поступать. Поэтому сообщаю всем, что 8 декабря в Москве будет именно концерт «Бригады С». Но это уже точно финальное выступление. Мы отлично повеселились — и хватит.