Тайны советского кино: «Бриллиантовая рука» была неслыханной наглостью

Блестящий российский киновед Денис Горелов считает, что самые любимые фильмы российских зрителей основаны на мифах и байках.
Что контрабандисты из «Бриллиантовой руки» собирались купить на золото-бриллианты в СССР? «Москвич»? Пляжный ансамбль «Мини-бикини-69»?
Фото: Кадр из фильма


Денис Горелов, автор множества рецензий и текстов о кино, опубликованных, в частности, в «Комсомолке», выпустил книгу «Родина слоников». Это история Советского Союза, показанная через историю самых популярных советских фильмов. В самом начале он пишет: «Прокатное кино — не искусство и не потеха, а зеркало производящей нации. Скажи мне, что народ смотрит в свободные часы, и я скажу, где же у него кнопка, мало ли в Бразилии Педров и зачем Володька сбрил усы. Притом плохое кино куда характерней хорошего. Ибо в фильмах Тарковского до сорока процентов занято личностью автора — более сложносочиненного, чем все. А кино Юнгвальд-Хилькевича целиком состоит из национальных мифов, заблуждений, верований и предрассудков»…

Впрочем, в книге «Иваново детство» Тарковского прекрасно соседствует с «Человеком-амфибией», а фильмы Михалкова - с какой-нибудь насмерть забытой ерундой вроде александровского «Русского сувенира». Но портрет получается очень ярким и, кажется, полным.



ЭЙЗЕНШТЕЙН - ЧЕЛОВЕК БЕССОВЕСТНЫЙ, ПРИМЕРНО КАК ЛАРС ФОН ТРИЕР

- Очень известный киновед Сергей Кудрявцев собирал статистику и составил список прокатных чемпионов советского кино, - рассказывает Денис. - Все, что сейчас в интернете предъявляется под заголовками «10 самых любимых советских фильмов», взято из списка Сергея Валентиновича, и я на него ориентировался. Так вот, получается, что единственный фильм Тарковского, который принес прибыль - «Иваново детство», его посмотрело 16 миллионов человек. Ну, еще «Солярис» собрал около 10 миллионов зрителей - эта цифра, считалась порогом полной окупаемости. Остальные картины не окупились. Но «Солярис», мне кажется, один из довольно скверных его фильмов. Он сделан с холодным носом. Тарковскому явно нужно было отработать действенность образа и иносказания, он набивал руку, и сам признал это в начале своего следующего фильма «Зеркало», когда в ходе гипнотического сеанса мальчик-заика вдруг четко произносит: «Я могу говорить». Это было послание от самого Тарковского. А в «Солярисе» единственный эпизод, который шел от сердца - в финале, когда герой Баниониса стоит на коленях перед отцом, которого играет Николай Гринько, явно внешне похожий на Арсения Александровича Тарковского. А в остальном - и повесть Станислава Лема довольно отмороженная, и играют ее тоже совершенно отмороженным образом. Желание встретиться с погибшими родственниками - оно здравое, Дмитрий Астрахан на этой основе с очень большим чувством снял великолепную «Четвертую планету». А Тарковского брейгелевские «Охотники на снегу», висящие на стене, волнуют куда больше, чем все остальное.

- Первая же рецензия в книге, на «Октябрь» Эйзенштейна, начинается с фразы: «Сергей Михайлович очень любил дохлых детей». И если присмотреться - Эйзенштейн действительно кровожадный автор, и трупиков у главного советского режиссера - целое море.

- Он был классический пропагандист, а смерть детей - это то, что людей более всего цепляет. Эйзенштейн фактически делал то, что сейчас делает Ларс фон Триер. Его главной задачей было любой ценой пробить ту мозоль, которая наросла на сердце у людей. В наше время – из-за телевидения, которое показывает абсолютно все, что можно, - и кажется, что сейчас зрителя эмоционально пробить уже просто нельзя. А Эйзенштейн снимал после Гражданской войны и разрухи: его зрители навидались такого, что их нужно было царапать и протаранивать со страшной силой. И Ларс фон Триер, и Сергей Михайлович - люди, безусловно, крайне бессовестные: они любой ценой должны произвести впечатление. Поэтому то лошади падают с моста в реку, то коляска с младенцем гибнет на Потемкинской лестнице, то убитый пионер появляется на руках у бабушки. Это пробивало внутренний панцирь.

- А сразу после "Октября" идет рецензия на фильм «Вратарь». И там описывается, в частности, удивительный фанатизм по отношению к футболу, который царил в середине 30-х…

- У нас играть было не с кем, страна была закрытая. Наша нынешняя сборная меня дико удивляет, они играют очень хорошо, но в ранние советские времена сравнить качество игры было не с кем. Поэтому мы просто знали, что мы самые лучшие, и вратарь наш самый классный. И, конечно, спорт был частью советского культа обороны страны: с начала звукового кино и до смерти Сталина вся страна жила только войной. Песня «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот» - не только про спорт, она просто на уровне лексики - про войну. И если бы только «Вратарь»! Трактористы в фильме Пырьева едут поднимать отсталое сельское хозяйство с японской войны с песней «И летели наземь самураи», а потом уезжают на следующую войну. Тимур и его команда помогают вовсе не пенсионеркам, как думают многие, а семьям, у которых сыновья ушли воевать в Красную армию, - и в финале девочка должна проститься с папой, уезжающим с бронедивизионом на фронт. Настроение в 30-е было совершенно военное, ну, а в 40-е – оно и понятно…

А после 1945-го фильм «Без вины виноватые» по Островскому собрал вдвое больше народу, чем «Подвиг разведчика». 46 миллионов зрителей. (Если бы фильм смотрели так сегодня, при средней цене билета в 250 рублей, сборы составили бы 11 с половиной миллиардов - ни одна картина в современном российском прокате и близко не дотягивает до таких цифр. - Ред). Картина про то, как провинциальная актриса в поисках ангажемента бросила ребенка в провинциальном городе, он вырос, стал тоже артистом, страшно тоскует без матери. Когда ребенок протягивает руки и кричит «Мама!», это просто ножом по сердцу проходило у миллионов женщин, которые потеряли детей во время войны…


Рецепт «Человека-амфибии» совершенно голливудский: красивые мужчина и женщина в красивых обстоятельствах.
Фото: Кадр из фильма



В НЕНАВИСТИ К «ЧЕЛОВЕКУ-АМФИБИИ» СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ СЛИЛАСЬ С ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ

- Но после смерти Сталина люди разлюбили смотреть про войну?

- Не совсем. Есть сверхпопулярный фильм «А зори здесь тихие» - про то, как пять девочек и увечный старшина перебили взвод немецкого диверсионного спецназа. Это абсолютно сказочная, фантомная история, но три фронтовика, получивших в войну тяжелые ранения – режиссер Станислав Ростоцкий, оператор Вячеслав Шумский и сценарист Борис Васильев – прекрасно знали детали, и смогли разыграть этот сюжет очень убедительно. Картина получилась. Другое дело, что многие фронтовики ее не жаловали. В перестройку писатель Носов, тоже сильно увечный после войны, сказал: «Когда пуля попадает в живот, взрослые мужики сучат ногами и зовут маму, потому что это очень больно. Они не поют песню «Он говорил мне: «Будьте моею»...

Тут мы вышли на очень важную тему: все фильмы, которые крайне популярны в народе, на самом деле являются в той или иной степени байками. Знаменитый сценарист Валерий Фрид («Служили два товарища», «Экипаж», «Гори, гори, моя звезда») прямо говорил, что его и его соавтора Юлия Дунского всегда отличало крайнее презрение к исторической правде, совершенно голливудское презрение. И «Белое солнце пустыни», например - это сказка про то, как русский солдат после 25-летней лямки у царя идет домой со службы и всем встречным Змеям Горынычам головы отрубает…

А «Бриллиантовая рука», например - вообще абсолютно абсурдная история: старший экономист «Гипрорыбы» поехал в загранпоездку, ему там в сломанную руку напихали золота-бриллиантов и отправили в Россию петь про зайцев. Зачем? Что контрабандисты рассчитывали сделать с этими бриллиантами в СССР, стране дефицита? Приобрести на полученную от «клада» премию автомобиль «Москвич» и пляжный ансамбль «Мини-бикини-69»? Не логичнее было бы сбыть драгоценности в Турции и там жить султанами? Леонид Гайдай и его соавторы Яков Костюковский и Морис Слободской долго прикидывали, как продать такой дичайший сюжет Госкино, и в конце концов дошли до совершеннейшего хамства. Они написали в заявке: «В последние годы советский рубль окреп, занял солидные позиции на международной валютной арене. Контрабандисты теперь стараются забросить в СССР золото и бриллианты, сбыть их и вывезти за границу советские деньги…» И каким-то чудом это сошло им с рук. На худсовете сидели люди, которые хитро улыбнулись и сказали: «Вот же жгут веселые интеллигенты! Пусть будет». И до сих пор эта история никого особенно не беспокоит.

- Почему в Советском Союзе так откровенно презрительно относились к развлекательному кассовому кино?

- Не только в Советском Союзе, мы и сейчас наблюдаем ту же реакцию… В СССР было две силы – с одной стороны, советская власть, причем уже не столько коммунистическая, сколько государственническая, с другой – интеллигенция. Государственники снимали кино про то, как генералы выиграли Отечественную войну, про то, как председатель колхоза Кондрат выходит в поле, мнет пальцами озимые и вспоминает, как во времена его молодости эту землю увечили осколки. Интеллигенция снимала кино условно протестное, насколько это было возможно. Вот только весь советский народ, по большому счету, не был сильно политизирован. В чем-то советская власть ему нравилась, в чем-то – не особо, но кино он хотел смотреть про страсти и приключения. Так и вышло, что в 1962-м всех по кассовым сборам сшиб «Человек-амфибия».

Еще один важный момент: после войны в стране случился бэби-бум. Это событие определило нашу страну, и мне кажется, что оно даже сейчас ее в чем-то определяет. К началу 60-х выросло огромное количество молодежи: обычно среди всего населения несовершеннолетних - где-то четверть или треть, а тогда дошло до половины. И вот когда они выросли до 15-16 лет и всей толпой ринулись в кино, сразу наткнулись на «Человека-амфибию», снятого совершенно по голливудским рецептам – красивый мужчина и красивая женщина в красивых обстоятельствах. Предыдущая картина, которая занимала первое место, - «Тихий Дон» Герасимова, это устраивало всех взрослых - и партийцев-государственников, и интеллигентов, которые любили хорошую прозу Шолохова. И вдруг картина про участие морских дьяволов в классовой борьбе забивает все на свете. Степень ее шквального успеха невероятна. Она сильно отодвинула и государственное кино, и «Девять дней одного года», за которых очень сильно вписывалась интеллигенция. Государство сказало: «Мочить!» Интеллигенция ответила: «Есть!» В «Советском экране» вышла рецензия под заголовком «Тарзан с жабрами»… Редкий случай, когда партийный официоз и интеллигентский официоз объединились в своей ненависти к Ихтиандру.



ВЕРОНИКА В «ЛЕТЯТ ЖУРАВЛИ» - ЭТО АВТОПОРТРЕТ РЕЖИССЕРА

- Но до этого, в 1957-м, вышел фильм «Летят журавли» - до сих пор единственная наша картина, получившая «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах…

- Эта картина вышибла наше читающее и образованное сословие из колеи. Это был первый фильм, в котором постулировалось право индивидуума поступать не так, как поступают все, думать отдельно, дышать отдельно и спать с кем хочешь под бомбежку и аккорды Бетховена. И все это было исполнено на высшем технологическом уровне великим оператором Сергеем Урусевским.

Но вот с режиссером Михаилом Калатозовым - отдельная история. У меня ощущение, что он снимал ее немного с другой позиции и с другой точки зрения. С ощущением Гюстава Флобера, который однажды сказал «Мадам Бовари – это я». Героиня Татьяны Самойловой, Вероника, совершающая довольно неканонические поступки, сильно абстрагирующаяся от воюющей страны - это автопортрет Калатозова, сделанный без всякого возвеличивания себя и героини, без аплодисментов. Кому она в финале приносит цветы на Белорусский вокзал? Все говорят: воевавшим солдатам. Присмотритесь внимательно: она эти цветы раздает и воевавшим, и дедушке, который пришел встречать солдата-внука, и маленькой девочке, которая сидит у кого-то на руках. Она раздает цветы чужому для нее народу, который без нее выиграл эту войну.

А Калатозов с 1942 по 1944 год, когда шли битвы в Сталинграде и под Курском, сидел в Голливуде постпредом советского кинематографа. Через два года его выставили из США за шпионаж. В тот момент наши серьезно добывали документы по атомной бомбе, у Курчатова на Лубянке был свой кабинет, он каждую неделю приезжал читать шифровки… Говорят, за американским атомным проектом в США следили двести наших агентов. Весь объем этой информации должен был доставляться в советское посольство, и нужен был какой-то посредник, который мог и в посольство заходить, и встречаться с кем попало. По всей видимости, Калатозов выполнял функции курьера. И ощущение, что войну выиграли без него, у него было, я думаю.

А потом история Вероники попала на сердце интеллигенции, эту девушку подняли на щит. Но у войны закон один: мужик воюет, баба ждет. И этот закон Вероника нарушает, хотя какие могут быть отклонения и личные настроения в таких ситуациях?

- Какие самые дикие картины описываются в вашей книге?

- Ну, вот, например, «Русский сувенир», снятый в 1960 году Григорием Александровым, с Любовью Орловой в главной роли. Про то, как буржуины летели над Россией, самолет сломался, пришлось сесть в тайге, обрядиться в ватники и смотреть на то, как Кола Бельды в роли Кола Бельды пляшет с бубном в тайге. Это была чудовищная дурнина, смесь острополитического фельетона с комическими куплетами и выставкой советских достижений, но это было достаточно характерно для холодной войны. Или «Падение Берлина» Чиаурели, где Гитлер в бункере вступает в брак с Евой Браун под марш Мендельсона. Даже в голову никому не пришло, что Мендельсона играть в фашистской Германии, да еще на свадьбе фюрера, никак не могли - просто в силу его еврейского происхождения…

Да и тот же Михаил Калатозов снял чуть ли не самый бесстыдный фильм, который я видел - «Заговор обреченных», это было за шесть лет до «Журавлей». Он, правда, в книгу не попал - но вообще он начинается с эпизода, где фашисты, переодетые в монашеские рясы, с пулеметами устраивают покушение на премьер-министершу правительства народного единства Ганну Лихту. А католический кардинал в исполнении Александра Вертинского засылает шпионку в страну народной демократии с пистолетом и отравленными пулями… Это просто фантастика какая-то, Калатозов при Сталине буквально берегов не знал - при том, что был, конечно, неглупым человеком. Он еще издал книжку «Лицо Голливуда», там тоже были страшные бредни о том, как в Америке парфюмерная фирма выпустила отравленную помаду под маркой своих конкурентов…


«Москва слезам не верит» - миф о том, что два сильных человека смогут ужиться в одной семье.
Фото: Кадр из фильма



КАК МОРПЕХИ У АНТОНИОНИ ШУТКУ ПОЗАИМСТВОВАЛИ

- «Москва слезам не верит» стала самой кассовой советской картиной после «Пиратов ХХ века». А потом еще и получила «Оскара». Причем, вопреки всякой политической логике, непосредственно после того, как мы вторглись в Афганистан…

- Есть железный закон: успех здесь и успех там – это разные вещи. И совместить их почти невозможно. «Москва слезам не верит» - уникальный случай. История Золушки, которая поднимается наверх и становится менеджером среднего звена, всех устроила, и главное - весь мир зацепила фигура Гоши. Его умонастроения - «никогда баба не будет получать больше меня», «я всегда зарабатываю сам, а женщина будет молчать», - пришлись по сердцу голливудским людям… Впрочем, выбор лучшего иностранного фильма проводился крайне случайным сообществом людей. Сначала добровольцы, а потом уже несколько выбранных академиков отсматривали то, что им присылали все кинематографии мира. То есть нельзя сказать, что это выбор всей американской киноакадемии. С этим фильмом конкурировали очень серьезные произведения, картины Акиры Куросавы, Франсуа Трюффо, Карлоса Сауры, Иштвана Сабо - и победа была скорее случайной.

А вот у нас – нет, это было стопроцентное продюсерское попадание в яблочко. Принципиальным для авторов было понравиться женщинам возраста 40+, «ягодка опять». И для этого там сделано абсолютно все. И карьерный рост героини, и то, что к ней приходит настоящий мужик с серьезной спиной, умеющий чинить машину, бить морду и готовить еду. Но при этом с лицом интеллигента в двадцатом поколении Алексея Владимировича Баталова. Если бы на эту роль Меньшов не взял Баталова, а сыграл ее, например, сам, ничего бы не вышло. Тут нужен был сугубо интеллигентный мужчина, притворяющийся простонародным слесарем Гошей.

Я спросил одну сильную женщину, с которой я в браке последние 13 лет: «Представь, что к тебе в дом приходит почти незнакомый человек и ведет себя, как Гоша. Со словами «Ну, мужа у тебя, конечно, никакого нет» и всем вот этим прочим. На какой минуте ты бы его с лестницы спустила?» Она говорит: «Первые пятнадцать минут я бы смотрела на это, как на цирк, а потом, конечно, он улетел бы!» Сильный мужчина с сильной женщиной не монтируются - это все равно что за рулем сидеть вдвоем. Они поубивают друг друга. И Катерина из фильма сильной женщиной вовсе не была, только притворялась ею. Но при этом она была очень подходящим объектом, чобы с ней идентифицировались русские женщины в зале. «Я такая же, как она! Я тоже люблю этого прекрасного Баталова, который утром всех вывозит на пикник и говорит, что шашлык женских рук не терпит!» Думаю, что это было прекрасно рассчитано и сценаристом Валентином Черных и режиссером Владимиром Меньшовым.

- В советском кино было много заимствований из западного? В книге вы пишете, что Александров очень многое взял из голливудских мюзиклов, а «Кубанские казаки» Пырьева структурно вчистую слизаны с американской «Ярмарки штата»…

- По всей видимости, немало. Люди, имевшие возможность выезжать за рубеж и знакомиться с новинками, зная, что эти новинки никогда не попадут к нам в прокат, могли таскать каштаны из огня в больших количествах. У Антониони в одном фильме висит указатель «В случае пожара разбить стекло». Человек решает пошутить, проверить, разбивает стекло, вынимает бумажку, а там написано: «Идиот, тебе же сказали – в случае пожара!» Ровно этот эпизод был полностью воспроизведен в фильме «Ответный ход» про наших морских пехотинцев, только там все происходило на подводной лодке.

Но в основном конкретные эпизоды не воровали - чаще заимствовали настроение. Я долго думал, как в «Июльском дожде» Марлен Хуциев сумел предвосхитить настроение 70-х годов, общее отчуждение людей. Когда собирается громадная тусовка интеллигентов в квартире, им совершенно не о чем разговаривать - но они только и делают, что говорят ни о чем… Каким образом это можно было уловить в 1965-м, при том, что очевидно это стало в 70-х? Потом я сообразил, что «Июльский дождь» - это откровенное подражание Антониони. Его трилогия «Приключение», «Затмение», «Ночь» была выпущена в конце 50-х и начале 60-х, и она своротила башню всем интеллектуалам планеты. Всем им было в кайф говорить: между нами стеклянная стена, по ней бьет дождь, мы разомкнуты. Сценарист Гребнев и режиссер Хуциев сняли такое подражание и попали на сто процентов, опередив саму ситуацию в СССР лет на пять.

Впрочем, мне кажется, что Марлен Мартынович - человек, который наиболее близок к гениальности в нашем кинематографе. Но это отдельный разговор…

- А как в нашем кинематографе появились «истерны» - те же вестерны, только про борьбу с какими-нибудь басмачами или белогвардейскими офицерами?

- Первым истерном была картина, вышедшая за несколько лет до возникновения самого термина - «Неуловимые мстители». Конные трюки в финале там были шикарные. Когда мы смотрели на это, немного недооценивали качество исполнения. Думали, что в Америке такого кино навалом - при том, что сами, кроме «Золота Маккены» и «Великолепной семерки», ни фига не видели. А сейчас понятно, что очень трудно найти в Голливуде что-то равное финальной скачке за паровозом, да еще под дикую стремительную музыку Мокроусова…

Но та же «Великолепная семерка» пользовалась в СССР сокрушительным успехом, кинематографистам хотелось идти в том же направлении - и за «Мстителями» появилось «Белое солнце пустыни». А потом братья Михалковы начали потихонечку сочинять сценарии для провинциальных киностудий на эту тему. То вместе, то порознь они написали «Конец атамана» для «Казахфильма», «Седьмую пулю» для узбекского режиссера Али Хамраева, «Транссибирский экспресс», «Ненависть»… Причем в последнем фильме Михалков и его соавтор Фридрих Горенштейн распоясались до такой степени, что назвали белогвардейского капитана с черепом и костями на рукаве Ставрогиным. Ну, вот повеселились так. И прокатило, редактура все это успешно съела!

Истерны стали всеобщим поветрием: «Не ставьте лешему капканы», «Срочно… секретно… Губчека», «Смотри в оба». Советские режиссеры воспроизводили очень серьезную и популярную линию в американском и европейском кино - и выходило хорошо, умело, с юмором и прищуром, который публике очень нравился.


Денис Горелов «Родина слоников»

Автор
ДАРЬЯ ЗАВГОРОДНЯЯ, ДЕНИС КОРСАКОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе