«Самое важное — чтобы звучала, сияла, сверкала русская речь»

Никита Михалков — о языковой культуре нашего народа, планах киноакадемии и о том, чему можно поучиться у западных коллег.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Баранов

4 июля начинает работу Летняя киноакадемия Никиты Михалкова — бесплатный международный образовательный проект, по мысли организаторов призванный «содействовать профессиональному росту новой генерации кинематографистов, налаживанию творческих и человеческих связей между молодыми артистами разных стран».

Мастер-классы для студентов проведут режиссеры — сам Никита Михалков, а также Сергей Женовач, Джаник Файзиев, Сергей Соловьев, Владимир Хотиненко, сценарист Рустам Ибрагимбеков, актеры Сергей Гармаш, Валентин Гафт, Константин Райкин и многие другие. Накануне открытия корреспондент «Известий» встретился с руководителем академии Никитой Михалковым.

— Летняя киноакадемия открывается в третий раз. Что появилось нового?

— Появилась уверенность. Уверенность в ее необходимости. Более того, я утвердился в мысли, что в следующем году нужно запускать круглогодичную академию на постоянной основе. Опыт показал, что месяц интенсивнейшего общения с мастерами, месяц активной совместной работы, репетиций дает невероятный результат — 3–4 короткометражных фильма, отрывок из спектакля, капустник. Представьте, что будет, если эту систему развести на год?

Как минимум мы получим 2–3 профессиональных спектакля, которые отправятся в гастроли по городам. Может сформироваться действующий театральный коллектив. У нас в одном месте будут встречаться люди совершенно разных профессий — актеры, режиссеры, операторы, сценаристы, чтобы получить уникальный опыт совместного творчества.

— Откуда приезжают участники?

— Из 16 стран, даже из Аргентины. Но, большая часть, конечно, из нашей провинции. Взяли всего 40 человек, хотя конкурс был 17 человек на место.

— Вы следите за судьбой выпускников?

— Да от них же не избавиться! (Смеется.) Они снова подают заявки, приезжают волонтерами, кем угодно — чтобы продлить это ощущение. Самое важное, что для наших выпускников это не просто какие-то курсы кройки и шитья — пришел, научился и вернулся к себе вышивать дальше. Нет, это что-то очень живое, волнующее, вызывающее интерес. Я видел человек 15, которые постоянно крутятся вокруг Сурена Сергеевича Шаумяна (директор Театра киноактера и возможный директор будущей киноакадемии. — «Известия») и требуют работы (смеется).

Скоро мы организуем единую базу данных, где будут храниться фотографии, эссе, отрывки из спектаклей, фильмов — всё, что они нам отправляют при поступлении на курсы. И даже если артисту не удастся к нам поступить, всё равно это останется в базе и позже мы сможем помочь ему трудоустроиться.

— Как формируются программы академии?

— Это все-таки моя академия — основу составляют художественные принципы, которые я исповедую, а основываются они на системах Станиславского, Вахтангова, Михаила Чехова, Шарля Дюллена, Питера Брука. Это русская реалистическая актерская школа, школа переживания. Это русская классическая литература, русская традиция. Я хочу, чтобы здесь каждый день звучала русская литература: чтобы Алексей Петренко, например, читал «Тараса Бульбу», а Вячеслав Шалевич — Бунина или Женя Миронов — повести Белкина. И неважно, есть зрители или нет, без аплодисментов...

Знаете, как в церкви — читает пономарь псалтырь и читает. Самое важное, чтобы звучала, сияла, сверкала русская речь. Среди педагогов академии, конечно, есть люди разных школ, разных поколений, но все ручейки будут стекаться в одну реку.

— У абитуриентов-режиссеров есть творческое задание — готовый сценарий и экспликация по произведению Чехова, Толстого или Достоевского, причем действие нужно перенести в сегодняшнее время. Не боитесь осовременивать классику?

— Конечно, нет. Смысл не в том, чтобы «осовременить», допустим, «Трех сестер» — до того, чтобы сестры стали лесбиянками, а Тузенбах — гомосексуалистом. Но не нужно и замораживать русскую литературу в том времени, когда она написана. Нужно вычленить то непреходящее, что в ней есть, найти отклик на проблемы сегодняшнего дня.

— Цель академии — содействовать профессиональному росту новой генерации кинематографистов. Каким должен быть молодой кинематографист после ваших курсов?

— В первую очередь он должен стать образованным, сведущим человеком. Не только в своей профессии, но в окружающей жизни. Знать не только «как», но и «что»». Мы хотим заложить у этих молодых людей внутреннюю базу, научить искать проблемы сегодняшнего дня, формулировать их и переносить на экран.

— Как будет выглядеть круглогодичная академия?

— Мы только начинаем, ничего еще не столбим, будем наблюдать за процессом. Пока мы договорились со ВГИКом об общежитии — без него академия невозможна. Договорились о помещении с Театром киноактера. Это очень удобная площадка. Здесь есть актерская среда, есть репетиционные залы. Мы постараемся уйти от формата лекций. У нас будут чайные, обучение будет идти через разговор за самоваром.

Наберем, наверное, человек 50. Максимум — 80. Коллеги предлагают сделать двухгодичные курсы, то есть брать людей, обладающих другими профессиями, но которые хотят заниматься актерским творчеством. Я с этим пока не могу согласиться: во-первых, по сути это будет дублировать Высшие режиссерские курсы, что мне кажется неверным. А кроме того, если в режиссуру можно прийти в 40 лет, то в актерскую профессию — нет.

Точнее, конечно же, могут быть исключения, и совсем не актер может сыграть какую-то очень яркую роль, близкую его человеческому характеру. Но это на уровне частного случая. А мне бы хотелось помочь именно русским актерам, прекрасным, удивительным русским актерам, которые сидят у себя в провинции. Киноакадемия может стать для них социальным лифтом.

— Сколько будет стоить обучение?

— Конечно, образование будет дорогое, 400 тыс. рублей в год. Поэтому наиболее талантливые будут платить лишь определенный процент от суммы, и академия будет заинтересована в том, чтобы их трудоустроить — чтобы они смогли вернуть долг. На мой взгляд, это очень справедливая система — она совпадает и с интересами академии, и с интересами слушателей.

— Найдется ли в планах киноакадемии место дебютному центру на базе Ялтинской киностудии?

— Я надеюсь, да. Но для того, чтобы это осуществилось, должна быть еще проделана огромная работа. И с юридической, и с финансовой, и с организационной сторон.

— Вы ориентировались на опыт подобных курсов? Например, на Московскую школу нового кино, где преподают Леос Каракс, Карлос Рейгадас, Питер Гринуэй.

— Да, я знаю о существовании этой школы, и наверняка это очень интересно. Но это не может быть основным. Мне кажется, это большая ошибка — ждать, что «Запад нам поможет».

У западных коллег можно учиться технологии, практике. Например, прекрасная вещь — стандарт календарного плана съемок, или конструктивный разбор сценария, или опыт технического оснащения и компьютерной графики. Но все это «как», но не «что». Они могут вложить нам в руки механизмы, но они не должны вкладывать в нас душу. Все-таки у нас должен быть свой голос.

Смотрите, сколько лет мы уже пытаемся приблизиться к американскому кино, копируя его, а ни хрена у нас, по большому счету, не получается. И погони есть, и морду бьют, и из окна выбрасывают, а не то. А «то» может получиться только в том случае, когда «как» совпадает с «что». Как в случае с «Ликвидацией» или «Оттепелью». Потому что ментально это наше кино.

— Закончился 36-й Московский кинофестиваль. Каковы ваши ощущения?

— Этот фестиваль дал мне и моей команде внутреннее чувство свободы и спокойствия. Вдруг стало понятно, что мы перешагнули Рубикон, когда качество фестиваля не зависит от количества приехавших звезд. Приехали — спасибо, нет — тоже ничего. К сожалению, из-за санкций многие звезды, которые были приглашены и дали согласие, не приехали: кто сказался больным, кто занятым, а кто и честно признался: не хочу рисковать.

И все равно 61 страна представила свои картины. Всё равно мы показали 341 фильм со всего мира. И полные залы, и, что особенно отрадно, полные залы на русскую программу. Фестиваль живет вне зависимости от отношения международного сообщества к России.

Организационный уровень фестиваля легко определить по степени возможности президента фестиваля смотреть кино. 5 лет назад я вообще ни одной картины не мог посмотреть из-за хозяйственных дел. В этом году я посмотрел больше 10 фильмов (смеется).

— Вы публично раскритиковали вступивший в силу закон о запрете мата в кино. Будет ли Союз кинематографистов что-то предпринимать в этом отношении?

— Я высказал свою точку зрения как режиссер, а не как председатель союза. Хотим мы того, или не хотим, но русский мат — это огромная часть языковой культуры народа. И нужно различать бытовой, грязный матерный язык, которым общаются порой между собой дурно воспитанные люди, и крепкое слово, которое является выражением квинтэссенции состояния человека. Атака, ранение, боль, потрясшая неожиданность и так далее, и так далее.

Иначе это будет напоминать анекдот про детский сад, где дети начали страшно ругаться матом и когда родители пришли предъявить свои претензии воспитательнице, она сказала, что не знает, что случилось — впрочем, на днях электрик дядя Федя и его помощник Коля чинили проводку. Вызвали дядю Федю, который сказал, что — да, действительно, они чинили проводку, он держал лестницу, помощник Коля наверху паял провода, и когда раскаленное олово стало капать дяде Феде за шиворот, он сказал: «Послушайте, Николай, неужели Вы не понимаете, что раскаленное олово, которое капает мне за шиворот, доставляет мне некоторое неудовольствие».

Я считаю, что в каждом случае нужно подходить индивидуально. Художнику не должны изменять вкус, чувство меры и точность выражения чувств. Подходить же к этому вопросу, подводя всё под один знаменатель, по-моему, неверно. Вспоминая рассказ из одной летописи XII века о том, как что-то не получилось, потому что делалось «с тяжким звероподобным рвением»...

Как видим, и теперь в решении каких-то вопросов мы недалеко ушли от наших предков. Во всяком случае, я донесу свою точку зрения до моих коллег из секретариата Союза кинематографистов, и, может быть, мы предложим еще раз вернуться к этому закону, чтобы его уточнить и доработать.

— В этом же законе есть пункт, запрещающий любой, в том числе фестивальный показ отечественного фильма без прокатного удостоверения. Не нанесет ли это урон ММКФ?

— Мне кажется, это неправильно. Фестивали точно должны быть свободны от подобных ограничений. Ну сколько людей может быть в зрительном зале? 100? 200? От силы 1000. Непринципиальные цифры. А делать фестивальные программы подцензурными — это снижать кругозор фестиваля.

Николай Корнацкий

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе