«Раба любви»

27 сентября 1976 года состоялась премьера фильма Никиты Михалкова «Раба любви».
У этой ленты есть предыстория, есть последействие. То и другое представляется более известным, основательнее описано, нежели сама «Раба...». Однако, прежде чем занырнем на глубину михалковской постановки, пару абзацев о рамке. 

Предыстория такова. В начале 70-х Андрон Кончаловский вместе с Геннадием Шпаликовым взялся сочинять комедийную ретрокартину «Нечаянные радости» в расчете на актрису Инну Гулую, напоминавшую авторам звезду немого кино Веру Холодную и... бывшую супругой одного из сценаристов. Однако Шпаликова заменил Фридрих Горенштейн, и вместо Гулой пришла Елена Соловей. 

Соловей появилась с легкой руки недавнего выпускника ВГИКа Рустама Хамдамова, которого Кончаловский порекомендовал дирекции «Мосфильма» в качестве постановщика. Хамдамов собрал команду, но впоследствии из-за несогласия с исходным сценарием из процесса выпал и внезапно уехал в Ташкент. 

Никите Михалкову, к тому времени более чем удачно выстрелившему полнометражным дебютом, предложили закончить фильм, он согласился, но сделал все заново и по-своему, оставив из прежней команды одну-единственную Соловей.

Почему необходима столь подробная экспликация? Потому что история создания исключительно рифмуется с тематикой «Рабы любви»: киношники, их творческий поиск, нетворческая суета, амбиции, эмоции, трепетность души, завиральное самомнение и зачастую сомнительный результат. Существует расхожее представление: «Раба любви» —   своего рода гимн кинематографу». Конечно, никакой не гимн. Впрочем, и не поклеп, не сатира. Формально это «легкая» картина про нечто, на пленке «трудновыразимое». Таким образом, она, скорее, укор кинематографу и его фанатичным работникам или поклонникам: «Не на то ставите!»


«Раба любви»


Последействия фильма известны слишком широко: безупречные «Неоконченная пьеса...» и «Несколько дней из жизни И.И. Обломова» дезориентируют, вынуждая воспринимать «Рабу любви» всего лишь в качестве подготовительного наброска. Действительно, многое впервые схвачено и намечено именно здесь. Например, тотально проработанные средние планы с расслабленными обывателями, где внешне ничего не происходит, а на деле идет невидимая внутренняя работа душ и сердец, в результате чего быт внезапно возгоняется до напряженной метафизики. 

Убаюканные средними планами, мы сосредоточились на визуальных кодах восприятия, на изобразительных рифмах, а режиссер, р-раз, заставляет нас обращаться в слух, перенося информационную нагрузку на речь, которая до этого существовала в режиме «белого шума», или на музыку Эдуарда Артемьева, что неожиданно меняет способ существования, начинает экзальтированно пульсировать, опровергая заявленную ретростилистику...

Что же происходит в фильме на самом деле?

Архетипически нагруженные произведения почти никогда не обходятся без двойников. При этом чаще они конструируются. Грубо говоря, пристойный человек из гостиной и неприличный человек из подвала, персона и тень. Но восточная традиция справедливо акцентирует сосуществование категорий инь и ян, где тоже есть этические коннотации «свет» и «тень», однако же они не базовые.

Инь и ян — это универсальные категории, обозначающие в том числе мужское и женское начала. «Все постоянно меняется. Противоположности взаимодополняют друг друга (не бывает черного без белого, и наоборот). Целью человеческого существования является баланс и гармония противоположностей. Не может быть никакой «окончательной победы», ибо нет ничего окончательного, нет конца, как такового».


«Раба любви»


Актриса Ольга Вознесенская (Елена Соловей) и кинооператор Виктор Потоцкий (Родион Нахапетов) не потенциальные любовники, но словно половинки одной души, две неразделимые части метафизического целого. Жанр мелодрамы набухает, но по воле постановщика — не реализуется. Несколько загадочных, внесистемных вторжений режиссера в мелодраму прямо говорят о том, что Михалков проводит эту линию сознательно. Например, когда Потоцкий агитирует свою вторую половинку, склоняя ее к поступкам и к перемене участи, изображение неожиданно меняет модальность и «реализм» улетучивается. Экспрессивный кадр на полминуты фиксирует едва ли не ангела-агитатора из потустороннего мира: нечеловеческий порыв на фоне бурного волнения листвы. Очередная вспышка-сигнал из иного мира случится, когда Вознесенская и Потоцкий станут резко разворачиваться на авто посреди дороги. 

Итак, он — активный, вникающий в «политику», «социалку» и «страдания» мужчина. Сориентирован на социум, на его преобразование, улучшение. Отвечает за объективное восприятие мира, фиксирует на черно-белую пленку так называемые факты, жизнь «как она есть». Он, скажем, реалист.

Она — пассивная, восторженная до экзальтации, идеализирующая всех и вся. Отвечает за внутренний свет. Именно ее неустанное внутреннее усилие по оправданию этого мира окрашивает кровавую эпоху Гражданской войны в цвета счастья (прекрасная работа художников, бесконечно хорош оператор Павел Лебешев). Она не в силах разобраться, что хорошо, а что плохо, не выносит оценок. Она способна на самоубийство только на экране, в очередной мелодраматической фильме. Все потому, что не ей решать, кому и сколько жить. Один лишь раз нажимает на курок в тоске и растерянности, но начальник белогвардейской контрразведки от этого выстрела, конечно, не пострадает.

Ее пленка и восприятие — цветные, приподнятые, возвышенные.


«Раба любви»


Кадры, которые снимает оператор Потоцкий, это либо схематичные мелодрамы, либо страшноватые, но этически нейтральные документы эпохи. На документы эти, как показывает опыт, легко навесить идеологический комментарий любого рода. Еще недавно во всем у нас были виноваты «белые», но вот уже все грехи переложены на «красных». Ясно, что это бред, а реальность не одномерна. Порыв и выбор Потоцкого заслуживают уважения, однако его активность и опасна, и недостаточна. Равно, впрочем, как и не меньшая активность его оппонента-контрразведчика.

Кадры же, спровоцированные внутренним зрением актрисы Вознесенской, это, наоборот, непременное единение. В фильме есть три-четыре крупных плана Соловей, где лицо, взгляд, фактура киноизображения, детали одежды и дизайн шляпки — образуют предельную гармонию. Такие планы замечательно сочетают «красоту» и полное отсутствие чувственности, плотскости, что лишний раз работает на метафизическую идею картины, против идеи жанрово-развлекательной.

В удивительной ленте Виталия Мельникова «Семь невест ефрейтора Збруева» Соловей не случайно играла провинциальную медсестру, почти свихнувшуюся на идее аскезы. Там жанр требовал комических ноток, и она давала их, опираясь на свою способность моментально выходить в кадре за пределы естественной человеческой животности. Здесь, будучи противопоставлена равному по силе, но противоположному по способу существования герою-мужчине, достигает не гротесковой, а пронзительной ноты.


«Раба любви»


При этом постановщик отдает себе отчет в недостаточности ее идеализма, иногда приводящего к деформациям смысла. Так, не в силах разобраться, что почем, Вознесенская обиженно упрекает осторожного подпольщика Ивана (сам Никита Михалков): «Вы трус, предатель!» Он не трус, не предатель, он мужчина, у которого есть обязательства. Долг. Дело.

«Раба любви» — вещь об устойчивости мира. Если угодно, о психическом здоровье.

Своеобразный ключ — песня на стихи матери и сценариста, и постановщика, Натальи Кончаловской. В современной психологии есть сильная концепция: только если отец и мать внимательны к чувствам ребенка, ему удается ощутить текущее мгновение как нечто стабильное, соответственно, навсегда сохранив и благодарное отношение к родителям, и уверенность в том, что мир — безусловно, надежное место.

Ясно видеть «правду жизни», но не сдаваться ей. Делать свое дело, но не влипать в него. Как говорят буддисты: «Тот, кем вы сами себя считаете, всегда будет недоволен. А тому, кем вы на самом деле являетесь, ничего не нужно».

Кино о том, кем мы являемся на самом деле: единство противоположностей, алхимическая реакция, венец творения. Невзирая на кровь, агрессию, мелодраму, к которым так склоняется кинопленка.
Автор
Николай ИРИН
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе