Наука сериала

Проблемы у кинематографистов начинаются в тот момент, когда они перестают зависеть от своей аудитории, уверен Александр Акопов. Он рассказал «Эксперту», как национальная киноиндустрия может очень быстро деградировать, каковы слагаемые успеха хорошего сериала и за что он не любит европейский социализм.

— Насколько ситуация в российской сериальной индустрии отличается от ситуации в западной?

— Нет такого понятия, как Запад, есть понятие «большие и маленькие страны». В России рынок развивается очень успешно. Это большая страна с серьезной кинематографической культурой, поэтому у нас и телевидение, и, надеюсь, в каком-то виде кино — прокатное, это нормальный бизнес, который будет нормально развиваться в рамках национальной культуры. Особняком здесь стоят США: их кинобизнес охватывает весь мир — так сложилось исторически, за долгие годы. Я, кстати, уверен, что советское кино, если бы не специфика советской идеологии, могло бы занимать на мировом рынке очень серьезные позиции. Я надеюсь, что мы когда-нибудь к этому придем, уже не как Советский Союз, а как Россия. Есть мощнейший китайский рынок, но он очень замкнутый, и оттуда мало что попадает на внешние рынки в силу специфики культурной ситуации. Есть очень замкнутый рынок индийский, хотя кабельный канал «Индия» у нас с удовольствием смотрят. Есть корейский, японский кинематограф, есть Великобритания, Франция, Германия, где существуют все шансы на развитие серьезной индустрии, и Бразилия.

Мне кажется, что в России достаточно тем и персонажей, людей, которые хотят этим серьезно заниматься, чтобы мы могли рассчитывать на то, чтобы наша кинокультура жила прежде всего как бизнес, а не как группа товарищей на кормежке у государства. Этого допустить не хотелось бы, потому что по европейским примерам мы очень хорошо знаем, как быстро может деградировать киноиндустрия, если она садится на подачки государства, благотворителей, меценатов и перестает общаться со зрителем, перестает думать о том, чтобы заработать деньги. Как только люди садятся на иглу бесплатных денег, как только жизнь кинематографиста перестает зависеть от жизни аудитории, возникают проблемы. Мы понимаем, что лучше всего себя чувствует американская индустрия. Там не было министерства культуры, кинематографии, никаких дотаций. Да, большая страна. Там есть возможность зарабатывать деньги, когда зритель просто приходит в кино и платит. Слава Богу, ребята обошлись без министерства культуры. Но дело не только в бизнесе, дело в том, что, едва кино теряет непосредственный и прямой контакт со зрителем, оно начинает деградировать.

— Выходит, что российские кинематографисты, работающие в формате полного метра и настаивающие не только на господдержке, но и на квотировании показа отечественных кинофильмов в кинотеатрах, сами загнали себя в тупик неконкурентоспособности?

— Конечно. Возьмем европейские страны — не будем говорить о России, чтобы никого не обижать. Американское кино, еще раз говорю, доминирует во всем мире. Французское, немецкое, итальянское, испанское, конечно, есть… Но как часто наш массовый зритель смотрит испанские фильмы, или немецкие, или итальянские, или французские? А если вспомнить 1960-е, 1970-е годы, французское кино составляло чуть ли не половину европейского проката. Куда все это подевалось? Что, американцы всех так задавили специально? Нет, просто понятно, что рынок относительно небольшой, что надо было ориентироваться на международную аудиторию как-то. А чтобы ориентироваться на международную аудиторию, надо было прежде всего со своей аудиторией правильно работать. В 1963 году американцы серьезно опасались итальянского вторжения на свой кинорынок, когда прошел прокат фильма Феллини «Восемь с половиной» по всем американским экранам, собрав очень приличные деньги. Но так вышло, что это был последний иностранный фильм, который в США собрал хоть какую-то аудиторию.

— Как вы оцениваете мировой прорыв скандинавского сериала «Мост»? Что там произошло? Карта так легла?

— Я вижу в «Мосте» что-то бергмановское. Это очень серьезное, спокойное, медленное исследование человека и общественных отношений. Еще три-четыре года назад ничего скучнее, чем шведское, датское, финское, норвежское телевидение, в природе не существовало. Это было просто плохое телевидение. К счастью, появились люди, которые смогли создать что-то. Не случайно датско-шведский сериал, который точно уловил основные тревоги граждан замечательных Скандинавских стран, точно передал атмосферу, в которой они живут, стал сенсацией и у себя дома, и по всему миру. Будем надеяться, что эта волна еще что-нибудь принесет. «Лиллехаммер» норвежский: люди начали с фундаментальной темы. С точки зрения жителя Норвегии, что там происходит: свободомыслящий человек из настоящей капиталистической страны попадает в норвежский социалистический рай. Бывший итальянский мафиози, скрываясь от правосудия, приезжает в обычный норвежский городок, и на этом строится конфликт: сознания этого человека и тех людей, которые там живут. Выясняется, что социалистический рай выглядит изнутри не совсем так, как представляется снаружи, но сама коллизия, которая была выбрана норвежцами, чтобы сделать такой первый мощный продукт, уже показательна. Они почему-то решили посмотреть на свою страну и ее действительность глазами совершенно неподобающего человека — американо-итальянского мафиози. И сразу вскрылись какие-то вещи, которые им наверняка очень смешно и интересно о себе открывать. В результате появился продукт, который всем интересен. Тема вечная: все эти замечательные социалистические идеи в Европе очень даже в ходу. Аккуратные городишки, где все приглажено, причесано, все политкорректно, обо всех якобы заботятся, но стоит копнуть, выясняется, что там внутри пожар. Я сейчас вернулся из Австралии. Так вот, чтобы понимать, до чего может дойти социализм в абсолютно внешне капиталистическом окружении: в городе Брисбен в ресторане вы не можете сесть за стол позже восьми тридцати вечера… потому что кухня закрывается. Вот так решили товарищи, которые занимаются общественным питанием в городе Брисбен в Австралии: если хочешь есть — до восьми тридцати, пожалуйста. А Европа, хорошо нам знакомая… Вы же знаете, что там поесть между двумя часами дня и семью вечера просто невозможно. Почему? Все заняты своими делами. Эти потрясающие особенности социалистического образа жизни стали предметом исследования скандинавских кинематографистов, потому что они, конечно, живут при совершенно очевидном социализме. Рецепт успеха очень простой: надо говорить о том, что у тебя болит, и тогда есть шанс, что это будет интересно еще кому-то…

— Вам в какой степени удалось приблизиться к этому идеалу?

— У нас есть сериал «Бедная Настя», который мы делали вместе с американцами и который в двадцати с лишним странах прошел почти десять лет назад. Он был очень успешен в Китае, Греции, Болгарии и Испании, хотя там шел недолго. Обычная человеческая история. В данном случае сработало то, что она очень красива. Во всем мире все были практически уверены, что это произведение либо Толстого, либо Достоевского, и зрители, таким образом, искупали свои грехи и как бы причащались к русской классике, как им казалось. Но больше чем на один раз их не хватило. Мощнейший пример — сериал «Анна Герман», который стал просто бомбой в Польше. Вы, надеюсь, знаете историю Анны Герман? Это польская певица, которая в силу обстоятельств была больше популярна в России и в Италии, чем у себя на родине. И вдруг русские сделали сериал, который, как нам рассказывают, очень не хотели ставить в эфир по всяким соображениям, но в итоге поставили: кто-то рискнул поставить его в прайм-тайм на главном польском канале. И сериал показал самый большой рейтинг за долгие годы — последняя серия пошла с долей под сорок. И это была вещь, которую поляки очень долго внутри себя держали, и никто ничего не говорил. А секрет заключался в том, что рядом с Польшей существует такая страна большая, называется она Россия, и эти две страны, оказывается, что-то связывает, о чем в последнее время в Польше было не принято говорить. Это первое. И второе: выяснилось, что у Польши было прошлое, между 1945-м и 1989-м Польша существовала не в вакууме, и там жили какие-то люди, и эти люди вызывают уважение. Понять это помог русский сериал «Анна Герман», оказавшийся «ядерной бомбой». Это разовые вещи. Успех — это когда начинаешь открывать людям что-то, чего они не знали о себе, когда ты им предъявляешь каких-то персонажей, которые ни на что не похожи и ни на кого не похожи. Никто из поляков-зрителей не является певицей, гастролирующей в разных странах, но тем не менее это о них, это об их жизни, об их прошлом, об их настоящем. Это открытие, поэтому такой сериал нельзя не смотреть.

— К чему вы сейчас стремитесь? Какого результата хотите добиться?

— Желаемый результат для нас всегда один: это соответствие того, что мы делаем, завтрашним потребностям аудитории, не сегодняшним, а завтрашним. То, что мы делаем сегодня, будет на экране через полтора года. А жизнь бежит, и бежит существенно быстрее, чем мысли кинематографистов и тем более производственные возможности. Это было, есть и всегда будет главной задачей. Если говорить о том, как эту главную задачу решать, то, конечно, основная проблема — кадровая и организационная как в смысле построения самой индустрии, так и в смысле организации каждого конкретного проекта. Нам не хватает людей — обученных людей, которые горят желанием высказаться. Многие жаждут снять кино, и особенно снять «как в Голливуде», вкладывая в это какой-то собственный смысл, не имеющий отношения к действительности. Над этим надо работать: как сделать так, чтобы те, кто хочет высказаться, быстро приобретали профессиональные навыки? Но эту проблему надо решать, потому что сделать наоборот никогда не удается: если человек просто хочет снять кино, но ему нечего сказать, с ним работать бессмысленно. Он ничего не скажет.

— Какие риски и возможности вы видите сейчас для сериальной индустрии?

— Главный риск — это пиратство. Пиратство вынимает из индустрии массу несозданных денег. Закон начал действовать, но результаты мы сможем увидеть через какое-то время: работает он или нет, будет понятно через год, полтора или два. Если уровень пиратства сейчас составляет 85–90 процентов, то сведение его к 20–25 — уже приведет к серьезным изменениям в индустрии, прежде всего потому, что появятся собственные источники для финансирования новых проектов. Размер индустрии, в свою очередь, влияет на то, как охотно идут сюда работать, какое количество амбициозных людей трудится в индустрии. Поэтому борьба с пиратством не просто блажь, это вопрос будущего. А поскольку кино — часть национальной культуры, и очень важная часть, так как оно работает в современных технологиях, то это ключевой вопрос не только для нас, это важнейший вопрос для страны. Если мы хотим представить свое собственное видение жизни, то мы должны сделать так, чтобы эта индустрия работала. Но если государство перестанет обращать внимание на проблему пиратства или пойдет на поводу каких-то фальшивых либеральных идей, индустрия не сможет зарабатывать сама, и государство будет вынуждено ее поддерживать, неоправданно дотировать. Да, ребята сейчас собрали петицию в поддержку того, чтобы было все бесплатно. Я думаю, что, если завтра опубликовать петицию в поддержку того, чтобы были бесплатные помидоры, колбаса, турпоездки, девушки — кому что нравится, — эта петиция тоже соберет сто тысяч голосов достаточно быстро. И дальше что?.. Я убежден в одном: есть очень большой спрос на то, что делаем мы и наши коллеги. Люди хотят смотреть русское кино, предъявляют высокие требования. Не просто так предъявляют: кто-то — потому что смотрит голливудскую продукцию, кто-то — потому что понимает: в нашей стране были Пушкин, Достоевский, Чехов, Толстой и так далее. Есть с чем сравнить нашу работу и по литературе, и по визуальному качеству, и по адекватности того, что мы говорим, потребностям аудитории. Спрос есть, требования высокие, осталось только соответствовать

Александр Акопов

Эксперт

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе