Дух огня

В Ханты-Мансийске закончился кинофестиваль дебютного кино

Честно признаюсь, кинофестиваль «Дух огня» соблазнил меня «местом действия».

Таежный Ханты-Мансийск приткнулся к подножию заросших кедрачом гор. Небольшие скособоченные кораблики вмерзли в скованный льдом Иртыш у села Самарово, названного в честь средневекового князя Самара, и некогда разраставшегося неподалеку от места слияния кипучих Иртыша и Оби.

Прошлое, вмерзшее в историю вместе с глиняными черепками, срослось с изменчивым будущим. Город космическими темпами застраивается конструктивистскими пирамидами из стекла и бетона, стилизованными под чумы. Вокруг светящегося вполне себе европейского Сити бродят по тайге археологи в поисках следов жертвенников и угрских святилищ. Неподалеку и знаменитое Березово. К месту ссылки опального князя Меншикова ВИПов направляют на маленьких самолетиках.

Ссыльных сюда свозили и во времена ГУЛАГа. На улице Дзержинского в старом здании ОВД производились массовые расстрелы. Сейчас Ханты-Мансийск смахивает на холеный скандинавский город. Ледовый дворец, горнолыжный спуск, центр по биатлону международного класса, аквапарк. Новые застройки теснят бараки. Над городом парит громада храма Воскресения Христова, сияющего золотом куполов, отлитых на ЗИЛе. Заглядываю. За тяжелыми дверьми вершится таинство венчания рабов Божьих Василия и очень беременной Елены. Их окружает компания толстошеих братков.

Ханты-мансийский округ нагоняет по рождаемости Чечню и Дагестан. В бассейне подготовкой к родам занимается многочисленная группа женщин на сносях. Глазами ищу среди них рабу Божью Елену…

В центре горда «мобильные» чумы, в которых женщины ханты и манси угощают заезжих туристов мясным варевом, муксуном и сувенирами. Коренного населения осталось 27 тысяч на полтора миллиона жителей округа. Великий кандальный путь превратился в роскошный автобан с растяжкой «Счастливого пути!».

В только что отстроенной городской галерее собрана уникальная коллекция раритетов, которым позавидуют именитые музеи. Не только древним иконописным доскам, но совершенно неожиданным, малоизвестным полотнам Кипренского и Тропинина, Васнецова и Левитана, а также Малявина, Бакста, Кустодиева, Петрова-Водкина, Маковского, Серебряковой… Великолепная коллекция собрана с помощью отдельных меценатов, а также газовых и нефтяных компаний. За 10 лет цена картин, купленных на аукционах «Сотби» и «Кристи» выросла в десятки раз.

Реальное кино

В сверкающем новизной и люстрами «Центре искусств для одаренных детей» проходит конкурсный показ.
«Дух огня» - международный фестиваль дебютного кино. Молодые режиссеры со всего мира слетаются сюда уже в седьмой раз. В нынешнем конкурсе фильмы из Аргентины, США, Турции, Словакии, Хорватии, Германии, Польши, Италии, Румынии… Любопытнейшая программа подобрана Андреем Плаховым с намерением обнаружить кочующую по миру энергию молодого кино. А в соседнем кинозале развернулась во всю «богатырскую» ширь «Панорама российских кинодебютов». И этот фестивальный монтаж, сопоставивший поиски наших дебютантов и зарубежных, «многое означает».

Европейские и американские авторы в своих скромных малобюджетных работах, близких к направлению «реально кино» пытаются сформулировать, высказать собственные суждения о мире и о себе. Эти «малые формы», зафиксированные беспристрастной камерой, вызывают неподдельное зрительское сочувствие. И действуют в подавляющем большинстве картин герои, словно только что выхваченные из толпы. Не случайно гран-при получила словацкая «Слепая любовь», рискованное балансирование на грани документального кино и вымысла. Юрай Лехотски рассказывает четыре истории любви слепых людей. Картина, участница Каннского кинофестиваля, бесстрашно погружается в зазеркалье незрячих, раскрывая мир вовсе не черный - расцвеченный всеми оттенками Любви.

Для Джеффа Пикета важным представляется разговор начистоту с соотечественниками на тему разных представлений о свободе. В американском «Воздушном пирате» история об угонщике самолета становится поводом для нелицеприятной дискуссии. В Америке прототип героя картины, решившегося на авантюрный поступок, стал настоящей легендой, символом человека способного разорвать путы тотальной лояльности. Пикет размышляет о цене анархического беспредела. Одна из лучших картин конкурса - аргентинский «Дождь». Импрессионистическая зарисовка о двух чужих одиноких людях, непостижимым образом обнаруживающих родство душ. Их сводит дождь, третий день заливающий Буэнос-Айрес. Она пишет рецепты счастья в глянцевом журнале, чувствуя себя бесконечно несчастной. Он после долгих лет жизни заграницей, обнаружил, что родном городе у него никого нет… Действие картины Паулы Эрнандес скользит с восхитительной легкостью, акварельной необязательностью диалогов, рождая ощущение абсолютной психологической достоверности.

Реальность в этих фильмах «малой формы» инсталлирована в пространство авторского вымысла, размышлений, личных травм, сомнений. В этом кино нет выраженного внешнего действия, зато есть акценты, атмосфера сгущена вроде бы случайные подробности, сообщают нам нечто важное о стране и ее людях. Как в турецком фильме «Мой Марлон и Брандо» Хусейна Карабея о долгом путешествии турецкой актрисы Айки к своему возлюбленному актеру из Ирака. Здесь таксист умоляет светофор одарить его… зеленым светом. А навстречу Айке, движущейся в зону войны, текут с Востока на Запад сотни людей в поисках безопасной жизни.

Несмотря на изъяны, свойственные работам начинающих, лучшие картины конкурса – примеры беспримесного честного кино. В котором современный мир рассматривается через призму авторской личности.

Два российских участника конкурсной программы органично вписались в эту модель мира, созданную начинающими кинематографистами. «Россия 88» Павла Бардина, о которой «Новая» уже рассказывала, отчаянно храброе высказывание в нынешнюю пору фашистизации страны, удостоена Приза жюри. Возможно, эта награда поможет легализоваться фильму, показ которого на фестивале в Ханты-Мансийске, как говорят, висел на волоске. Да и действительно, к чему нам антифашистские высказывания? Ведь «фашиков» можно приспособить к политике и к интересам политиков. Вторая картина - «Четыре возраста любви», режиссерский дебют известного оператора Сергея Мокрицкого – вдохновенное и сокровенное, метафорическое исследование тонкой, неосязаемой субстанции, каковой является ускользающее чувство любви.

Охота на мейнстрим

Сказать, что Панорама российского кино (13 новых картин дебютантов) - удручила, значит не сказать ничего. Все-таки последний «Кинотавр» продемонстрировал такой блестящий набор дебютов, что казалось - в кино пришло поколение самостоятельных художников. Смотрите, кто пришел: Бакурадзе («Шультес»), Волошин («Нирвана»), Гай-Германика («Все умрут, а я останусь») Дворцевой («Тюльпан»). Прибавим к этому списку талантливых Бардина, Мокрицкого. И вроде бы можно радоваться нашествию не просто одаренных авторов, но, как повторяет Президент «Духа Огня» Сергея Соловьев, «связанных общей идеей антибуржуазности. Их работы отрицают кинематограф как финансовую операцию или обслуживание невзыскательной публики». Все это верно. Только Панорама в Ханты-Мансийске поразила отсутствием этой самой неравнодушности. Фильмы, показанные здесь, из всех сил тщатся угодить в мейнстрим. Да и просто – угодить, потрафить вкусам публики. Конечно, необходимо средне-бюджетное добротное кино, из которого должны шиться сарафаны отечественного мейнстрима. Но эти образцы, увы, лишены национальной самобытности, живой интонации, честности. Кинематографисты подобные продукты именуют мувиками, наборами киноштампов, сложенными в штабеля сюжетных схем, чаще всего мелодрам, рассчитанных на телепоказ.

Вот фестивальный стык. После аргентинского «Дождя», действие которого размыто в акварельных полутонах, попадаю в соседний зал. Все то же. Машина. В ней мужчина и женщина. Но их диалог – надрыв, наигрыш, зашкаливание эмоций. Особенно усердствует артист Артем Григорьев. И это еще не самая плохая картина. Между прочим, зрителю понравилась, о чем свидетельствует приз зрительских симпатий. Зритель у нас нынче не слишком взыскателен, тут уж телевидение расстаралось. «Покажи грудь» «Зачем?» «Я художник. Мне можно». Зал «угорает» от смеха на картине «Голубка». Механический смех этот страшно напоминает специально записанный гогот, которым прослаивается телевизионное мыло. Милые временами, но беспомощные по профессии ленты — и по замаху, и по удару. Сюжет – сирота, потерявшийся при рождении. В этих фильмах растиражированные телеком лица. Авторы снимают в духе оптимистической кинокомедии застойных 70-х. Но там была хотя бы профессия. Правильно строился кадр, редакторы вычитывали диалоги, монтажеры складывали осмысленные монтажные фразы. Сегодня профессия эмигрирует с экрана.

«А вокруг - педерасты, наркоманы олигархи и, проститутки», - режет правду матку бабушка юной Лизы в исполнении Нины Руслановой в треше «Ночь бойца». Лиза – бесбашенный геймер. Мир давно превратился для нее в «трехмерку». А раз так, то и бабушку укокошить не жалко.

Тут поневоле вспомнишь монолог мента из драмы Пресняковых «Изображая жертву: «Вы откуда все прилетели; вы же, я не знаю, в тех же школах учились, у тех же учителей… Как ты-то получился, из чего?! Вы все?!».

В этом надуманном кино - дремучие, синтетические, насквозь фальшивые представления о российской действительности («простом народе», олигархах, военных, бандитах, проститутках, молодежи, творцах, милиции). Оно кичливо «одето», не в меру крикливо, смахивает на провинциальный театр времен Островского. Оно напрочь забыло завет Эйзенштейна о самоограничении.

А ведь дебют – первый и самый ответственный шаг в профессиональной судьбе. Когда автор отвечает на главный вопрос: «Зачем он пришел?» Чтобы проявить себя как исключение из правил? Выявить тайну «чувственной реальности» (так Тарковский представлял себе кинематограф). Дебютом Тарковского в кино было «Иваново детство». Первые фильмы становились художественными манифестами начинающих кинематографистов. «Друг мой, Колька» (Салтыков-Митта), «Весна на Заречной улице» (Миронер-Хуциев), «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен!» («Климов»), «День ангела» (Сельянов) «Возвращение» (Звягинцев).

Думаю, эта «дебютная панорама» - повод серьезного и решительного разговора на тему финансирования дебютантов. Которое, конечно же, необходимо. Но следовало бы пересмотреть конкурсную систему проектов. Ведь уже на уровне сценария ясно, есть ли у него шанс перевоплотиться в приличную картину.

Для чего пришли многие нынешние кинематографисты тоже ясно. Обслуживать публику и продюсеров. Зарабатывать неплохие деньги. Протыриваться на телеканалы. Кажется, в «Шокере» Уэса Крейвена персонаж, превратившийся в электрический разряд, бегал по телеканалам, пока не оказался в какой-то момент один на один с Франкенштейном. Опасный это путь для жизни художника…

Лариса Малюкова

Новая газета
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе