Берлинале показывает, что такое артхаус. Мхатовские паузы, черные тени в темном углу и разговоры в армейской позе руки по швам...
Фото: Пресс-служба Берлинского кинофестиваля
Обозреватель "РГ" Валерий Кичин на примере немецкого фильма "Я был дома, но" разбирается в том, что такое артхаус.
Что такое артхаус? Вы сидите в темном зале, вот уже пять минут силясь разглядеть на темном экране что-то смутно шевелящееся в темном углу. Оно то замрет, то шевельнется, а кругом мертвая тишина со спорадическим поскрипыванием. Уже пять минут.
Или: женщина сдает в химчистку грязную куртку. Приемщица молча рассматривает пятна: "Это не отмыть!". Мхатовская пауза. Женщина: "Может, попробуете?". Мхатовская пауза. Приемщица, с выражением: "Да". Обе остолбенело смотрят друг на друга. Примерно минуту. Женщина (трагическим шепотом): "Когда зайти?". Приемщица, после долгих раздумий, голосом Гамлета, разочарованного в человечестве: "В четверг".
Или: женщина, вероятно, все та же, припадает к левой ноге маленького мальчика, который во мраке почти не виден. И так лежит в изысканно ненатуральной позе, потратив на это примерно 70 секунд экранного времени.
Через сорок минут фильма я понял, что все еще ничего не знаю о его персонажах, даже не могу распознать их в лицо, и до сих пор не разобрался, что происходит на экране, где ничего не происходит. Идет немецкий фильм с заковыристым названием "Я был дома, но". В аннотации сказано, что это режиссер Анджела Шанелек рассказывает о 13-летнем малыше, который куда-то убежал из дома, доведя мать до страшных подозрений. Малыша не одобряю - не разглядел. Но единственный вопрос, который вскипает на устах: почему бы Анджеле Шанелек не сказать об этом прямо? Зачем мы теряли время в химчистке, к чему нам знать про четверг, и почему все происходит в кромешной мгле, когда даже оператора нельзя похвалить: его тоже не видно?
А потому что - артхаус. Артхаус - это когда все на экране разговаривают в армейской позе руки по швам, даже женщины, хотя у них швов нет. Когда говорят с паузами, длящимися вечность. И когда животные - собачка, зайчик, ослик - играют значительно лучше, чем артисты. Их хотя бы показывают в морду, а людей в лицо - никогда. Правда, ослик тоже умеет держать мхатовские паузы - такие долгие и неподвижные, что, кажется, это уже не кино, а фотография.
Интересно, что на пресс-конференции автор фильма Анджела Шанелек оказалась нормальной женщиной, практически живой: она улыбалась и даже двигалась. Перед ответом не закатывала трехминутных пауз. И щурилась от яркого света. Почему они все, творцы эти артхаусные, такие живые и на взгляд теплые, делают такие замороженные, такие заторможенные фильмы, понять трудно. Но они, судя по повадкам, вполне уверены, что делают большое и мало кому доступное искусство. А если зрителям что-то непонятно или вообще скучно, это их проблемы.
Я понял, что такое артхаус. Это когда авторы фильма не умеют придумать интересную историю и внятно ее рассказать. Это когда они не умеют писать диалоги так, чтобы или как в жизни, или как в поэзии, но чтобы тексты нас куда-нибудь продвигали - например, к пониманию смысла фильма. Это когда оператор не в силах поставить свет так, чтобы было выразительно, но все же видно. Тогда все эти необходимые для кино умения заменяются странностью построения кадра, или нелепостью поведения людей, или молчанием зяблика на сосне. А зрители пусть ломают голову, что бы это все значило.