Виктор Власов. Сглазили.

Я был глупцом, конечно. 


Дураком. Полным придурком, как однажды сосредоточенно заявила бывшая жена, а я согласился вскоре. Я не прислушивался к её мнению и думал в основном о себе. О своих проблемах и настроении на работе. Ни о чём, кроме секса, бурного и по-киношному, не помышлял. Она утомлялась с детьми и заботами по дому, а я – не обнять её, не поцеловать в знак приветствия. Не сказать доброго слова. Любовь у меня – только ночью, когда дети уснут, в виде репетиции порнушных сцен. Вить, неправильно себя ведёшь, так нельзя в семье… она говорила часто-часто, что я могу её потерять в один прекрасный момент. Я глупо улыбался, отшучиваясь, мол, подашь на развод – буду приходить в гости по выходным, не понимал, что родная моя – всерьёз! И… стал я воскресным папой – практически на ровном месте!


Я был маниакально сосредоточен на том, что всё моё существо отказывалось принять отсутствие отношений с женой. Боль не заключалась внутри меня, я сам был этой болью. 

Мне плохо, слёзы на глаза наворачиваются, когда вспоминаю свою первую теперь жену. Развелись-то мы недавно, а прошла как будто вечность. Я – титан-завоеватель Танос, которого победили мелкие и второстепенные герои. Я – Дарксайд, который толком и не начал своё завоевание вселенной, а его одолела мысль о поражении от супермена. Я – жалкие герои своей повести о любви ниндзя «Красный лотос», сюжет которой переписал какой-то графоман – типа наших омских членов писательских организаций, простите. Я бы рад вернуть время, повернуть этот удивительный и верный механизм вспять, однако – фиг мне, с маслом и хрустом, как в школе шутил полупьяный трудовик, когда рассказывал свои дурацкие истории о старых друзьях. 

– Сглазили, сволочи! – повторяет моя бабушка раздосадовано, собираясь в путь, на огороды «Путеец» – кормить стаю ласковых собак. – Подменили человека, Витюша. Надо соль поджечь. Потрещит, значит, притаился бес рогатый! Батюшку пригласим, выгонит нечистого!..

Отмахиваюсь. Наряжаюсь проще, заламывая шляпу набекрень. И шагаю вперёд – в узбекскую чайхану на улицу Машиностроительная, недалеко от разобранного автомобиля-Запорожца, стильно торчащего из стены СТО. Удачное, пожалуй, решение декора от наших московкинских бизнесменов.

– Что с вами, Виктор? – озабоченно выясняет толстая узбечка-матушка. Она держит заведение в своих пухлых руках. Она обходительная и милая, как моя мама или бабушка. Внимательная, как моя супруга…

– Мне грустно, мать, – признаюсь, отхлёбывая вкуснейшую шурпу. – Развод с женой! Мы живём в одном доме, но в разных подъездах. Каково мне видеть детей и её… она в упор меня не видит, прости за признание.

– Вай-вай-вай, мальчик мой! – качает хозяйка косматой головой. – Попрошу Аллаха, чтобы управил. Ты её любишь?

– Да, очень. 

– Хочешь её тело? Иметь эту женщину оставшуюся жизнь?

Общество этой мусульманки было как глоток свежего воздуха. 

– Да, постоянно о ней думаю, – в груди у меня тяжелеет, а слёзы туманят взор. – Часа в три ночи проснусь, думаю о ней… ох как мы занимались любовью, пойми, дорогая матушка!

Моя супруга (бывшая уже, блин) – замечательная хозяйка и прекрасная мама. Я, дурак, не понимал, что киношность – мне оболочка ненужная. Проще надо быть, человечнее. Надо было помогать ей больше, чаще выходить с детьми, не отвечать родной грубо и чаще обнимать её, целовать! Но вдруг – этот поворот событий к лучшему? Моя мама любит повторять, что перемены к лучшему, Господь распоряжается нами лучше нас самих. 

Дома, у родителей, куда я быстренько переехал, я не разговариваю ни с кем некоторое время. Не хочется, нет настроения. О чём-то плачевно и тягуче рассуждает бабушка, ей недовольно вторит мама. Отцу всё равно – у него как будто другие проблемы. Вроде я не виноват, а косо посматривают. Теперь я один, вот мне урок, сам виноват, потому что болтал что попало – читал я у них на лицах. Да идите вы в баню! Спать пойду!

Уткнувшись в подушку, я ищу забвения во сне. Лучше спать, чем слушать нытьё и видеть немые укоры. Не буквами пишется мой грустный роман – привидениями, незримо парящими надо мной. Дурь у меня должна выплёскиваться на жену – в любовных утехах перед сном. А теперь засну, как яловый, ё-моё, влип, называется! Энергия, позволь уснуть, отойди в запас для работы, пожалуйста.

Я пробовал помериться. Много раз. Попытки превращались в ноль, причём в злой ноль – я оставался виноват. Любое моё оправдание и сейчас превращается в личное оскорбление бывшей жены. Как соберусь, приготовлюсь, подойду к милой матери моих детей – теряются слова, а мысли бестолково путаются в голове. Досадно. Не любит она меня и мало того – ненавидит. Она, как обычно, отвечала угрюмо и резко. Уходя к родне, я не мог выговорить ни слова, душило изнутри. 

Иду на работу. Рано утром. Слушаю плач ребёнка класса так из второго. Девочка. Не хочет идти в школу. Отец проводил её до крыльца, а заходить в школу не стал. Он уходит на работу, не оглядывается, зато она выглядывает, шепчет: «Папа» и неустанно плачет. Отчаянно рыдает, как будто кто-то умер, или собирается умереть. Я слышу эти стенания, незаметно содрогаюсь – внутри у меня воет, болит где-то глубоко в груди. Я сам готов заплакать. А при всех мне плакать нельзя. 

Я – на работе. Преподаю иностранные языки: английский и немецкий, поочерёдно. Выдаю материал механически. Мне не особенно интересно объяснять детям новое, а надо, иначе не напишут ни срезы, ни прочие проверочные. Чертя по доске мелом, что-то объясняю, забывая на ходу смысл. В кабинет заходит бухгалтер без стука, вперяет в меня оба карих глаза. Разворачивается и уходит прочь. Что мне думать об этом? Небось кому-то доложила об алиментах… Надо узнать! Нет, не надо. Выкажу слабость. 

Часть меня постоянно где-то витает. Я рассеянный человек: дома или на работе (наверное, жена заартачилась из-за этого). Воспламенённый какой-нибудь идеей, подчас о творчестве, я не вижу земли. И мысли мои летят столь стремительно, что нет возможности их записать. Как юный гладиатор, влекомый местью, я мчусь за этими мыслями во весь опор, чтобы дома их аккуратно вонзить в произведение. А вернувшись вечером, усталый и раздражённый, забываю их часть или путаю, чёрт подери.       

– Сглазили, блин! – тихо проговаривает наш молодой учитель географии, держась за свой огромный живот-арбуз. Он, похоже, съел ребёнка, этот болтливый бутуз.

Олег Николаевич стоит в библиотеке и выбирает книгу. Дотрагиваясь до литературы классиков в толстых обложках, он качает головой и комментирует сам себя:

– Не получается у меня читать западных авторов, никаких! А ты, Виктор Витальевич, кого читаешь?

Мы редко с ним общаемся не по делу. Признаться, он меня раздражает.

– Я наоборот: не люблю русских классиков, а предпочитаю зарубежных, Олег.

Обычно на быстром вопросе-ответе наши беседы и завершались. Но тут он порывался стать моим наставником и начать объяснять, почему необходимо любить именно русскую классику. Я сбежал в кабинет – приготовиться к следующему уроку, к счастью.

Учитель географии меня раздражает. Не только меня. Не работает в моей школе учительницы до 35 лет, к которой бы он не приставал и не приглашал отобедать с ним в кафе или не прогуляться в парке. Ему 40 лет по паспорту, но выглядит старше – на 50, из-за лишнего веса, конечно. Надоедает географ и своими советами: как правильно путешествовать, или чистить зубы, поласкать рот, чтобы не пахло. Не пропустит, чтобы комментарий не вставить в чужую беседу. Остроумные он делает замечания по ходу бесед, просит прощения за влезание в чужой разговор, но многим не нравится – в том числе и мне, простите. Страшный он человек, я стараюсь обходить его стороной, но не получается пока что.

Не выходит нормально работать в целом. Географ здесь не виновен. Ухожу в свои мысли, читая электронную книгу прямо на уроке. Даю ребятам контрольную работу, большой перевод, сочинение, эссе, толком ничего не объясняю. Не могу себя пересилить. Апатия.

– Виктор Витальевич, у нас на каждом уроке задание на оценку и постоянно молчите, – замечает одна пытливая пятиклассница. 

– Ты права, – отвечаю я равнодушно, не поднимая глаз. Продолжая читать американского классика-бродягу Генри Миллера, тихо добавляю: «Продолжаем делать!»

Кто-то прекращает выполнять задание, начинает шёпотом болтать, отвлекать окружающих. Происходит своевольная смена деятельности. Мне по-прежнему всё равно. Урок проходит новым чередом – никто и ни за что не отвечает. Я продолжаю читать, щёлкая кнопку, перелистывая страницу. Удивительно похожие чувства испытывал милый писатель Генри Миллер, расставаясь с первой своей женой, затем со второй. Страдал и писал, мучился и описывал свои чувства. Как можно писать о боле, испытывая боль? Как можно вымучивать предложения и образы, находясь в болезненной прострации? Оказывается, можно, и довольно успешно. Главное: абстрагироваться и записывать собственные ощущения. Так делал Ф.М. Достоевский и прочие битники: Д. Керуак и У. Берроуз – бродяги-нонконформисты. Может, сглазили их в своё время?

Я дома вечером. Тоже читаю. А что ещё делать, простите? Жена не со мной, а дети с ней. Она укладывает их спать примерно в одно и то же время. 

Мой отец, проходя мимо окон нашей первой родной квартиры, обращает внимание, что свет выключается рано – к девяти вечера. Режим! 

– Мам, читала Эдика Лимонова, Юру Мамлеева и бродяг уровня Миллера и Керуака? – выясняю на всякий случай. Мама у меня человек сильно начитанный. Столько классики прочитала в своё время, будучи школьницей, студенткой и потом замужней женщиной. Она рассказывала, как на уроке литературы писала сочинения в университете нескольким людям – просто помогала в меру времени и сил. Это были работы высокого уровня.   

– Я мало читала писателей прошлого столетия из-за их разнузданности: битники – литература не моего характера, – объясняет мама. – люди, которые бродят, странно себя ведут, описывая похождения… мне не интересны! 

Мама редактирует мой новый рассказ, связанный с жизнью обыкновенных людей. Никакой больше фэнтези, фантастики, альтернативной истории – только реальность, с её возможностями и привилегиями.

– Пиши для «Фомы», там хоть платят, сынок, – рекомендует мама. – полторы страницы – полторы тысячи. Не вижу смысла писать ради писательства, убивать время! Пиши для журнала Петра Алёшкина – «Нашей молодёжи», воспитывай ребят примером. В «ЛитРоссию» отправляй – там тебя любят, похоже. Чего не сделаешь ради любви!

Моя мама человек внимательный и грамотный. Много-много лет назад сама пыталась творить литературные произведения, но всё время чего-то не хватало: усидчивости-желания, времени и т.д. Зато теперь она рада помочь мне с любой редактурой, подскажет настолько оригинально, что я ей удивляюсь. И хвалю:

– Есть талант, будем развивать!

Когда ты одинок и тебе нечем заняться, настроение меняется стремительно. Я заметил это на своей бывшей жене, а затем и на себе. Она говорила, что не видит меня в качестве помощника. Говорила, мол, затылок сидит-пишет-читает, а толку нет. И долг супружеский исполняла с такой тягостью, как будто груз непосильный на неё был взвален. Уложив детей спать, как сейчас вижу: выходит из комнаты, глухо матерится, слышно топочет. Её трясёт, она бормочет невразумительное. Злая, как бес. Ей сторожевой овчаркой надо было родиться – моя творческая бабушка ни раз подкидывала эту прекрасную мысль. Берёт родная (теперь бывшая) мобильный телефон и некоторое время проводит в интернете, а потом снизойдёт… уляжется на живот и заставляет меня делать массаж спины, плеч, поясницы. Как только касаюсь попки или пробираюсь дальше, начинает ругаться. Не время, бормочет снова. А я горю, мне бы внутрь – языком или пенисом!

Многие классики разного уровня и вероисповедания писали, что придумывать ничего не надо, когда работаешь над произведением, достаточно записывать текущие события, украшая их или наоборот, засушивая, не включая бурное воображение. Для письменного творчества требуется, как утверждал, например, Эрих Мария Ремарк, всего лишь десять процентов таланта (предрасположенность к эпистолярному жанру), остальное – «сиди на заднице и работай, терпение в помощь»! Бродить-путешествовать вовсе необязательно, вдохновляясь видами, достаточно складывать слова к словам, предложения к предложениям, вооружившись примитивным сюжетом для разработки. Хотя и сюжета может не быть, как демонстрируют современные романы. Как печатал Чарльз Буковски – в «Хлебе с ветчиной»… Можно выпить и закурить…

Утверждаю я вам, как истинный наблюдатель, прочувствовавший последствия развода на себе, что не стоит ни в коем случае жить во вред другому человеку. Есть возможность разбежаться – следует это сделать незамедлительно. Да, это больно, страшно, мерзко. Не за какие деньги нельзя испытывать брак на прочность – плохо, что об этом не рассказывают в разных шоу. Делая видео-звонок, «заморская тёща» (мама моей бывшей) до сих пор приводит в пример жизнь святых русской православной церкви и добавляет при этом, что работать много не следует. 

– Перетруждаться – грех, Виктор, – поучает она. – Жить надо по-божески! Не драться, не пить, не курить, не парить… В церковь ходить!

– Ну-ка дай, Вить, – моя мама забирает у меня мобильный и последовательно излагает «коллеге» информацию о поведении «невестки»…

Бывшая невестка матерится-бубнит при одном взгляде на меня, громко топает, размахивает руками, краснеет, трясётся, норовит кинуться в драку.

– Это не дело! Надо молиться и ходить в церковь! – отвечает «мобильная тёща» неохотно, проговаривая слова, по-моему, неуверенно. Любые увещевания теперь выходят из её уст теперь как заклинание, в котором она, похоже, разбирается не больше начинающего волшебника. 

– Сглазили, может? – предполагает моя мама напоследок. В сглазе она не понимает, но спросила на всякий случай.

– Вряд ли, церковь не признаёт сглаз, православные люди сильны молитвой, – отвечает «мобильная тёща» тоже напоследок и завершает интернет-сеанс.  

Существует привычка у русского человека, а именно у меня – заедать горе большим количеством вкусной еды. Я снова шагаю в чайхану и заказываю уже не шурпу, а бараний шашлык – это огромные куски мяса на костях. Горячий – он дико вкусный. Запихивая в рот по целому сочному куску, жую с трудом. Потрясающе! 

Отобедать в этот раз я зову племянницу – в Омск она приехала на сессию и поселилась в нашей первой родной квартире, с моей бывшей, разумеется. Сдавать экзамены будет несколько дней, а затем – возвращается – из-за пандемии, конечно. 

– Фу-у, как ты можешь здесь жрать, Витя? – возмущается Инесса, оглядывая помещение недоверчиво и раздражённо. Она считает себя мажорной девчонкой, несмотря на то, что работает на обыкновенном заводе (в более мелком населённом пункте, чем Омск). Считает себя «крутой» – это притом, что подрабатывает в кафе, содержащимся правоверными мусульманами. – Я провонялась, – наклоняя голову, она судорожно обнюхивает себя – свою яркую ветровку. – Я работаю в большом кафе, туда ходят богатые мусулы! Духан не стоит, насвай не продают…

Хмурым взглядом Инесса провожает покупателей этого ходового товара и здесь… С завидной скоростью отпускает косматая матушка пакетики с буро-зелёной смесью из-под прилавка. 

Я поглощаю мясо с остервенением – по-другому не получается. Дико вкусно!

– Ты мне скажи, что тебе надо от жены… от этой женщины – матери твоих детей? – спрашивает она заинтриговано. Видно, что она разговаривала обо мне с бывшей. 

– Всё надо, Ин! – бросаю. Она как будто не знает!? – Обниматься, целоваться, ласкаться, общаться, вместе, в общем, ходить, за детьми следить! 

– А помогать – не помогаешь?.. Говорит, что скандалы одни у вас. Я вижу, что у неё настроение меняется каждую минуту, она и меня не слышит. Зациклена на своих эмоциях, мыслях, чувствах. Матерится хуже заводчан! Хотя и заикнулась, что всё зависит только от тебя.

– В упор меня не видит, я не по одной её «конфигурации» не вижу, что она ко мне расположена, – выпаливаю с полным ртом, аж куски вылетают, я сержусь, когда речь заходит об этой ситуации с отношениями. Сглазили наш брак, сволочи! 

Конечно, сглазили. Мы были такой примечательной парой. Писатель-учитель и швея-универсал, издалека, из населённого пункта близ Киева. У нас двое замечательных детей. Я много писал о своей жене и детях. Много просмотров набирали эти статьи и рассказы, фотографии, презентации в социальной сети… А теперь нате из-под кровати: возник между нами барьер психологического свойства, силу которого поддерживает, по-моему, она… и делает это специально.

– Это ты творишь что попало, Витя… ай ладно, давай по пивасу, что ли? – отмахивается племянница, хватаясь за свою крашенную в чёрный цвет голову. – Устала… Я в своей-то жизни – фиг разберусь, мой, походу, изменяет, дебил ёбаный, сил моих нет.

Градус мажорности спал, поговорим на равных?

Иногда мне кажется, а точнее я это вижу с помощью своего замечательного воображения, что я и моя бывшая супруга – два представителя из противоборствующих кланов: Ширай Рю и Лин Куэй. Для справки, ребят, Ширай Рю (англ. Shirai Ryu ) – клан японских ниндзя в серии игр «Mortal Kombat», основанный воином из Лин Куэй, Такедой, много веков назад. Клан был уничтожен колдуном Куан Чи, возрождён Ханзо Хасаши, более известным, как Скорпион. 

Мы только и делаем, что воюем друг с другом мыслимыми и немыслимыми приёмами.

На днях я показывал сыну (ему 6 лет) ремейк фильма «Смертельная битва». Меня мучила ностальгия… Сынишка оказался настолько впечатлён просмотром крутого блокбастера, что ночью покрикивал, плакал, крутился, дрался с невидимым противником – с бабушкой в данном случае, потому что спал рядом с ней. 

Не надо о грустном, согласны? С ребёнком я сам часто ходил и хожу в кафе. Он – большой любитель посещать подобные заведения вместе с папой. Глядя на меня, во-первых, он удивляется, сколько я ем, а во-вторых, старается много съесть сам, однако у него не получается меня и догнать не при каких обстоятельствах. Тогда он бросает эту гиблую затею, задирает голову и с интересом смотрит передачу, предложенную на огромном плоском телевизоре на стене. Там – шоу со звёздами-москвичами. Одни, молодые и начинающие, поют и танцуют, вторые, старше и матёрей, их оценивают, шутя и хохоча. Сын вдруг спрашивает меня, мол, смогу ли также классно петь и танцевать, набирая очки рейтинга, получая бодрую оценку жюри. Да, конечно. Я отложил снедь, поднялся из-за стола, начал зачитывать реп и поигрывать плечами. Я исполнил свою любимую песню из группы, которую любил в детстве и сейчас иногда слушаю, когда настроение оставляет желать лучшего.

С ребёнком я беру велосипед, воду, орешки-фисташки. Мы мчимся в берёзовую рощу – через дорогу. По телу блуждает слабость – из-за пасмурной погоды?! Он едет достаточно быстро по колдобинам поросшей земли, стараясь крутить педали. Проезжая выжженное поле с пробившейся зелёной травой, сынишка вдруг останавливается, встаёт на землю, придерживая велосипед одной рукой. Что случилось, мальчик мой? Он смотрит на меня с испугом и тихо спрашивает, с обидой в голосе:

– Пап, а вы с мамой помиритесь?

– Да, – отвечаю, пересиливая себя. – Мы живём один раз, и нет смысла тратить земное время на ссоры и пустоту!

Да, пообещал помериться с женой (мамой моих детей), а сам, блин, выискиваю женщину в социальной сети, чтобы удовлетворить потребность в животной любви. Не знаю, что делать, честно говоря. Списался со школьным психологом «Вконтакте». Обещала никому не рассказывать о моём положении страдальца в разводе. Я ей верю, это человек серьёзный. София Бариевна говорит, что сам по себе развод на бумаге ничего значит. Если пару связывают дети, то связь эта очень сильная. Можно год находится в контрах, а потом вмиг сойтись и забыть о содеянном, жить как ни в чём не бывало. 

– Не тушуй, Виктор Витальевич, наша и не там проходила, главное, не переживать сильно, а то нервный срыв случится, помни, что у тебя дети и мечта… – София Бариевна берёт быка за рога – и по жизни, и в работе. – Дай время, отпусти ситуацию!

А мечта у меня – догадались?.. Стать писателем, изменить мир, оказать влияние на читателей, заработать денег, при этом остаться семейным человеком. Чтобы родные были довольны. Хотелось бы состоять в браке однажды – как это по-русски, правильно. Православно. И не хотелось бы искать жён каждые несколько лет, как это делал Эрих Мария Ремарк, Эрнест Хемингуэй или Генри Миллер. Поиск новых пассий дело бестолковое, даже позорное, как писали те же классики.  

Сглазили, точно. Кто? Члены союза писателей обеих крупнейших организаций в Омске. Они ведь читали мои заметки в социальной сети, разбирали мои рассказы, посвящённые моей семье. Ставили на фотографии «лайки». Вот и сглазили, естественно!

Тем временем, пока никто не видит и не знает, я пишу сразу нескольким женщинам – желаю с ними познакомиться. И не поверите, ребят, ни одна милая представительница женского пола не отказывает мне в свидании, однако все они в разводе, у всех, как минимум, есть дети. Один ребёнок, два или три. Каждая женщина ждёт своего второго (или третьего) избранника разное количество лет. Один год, два или целых шесть. Многие уж разуверились, но всё равно продолжают искать. Поиск давно не даёт желаемых результатов: цепляются в сети мужчины, которым нужно лишь одно. А кто будет помогать женщине и детям, кто подымет «целину»? Кто обрадует утром или вечером, скажет доброе слово? Классик Бунин или Островский? Известны ведь примеры, когда мужчина берёт женщину с двумя и тремя детьми! Поговаривают, что чужих детей не бывает. Мужчины водятся и сердобольные, как лучшие в своём роде волонтёры. Чистые люди, как небо после дождя, согласны? 

Между этим изнурительным поиском достойной дамы я вспоминаю любимую многими песню группы «Любэ» и напеваю её:

– «Не смотри на часы, наше время ещё не вышло…»…

А тем временем… 

– Ты писатель, уважаемый Виктор Власов, позволь поинтересоваться? – вдруг спросила одна умная девушка, мама двоих детей, с мужем развелась два года назад, дети с отцом не общаются. У неё два высших образования, кстати. Умная сильно, через край, пожалуй. Присылала мне ссылки на поразительные вещи в науке и литературе. Пыталась  учить азбуке Морзе через голосовые сообщения. 

– Да, я писатель. Успела что-нибудь моё прочитать вчера? – попробовал выяснить. – Мы закончили на том, что ты прогуливалась по моей странице Вконтакте.

– Нет, вбила в поисковик «Омский писатель Виктор Власов» – там увидела ссылки на отмеченные премиями работы: «Красный лотос», «По ту сторону неба», «Последний рассвет» и т.д. Ты – специальный корреспондент московского глянца «Наша молодёжь», да!? Я думаю, ты станешь писателем со временем. Народ в России долго молчит, зато потом громко помнит-кричит. Наверняка жене не нравились твои посиделки за монитором?

– Ага, не разделяла мои потуги стать известным автором! – согласился я с грустью. – Впрочем, откуда я знаю наверняка – она помогала с озвучиванием пластилинового мультфильма «Красный лотос», сделанного ребятами шестого класса. Я сейчас работаю в этой школе!

Знаете, почему я с этой девушкой так и не встретился? Не потому что вспомнил строку из творчества Владимира Высоцкого: «А в жёны я возьму самую умную, она замучает всю мою родню». Нет, не по этому поводу. Объясню в общем: как время подходит к выходным – у девушек постоянно находятся какие-то проблемы. Внезапно вспыхивают недуги. Переписываюсь с ними с четверга на пятницу, например, всё нормально. Живы-здоровы, хотят встретиться, планируют отправиться со мной в путешествие по Иртышу, сходить по магазинам, посетить ресторан или столовую хотя бы. А с пятницы на субботу переписываюсь, чтобы подтвердить встречу: заболело горло, не сделан в квартире ремонт, ребёнок поскользнулся и повредил ногу или руку, начались месячные, и нет настроения. Проблем, короче, находится столько, что хоть волком вой. Пиши – не пиши, звони – не звони, уговаривай – не уговаривай: везде у них одно и то же. И всегда это «одно и то же» начинается примерно к выходным у каждой милой красавицы. Их как будто сглазили, поверьте. Или снова-таки на меня наложили какое-то старинное проклятие. Господь не даёт, бережёт, верно!? Эх, трудно сказать однозначно. 

Присылает мне комментарий старый друг и мой читатель Володя Колотилин, недавно ему исполнилось 65 лет, он бывший участник литературного объединения, откуда я вышел и покоряю мировую литературу. 

– Витя, дети должны быть при родителях, пойми, – пишет он сообщение под моим постом «Вконтакте», где я дал ссылку на свою работу «Как болит душа». – Семья – это последний оплот, который сдавать нельзя. Это слова твоего православного священника, помнишь, ты писал о нём, если я не ошибаюсь. Второй брак и последующие – не то. Сплошная инерция!

Я читаю вечером сообщения старого товарища, коллеги по творческому цеху, который является моим постоянным читателем, а сам думаю о своей милой – матери моих детей. Что она сейчас делает, сидя на кухне, когда уложила детей спать? Переписывается с ухажёром бессовестно и ощущает страсть? Или переживает, взвешивая каждую мысль и строя планы в пользу семьи? Помню я вставал рано, перед работой, чтобы почитать книгу или набросать схему следующего рассказа, статьи, она подходила ко мне, нежно целовала в щеку или в губы, шептала:

– Ты мой дорогой писатель, я тебя люблю!

Живу я теперь воспоминаниями и привычками. Пожалейте меня, пожалуйста. Не надо, прошу. 

Юкио Мисима, известный японский писатель-романтик, совершивший ритуальное самоубийство на глазах у коллег и генерала штаба самообороны, говорил, что жалеют себя лишь ничтожества. В чём-то равняясь на него – а я автор повести о любви ниндзя, вы помните, – буду сильным человеком и мощным автором. Поэтому купил несколько препаратов помогающих стрессу. Трудно привыкнуть к постоянным переходам от апатии к сиюминутной радости и наоборот. День на день не приходится – нет душевного спокойствия. Ищу занятие по душе и кроме похода в спортивный зал или творчества не нахожу средства лучше восстановить равновесие. Ещё – поехать к своему литературному наставнику, который часто расставляет точки и запятые по местам в прямом и переносном смысле. Вот уж кто не верит ни в сглаз, ни в Бога, простите.

– Ви-итя! – распахивая железную дверь, он обнимает меня с порога как внука. Ему, Николаю Михайловичу Трегубову, 82 года. Он – член Союза писателей России, руководитель литературного журнала, до сих пор мой любимый редактор (после мамы, конечно). – Сколько лет, сколько зим!

А виделись мы месяца три назад, когда я привозил рукописи своих рассказов, опубликованных в журнале «Наша молодёжь». В этот раз я подарил Н.М. Трегубову сам журнал «Наша молодёжь», где красуюсь на обложке. Пока он быстро листает журнал и находит интервью со мной, мои очерки о Крыме и сибирских журналистах, я рассказываю о беде с разводом. Почти жалуюсь, простите. Он качает седой и почти лысой головой и отвечает слегка наивно:

– Это не новость для меня, Вить, многие разводятся после семи-восьми лет брака. Наступает некий кризис брака по истечению определённого времени. Надо набраться терпения и показать, что ты тот же самый человек, который никого не оставляет в беде. Ничего что не видит в упор и матерится… Пока не прочувствует мытарства, не потыкается, не помыкается – не поймёт. Есть такая категория женщин. Тебя – спасает творчество, а её – твоё терпение и забота о детях. 

– В упор же не видит меня, заболела душой, сдурела, хочется поколотить! – выбрасываю слова как из пулемёта, брызжу слюной.

– Терпи, писатель, пиши, выкладывай душу… как Буковски, Миллер, Керуак, тот же Лимонов!

Пользуясь моментом, я снимаю на камеру весь бардак, царящий в комнате старого редактора. Прогибаются полки огромного шкафа под весом книг, журналов и пожелтевших газет стопками. Ступить некуда, кроме как на чью-то рукопись или на подаренную ему каким-нибудь графоманом брошюру. 

Трегубов варит кофе, что-то знакомое (советское) напевая себе под нос, я кое-как прибираюсь, закидывая макулатуру дальше. В комнате попросту нет места, чтобы упорядочить материалы, переложив их. Из головы не выходит слово «червоточина» – этим понятием старик охарактеризовал положение моих дел в семейной жизни. Ничего не сделаешь: результат по факту не известен. Вдруг она решила подарить (или подарила) своё сердце другому, здесь хоть разбейся. Ведёт себя так независимо, будто у неё появился кавалер. Хотя сама исхудала крайне, превратившись в скелет обтянутый милой кожей. Потеряла сексуальность, обаятельность, психическую устойчивость – как раз об этом писал Зигмунд Фрейд, упоминая климакса-подобные факторы в своём труде. 

Голова идёт кругом. Только творчеством и спасаюсь.

– Моя вторая жена умерла восемь лет назад, можешь себе представить? – спрашивает, словно сам у себя Николай Михайлович, еле усадив себя на кровать подле табуреток с таблетками и всякой всячиной. – В интернет я не захожу – он весь напоминает мне супругу… заходишь, а там – порнуха!

Николай Михайлович в своём репертуаре. Надо с толком осудить и проанализировать – легко, выдать рецепт от любой беды – тоже можно. Старик Трегубов не унывает. Он шутит, повторяя, что в его возрасте нет ситуаций неразрешимых. Во всём главное сноровка, усердие и тренировка. 

Возвращаюсь от мудрого человека со спокойной душой. Домой, во вторую квартиру. Там бабушка ругает бывшую супругу, мол, не угодить ей, пусть таблетки попьёт – успокоительные. Оказывается, у них состоялся нелицеприятный разговор минут тридцать назад. Бабушка меня защищала, как Спартак рабов, а бывшая и до сих пор любимая – ругала, как римский богач-полководец Красс – того же Спартака, в общем. Берёшь или не берёшь детей, сетует бабуся надрывно, волком смотрит. Мечтает покинуть Омск, перебравшись к морю. На какие шиши, простите? Смотается в Новороссийск на съёмную квартиру, которую сдадут её родственники или смоется в село под Москву, на материнский капитал? Пустое дело – это и дураку ясно. Никто не поможет – останется с голой и костлявой задницей, на чём болтается, короче. Или устроится на работу наконец-то? Будет как её подруга сердечная письки драть – «шурагайку» делать (так бабушка называет шугаринг). Бабуся рукоплещет, выражает негодование громче, потрясает кулаками (кулаки у неё большие, кстати, сбитые – она садовод с великим стажем). 

– Буду настаивать на услугах колдуньи, – возвещает бабушка. – Что там тётка Нинка зря просиживает штаны в Краснодаре!

Да, родственница у нас на Кубани полуцыганака и настоящая ведьма. Лечит все болезни своими «энергетическими картинками» или «взмахами рук», как отрекомендовывала моя же бабушка в минуты усталости от глупостей мировых новостей и переработки на огороде. Тётя Нина ещё предсказывает будущее, видит различные его моменты словно через фильмоскоп для диафильмов. Родной сын её осуждает – он православный священник. Но результаты от её работы есть. Она покажет письма от исцелённых клиентов и добрые сообщения в социальной сети. 

Ладно, это их дела бабские, согласны, читатели? 

Тем временем сынишка просился в кино на днях. Подхватываю пацанятку. Всё равно делать нечего. Указ президента РФ – в нём он объявил десяток дней нерабочими для бюджетников… Молодчина-мужик (В.В.Путин) – моей бабушке он нравится, особенно его голос и выражение лица, когда отвечает на вопросы зрителей!  

Мы – в кинотеатре. В ДК «Рубине» – он теперь ближе всего к Московке, где мы живём, потому что прежний, «Московский», закрыли, находившийся на расстоянии двухсот метров. 

Здорово, что пошли на мультфильм, пусть и не диснеевский. Мы – одни в кинотеатре, представляете? Как будто зал выкупили. Даже сотрудница приятно удивилась, мол, мы, наверное, известные омские богачи. Эх, кому-то сейчас лучше на душе, нежели мне. Но не будем об этом!

После киносеанса я передаю ребёнка матери, а сам отправляюсь в спортивный зал. С папой. Мы часто занимаемся спортом вместе. Мы – бодибилдеры. По крайней мере, мечтаем ими стать! К тому же поддержка и радостное времяпрепровождение – вселяют надежду на будущее, не так ли? А надежда мне нужна как воздух в период распутья-развода – в отсутствии любимой женщины рядом. В спортзале я встречаю старых друзей – коллег по спортивному цеху: Игоря, Ивана и Василия. Они сильны и продвинуты в этом спорте и как один считаются в народе (в этом спортзале) знатоками женской сущности. Передавая эстафету один другому, накаченные мужики утверждают, что женщины после тридцати лет нужны лишь людям, прибывшим из мест лишения. Или нужны какой-нибудь неотёсанной деревенщине. У бывших зэков ничего нет – они рады забрать и построить отношения с любой женщиной, даже с двумя-тремя детьми на балансе. А «тупая деревенщина», надо доложить, кидается на красивый (стильный) маникюр, уложенную причёску и оригинальную одежду. В тюрьмах и деревнях, понятное дело (спортивные ребята говорят), невероятно туго со всем перечисленным. Моё дело верить, правда, веселее от этих слов не становится. До боли знакомые ребята смеются, постукивая боксёрскими перчатками в огромную и сверкающую на свету ламп макивару. Я стараюсь радоваться жизни вместе с ними, но получается это не искренне. Игорь меня успокаивает, мол, если милая будет не со мной, то, скорее всего, ей придётся очень тяжко – по разным причинам. Мой отец уже разговаривал с Игорем о нашей проблеме. Переживаю ведь не я один – переживают, как минимум, две семьи: моя и моей бывшей…

А дома читаю Эриха Марию Ремарка «Ночь с Лиссабоне», автобиографический герой (еврей) страдает, что долго не видел жену. Он оставил её на пять лет, эмигрировав из Германии в США – в период Второй Мировой войны. Его чувства и переживания мне знакомы, как удивительно, что я читаю этот роман Ремарка, находясь в разводе и не имея возможности-доступа приблизиться к родной и любимой. Бабушка незаметно подходит ко мне, гладит по голове ласково, шёпотом приговаривает:

– Терпи, внучёк, терпи. Бог разрешит проблему. Будем молиться!

Бабушка берёт старый молитвослов и читает молитву вполголоса, мешая при этом читать мне. Я закрываю электронную книгу, иду спать. На душе легчает, правда. Дают положительный результат добавки, которые я принимаю или помогает Господь – сказать трудно. Но снится сон: я и моя любимая, мы сидим на лавочке в парке им. 30-летия ВЛКССМ, а вокруг нас носятся дети. Младшая моя дочурка звонко визжит и бегает за старшим сыночком. Он с оружием, похожим на то, что держали терминаторы, наступая по человеческим костям в первой и второй частях фильма «Терминатор». Я наблюдаю за сыном и молча поражаюсь, как ему удаётся не попадаться сестре, держа эту тяжеленную махину в своих тонких ручках.  

Сны мне снились разного плана. Больше, конечно, сексуального – с участием моей бывшей. Я пытаюсь до ней добраться, до абсолютно нагой и привлекательной, откровенно манящей прелестями – получить её не получается из-за возникающих преград. Или снится, что я добрался до жены и облизываю её с ног до головы и никак не могу испытать оргазм. Всегда чего-то не хватает. До развода она почти не снилась. Горе какое-то!

А для бабушки вот горе, что в дачном кооперативе отловили собак. Теперь она не варит для них кашу, не собирает и не сортирует полученные от знакомых продукты. Ожидает их появления как манны небесной и жалуется нам. Представляете, к жалобам на мою бывшую добавляются жалобы на отсутствие собак. Бабушка боится, вдруг их умертвили?

Домыслы – домыслами, но даёт результат моё просиживание штанов в социальной сети и на сайте знакомств. Мне назначают свидание сразу три представительницы прекрасного пола. У двух, правда, дети, но суть дела не меняет. Встречаюсь сначала с теми, у кого дети. Одна, погрязшая в заботах и хлопотах за детьми и квартирой, не замечает, что я держу-несу букет жёлтых роз. Буквально льёт и заливает меня своими проблемами, рассказывая о кредитном долге и о чём-то ещё, что я уже не помню. Вторая – тоже не ахти какая конкретная, но серьёзно обижена на отца детей. С жаром изложила какой он плохой человек: во-первых, он пьяница беспробудный, а во-вторых, изменщик, в-третьих – бросил их, хотя она его не выгоняла. Третья девушка, бездетная и вроде, как показалось мне, лучше двух предыдущих (симпатичней и молчаливей) – бежала по магазинам, рассматривала, по-моему, ненужную ей бижутерию, не слушала мои философствования о жизни и литературе. Я писатель, журналист, учитель иностранных языков, автор повестей и рассказов, статей, очерков, был на обложке московского глянца… Клянусь, она как включила скорость, так я поспевал за ней, и остановилась лишь когда я предложил перекусить в бистро. И то она заявила, что хочет покушать в хорошем кафе (уютней и солидней), а денег я специально много не взял. 

Информация – информацией, но у меня горит «смычок». Этот самый, который требует соединения с красивой женщиной. И как назло я связался «Вконтакте» с психиатром – девушкой, на должности в известной психлечебнице, выдающей медицинское освидетельствование людям на работу. Она разбирает мою личность по полочкам, как говорится, производит «когнитивный анализ». В итоге выясняется, что я – разбалованный муж, обиженный на свою хозяйственную и верную жену и мне нужно с ней воссоединиться, надо помогать детям и т.д. В своём поиске я выясняю, грубо говоря, что мы пошли по кругу, блин, а когда выпрыгнули, то зашли в тупик. Хоть бери и проститутку заказывай, минимум, за три тысячи рублей, чтобы успокоится ненадолго. Ценник на местных сайтах именно такой. Ну всё против меня, всё не слава Богу, я снова страдаю. Денег жаль, да и не красиво это – «сшибать чужие письки», как выражается моя справедливая и остроумная бабушка, за это я её люблю. 

Да, сглазили меня сверх меры, признаю. Узнать бы кто это сделал и наказать бы этого злодея проклятого!

Чуть позже – приходит исполнительный лист домой и в школу… алименты!.. Страшное слово. А-а, я вам об этом рассказывал? Не помню. Память мне стала изменять, поймите. Жалуюсь. И себе жалуюсь, и друзьям тоже, коллегам разного толка – в основном тем, что издалека мне пишут, интересуясь моей жизнью и моим творчеством. Смысл вещей, понятий, фраз, поступков – начинает обретаться двояко. Я начинаю бояться за каждое своё брошенное всуе и написанное в социальной сети слово. Раньше такого не было. И мало того – многие знакомые издалека удивляются. Удивляются, прежде всего, моей позиции человека, который стремится сохранить семью. Да брось ты, присылают сообщения знакомые, писателям не нужна женщина, которая их не ценит. Сколько жён было у Генри Миллера, Эрнеста Хемингуэя и Чарли Чаплина? А как относился к своим пассиям знаменитый Эрих Мария Ремарк? Бросал сразу, чуть что. Находил другую, восторгался. Но я человек и писатель не подобие этих вышеперечисленных европейцев и американцев. Я приверженец одного брака, я однолюб 
подобно отечественным классикам! Да, мне трудно, бросает в жар и затем в холод, но я жив и дышу, пока надеюсь и действую. 

Ладно, хватит философии – оставим её специалистам. 

– Я тут с одной бабой говорил, – делится отец, прейдя с работы. С таксовки, он – таксист лет двадцать. Он передаёт разговор, ковыряясь зубочисткой в зубах, от него разит чесночиной (простите, это меня раздражает). – Бабёнка среднего возраста сказала, что это своеобразный кризис. Поступками надо доказывать свою любовь. А вообще, – думает отче немного, глядя отрешённо. – Она сказала, что ей бы на хрен не нужен был писатель-читатель там…

– Ну и чо? – требую я продолжения. Мне важны исчерпывающие объяснения-инструкции.

– Ничо, сам думай, – отмахивается он, быстро закрывая дверь в спальню.

Мой папа скуп на эмоции – может это и к лучшему в нашем сегодняшнем времени.

А я дочитываю роман Эриха Марии Ремарка «Ночь в Лиссабоне» до того момента, как герой снова переживает, что ему придётся покинуть любимую. В Германии он по чужому паспорту, напомню, и это путешествие может закончиться допросом человека из эсэс. Закончится ссылкой в концентрационный лагерь, куда герой возвращаться не собирается. Он перейдёт границу в Швейцарии и вернётся в Америку. Час расставания с любимой близок, она помогает ему забрать вещи из гостиницы и подвезти на автомобиле с закрытым верхом. Эх, они так мало побыли вместе и поговорили на худой конец, мало позанимались любовью, причём в первую встречу после  пятилетнего расставания у героя случилась осечка…  Он встретил человека, который на него донёс, оказалось, это был брат его жены…

На меня никто не доносил, мои проколы и проделки супруга вычисляла сама. Не стоит их перечислять.

Всё! Припечатывая по столу кулаком, я думаю раскошелиться. Купить огромный букет алых раз. Наверное, поможет? За три тысячи-то? Я не тратил на цветы столько денег, поймите! Надеюсь, меня никто не сглазит по дороге, с таким букетом? Неважно, главное порадовать любимую!

Бегу на остановку, перехожу дорогу, выбираю букет пламенно-красных роз подороже. Покупаю-забираю. Стремительно возвращаюсь. Несу цветы – на меня смотрят в оба глаза. Глядят взрослые и дети, не выпуская из виду ни на секунду. «Продали» глаза женщины, присматривающие в песочнице за детьми.

Я осторожно захожу в первую квартиру. Подрезаю веточки роз, наполняю вазу холодной водой. Оставляю на кухонном столе и пишу от души записку, где признаюсь в любви, обещаю помогать, не заедаться, вести себя отлично и т.д. Я вполне серьёзно, ребят, поверьте.

Через некоторое время прибегает к нам бывшая в соседний подъезд, угрожает кулаком:

– Покажи свою силу как мужчина. Протекла батарея – залит ковёр. Всё зарастёт грибком и дети задохнуться…

Что ж, надо выручать. Ничего, ё-моё, не сказала про дорогой букет, я ж такой никогда не дарил ей, блин. Выходит, можно было не тратиться? Теперь поздно и никто мне деньги не вернёт – шучу, конечно. Пока собираюсь, звонит по интернет-связи племянница Инесса, передаёт свои впечатления о подарке любимой. Заявляет, что гордится мной. 

– Спи спокойно, братец, я тобой горжусь! – так и сказала.

Правда, мне не легче последнее время от слов родни. Хвалить и давать советы очень просто, если тяготы-обстоятельства не касаются вас напрямую. 

Помогаю родной ворочать одно и второе в первой квартире. Терпеливо отодвигать третье, четвёртое. Матерится любимая жёстко. Слушаю – уши заворачиваются. Стараюсь не слушать, а по совету главного редактора журнала «Наша молодёжь» – считать невидимые кубы воздуха или ворон, которых в комнате тоже не увидеть без воображения.

– Ты не мужчина – баба! – изрыгает она, почти надрываясь за тяжестью. – Как ты работаешь в школе? Тяжелей кусочка мела не держишь что ли? А-а, журнал с оценками…

С некоторых пор школы отказываются от бумажных журналов – теперь записи делаются в электронный дневник…. Милая любит подмечать-исправлять каждое моё неправильное движение. Однако я помалкиваю, когда она не права. 

Я не ушёл из первой квартиры! Работа отягощается бранью.

Наверное, матерщина стала помогать родной нести груз жизни? Теперь она живёт одна с детьми, тяжело всё-таки! Некоторое время назад она не употребляла столько бранной лексики. Что случилось? Вселился этот – с рожками?

Я молчу. Молчу, уйдя в себя. Перебираю не ворон и не кубы воздуха, а прочитанные мной книги писателей-битников. Думаю о том, что бы я написал, подражая им, бродя по знакомым местам города. Эх, написать бы свой «Тропик Рака» (автор Генри Миллер), только руководствуясь флюидами и образами Омска. Выныриваю из глубины мыслей, продолжая выполнять действия механически, и слышать ругань… Меня охватывает ощущение зыбкой тревожности, по-моему, я выхожу из себя. Наконец, делаю замечание как учитель ребёнку, мол, нельзя так выражаться – вредно для духовного здоровья. Человек она религиозный, исправно посещает православный храм. Впадает в фарисейство? Но после замечания прекращает использовать брань через каждое слово. Я вижу не свою супругу, а другого человека, похожего на неё как две капли воды. Сколько обиды и ненависти в ней скопилось ко мне? Эта вредоносная субстанция подменила её внутренности, перепрограммировала работу мозга и восприятие мира. Не помогает, похоже, мой красивый и пунцовый подарок-букет – подход нужен другой. 

Наконец-то мы закончили работу, но мне тошно. Будущее, туманное и нежеланное, маячит передо мной как едкий дым далёких костров. Горит резина, пластмасса, полиэтилен, только не хворост и не прошлогодние листья… Надышавшись, я иду на ватных ногах, плыву. Меня тошнит. S.O.S!

Мне нужно выздороветь, иначе пропаду. Я – дома, в другой квартире, напомню, но осадок остаётся. Добавки помогают отчасти. Стресс, как червяк, буравит землю медленно, верно. Мне нужна реабилитация, а то превращусь в один сплошной испорченный нерв, посадят в психушку, как талантливейшего психолога З. Фрейда (его книга у меня на полке), стоит поднять голову, оторвавшись от монитора. Отправиться бы мне в путешествие, одному, с толстым кошельком. Признаюсь: не делясь заработком с женой последние месяцы, я накопил приличную сумму денег. Так много у меня не было. Поеду, значит, наслажусь, сделаю очерк. Я – современный писатель из Омска! Правда, в разводе.

Надеюсь, не сглазят.

Да, чуть не забыл напомнить, к всеобщей радости моей бабушки. Появилась прежняя стая собак, добрая, гостеприимная. Встречает мою бабушку радостным лаем и вилянием хвостов. Собаки, скорее всего, стерилизованы, но в этом бабушка не уверена. Мужские трусы она видела только на своём любимце – рыжем, Шарике. Он – большой задира. Подкармливая хвостатых друзей, бабушка переживает, что они не размножаются. Носятся вокруг дачников, но друг на друга не залезают. Она за ними присматривает и часто (слегка навязчиво) рассказывает нам, что они, как люди, то сбиваются в дружную компанию, то воюют, рыча и кусаясь. Слушая рассказы о собачьей Санта-Барбаре, мне становится иногда грустно. Но я переключаюсь на какое-нибудь полезное занятие, связанное с работой или хобби, потому что впереди жизнь, насыщенная поворотами судьбы, от нас порой зависящими напрямую. И как повествовал в «Тропике Рака» американский писатель Генри Миллер, мы в силах изменить свою линию жизни сами, нужно лишь приложить достаточно усилий. Гадалкам и звёздам 
этот человек не верил. 

Автор
Виктор Власов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе