Книга Виктора Ремизова написана вроде бы вокруг одной из самых острых тем, одного из самых напряженных ожиданий последнего времени. Но нет, все-таки будет точнее сказать — времени предпоследнего. И это "пред-" во многом меняет дело.
Если грубо, то эта книга — про тот русский бунт, который, казалось, назревает в реальности и даже, пусть не в полную силу, но вспыхивает то там, то тут. Про то, как случаются приморские партизаны (они, кстати, даже упоминаются в тексте, и это — к чести автора — свидетельствует, что он вполне осознает, что делает).
События разворачиваются (именно разворачиваются — довольно медленно, с поскрипыванием и задержками, несмотря на вполне триллеровую вроде бы ситуацию) в тайге. Там, где круговая порука власти и народа выражена понятной формулой "человек ворует — мент крышует" и где простота и одномерность этой связи (а также распространенность огнестрельного оружия) чревата тем, что любая трещина может стать разломом окончательным, делящим не просто на наших и ваших, а на наших и ваших, убивающих друг друга.
Прочитанная сейчас, это книга теряет дополнительный эффект сцепления не только с реальностью, а с нашими мыслями о ней
В общем, Виктор Ремизов написал книжку о том, о чем Борис Хлебников снял фильм "Долгая счастливая жизнь", о том, что предъявляли зрителю создатели недавнего фильма и сериала "Дубровский", о чем (во всяком случае, если судить по рецензиям и рассказам тех счастливцев, которые его видели) — фильм Андрея Звягинцева "Левиафан".
Но проблема не в том, что все эти опусы разного уровня талантливости предвосхитили книжку, а в том, что как раз когда этот текст привлек к себе внимание, оказавшись в шорт-листе премии "Большая книга", его актуальность оказалась не только отодвинутой в прошлое, но даже в каком-то смысле размыта настоящим. И на картинке, актуальной именно сегодня, эти вроде бы затаившие непокорность, самостоятельные мужики-охотники и коррумпированные, но все же с проблесками совести менты видятся не в состоянии вооруженной конфронтации, а, наоборот, совместного обсуждения траектории вставания с колен и противостояния проискам врагов.
Фото: РИА НОВОСТИ
То есть прочитанная сейчас, это книга теряет дополнительный эффект какого-то исключительного сцепления не только с реальностью, а с нашими мыслями о ней, который имелся бы еще недавно. Так что остается только литература.
С литературой же здесь дело обстоит так. "Воля вольная" (ну вот зачем так называть текст? зачем?) — это такая смесь советской деревенской прозы в ее некоем "среднестатистическом" выражении, с советской же прозой "суровой", типа романов о геологах и прочих настоящих мужчинах. ("Илья останавливался, слушал тайгу и шел дальше. В нем по-прежнему жили два противоположных чувства: настороженности, ожидания чего-то опасного и радости от окружающего его настоящего мира, от вековечных тишины и покоя тайги".)
Этот язык без изменений (разве что с вкраплением названий иностранных автомобилей) применяется здесь для описания новой жизни, которая, по мысли автора, изменилась с советских времен поверхностно, но не по сути. Она осталась наполненной все теми же полноценными мужиками, косая сажень в плечах, одиноко и строго уходящими на месяц в тайгу (заезжий москвич в качестве характерного штриха читает в этой тайге Пруста, ну и — чего ж ожидать после такого — оказывается слабее других), их преданными бабами и всегда почему-то толстыми "с трясущимся животом и щеками" врагами. Проблема в том, что и сорок лет назад все это — за редкими исключениями — было литературой весьма среднего уровня. А автор сам утверждает, что с тех пор мало что изменилось.
Виктор Ремизов. "Воля вольная" // М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2014
Авторы:Анна Наринская