Алексей А. Шепелёв: О новом романе "Москва-bad" и будущем литературы

В сентябре 2015 года в Анапе прошли две презентации нового романа "Москва-bad. Записки столичного дауншифтера" писателя Алексея А. Шепелева.
Предлагаем вниманию читателя беседу, в которой писатель рассказал о новой книге, плюсах и минусах системы print-on-demand, православной литературе и телевизионном дебилизме, а также выяснила, какой город – good, если Москва – bad.

– Алексей, недавно вышедший роман "Москва-bad" довольно сильно отличается от твоих предыдущих книг. С одной стороны, сохранилась изначально свойственная твоей прозе исповедальная интонация рассказчика, который предельно откровенен с читателем, этакая душа навыворот. С другой, практически полностью ушел трэш, наполняющий тот же "Maxximum Exxtremum" или недавнюю "Настоящую любовь". С чем связана такая перемена стиля?

– Эту книгу я уже, наверное, писал с прицелом на более широкую аудиторию, без эротики и грубой лексики, чтоб можно было дать кому угодно почитать – хоть родителям порекомендовать. Москва ведь одна на всех. Думаю, про нее будет интересно почитать и тем, кто в ней живет (сравнить и оценить), и тем, кто туда ездит "на вахту" или редко бывает, но уже "кое-что странное" замечает. А тем более тем, кто видит столицу лишь в зеркале СМИ, подчас кривом. Пресловутый экстрим здесь в самой теме, вполне злободневной, а драйв, я надеюсь, в самом стиле…

Кроме того, появление многих моих произведений в печати отстает от их создания на годы, иногда лет почти на 10, а то и 20. Эволюция автора, меж тем, идет… Определенным переломом стал роман "Снюсть, Анютинка и алкосвятые", с ним я мучился с 2008-го по 2014-й, теперь вот собираюсь сделать еще одну редакцию…

– Книга очерков о современной Москве, фактически non-fiction – явление для современной литературы нестандартное. Сейчас все больше издаются детективы или женские романы, которые еще более-менее расходятся по книжным магазинам. Нашла книга своего читателя? Тема-то весьма интересная, острая…

– Остросоциальностью и злободневщиной я никогда не увлекался и от политики держусь в стороне. Но про Москву написать, что называется, сама жизнь подсказала и заставила. Как говорили раньше: "Не могу молчать!". Выбор жанра очерка определил сам материал.

На самом деле, к очерку ближе только первая часть, да и то условно, четких жанровых границ и определений тут нет. Нон-фикшн – "не-придуманное", и я не придумывал. И краски не сгущал. Но все же мой писательский анализ ближе к антропологическому, а по форме это, наверное, все же ближе к роману. От видения романиста не уйти, а такое видение ("через себя" – "эгореализм") субъективно. Впрочем, как и у каждого человека…

Кто-то прочел и написал мне: "Нет там такого вообще, вранье!". Но эти люди ближе к среднему классу, а мне посчастливилось (или "посчастливилось") взглянуть от подножия социальной пирамиды. Я пишу не про бомжей, как, например, Михаил Веллер в своей новой книжке, а чуть повыше – спальные районы, пятиэтажки, дворики, соседи, метро, рынки, магазины, парки отдыха, устройство на работу, гастарбайтеры на лавочках…

В литературном мире книга, честно говоря, трудно идет – наверное, потому, что в этих кругах другой социальный слой превалирует. Но я получил немало писем от читателей, и лейтмотив я в них, скажу без ложной скромности, один: "Ни на что не похоже!". И для меня это высшая читательская похвала, хотя совсем не гласная и не материальная. Человек сам нашел, прочитал, никто его не заставлял, он даже пишет автору, и у него нет слов.

– Роман выпущен по системе print-on-demand, при которой заказываешь книгу, и специально для тебя печатают необходимое количество экземпляров. Как считаешь, есть ли будущее у такой новой и не слишком удобной книгоиздательской схемы?

– Будущее есть, но в настоящем имеются сложности. Книга, надо отдать должное, имеет очень широкое распространение. Как в ведущих интернет-магазинах "Озон" и "ЛитРес", так и в десятках других. Осуществлен также беспрецедентный прорыв русскоязычной литературы на международный мегамаркет Amazon.com. Но в многотысячном потоке творений "независимых авторов" (в основном, откровенно графоманских) значительные и интересные вещи просто теряются. Ведь это не классическое издательство, тут нет никакой рубрикации и иерархии, нет рекламы, критики про такие книжки не пишут. Я вот сам опубликовал несколько отрывков из "Москва-bad" на разных литературных площадках, не отказываюсь от интервью, вышли рецензии, но это лишь капля в море.

Беспрецедентно и то, что компания Ridero, позиционирующая себя как чисто техническая платформа, выдвинула роман "Москва-bad" на премию "НОС".

– Тема православия становится доминирующей во второй части романа, где описывается работа героя в соборе Василия Блаженного. И здесь уже без фирменной шепелевской язвительности, все серьезно. Читали ли книгу или хотя бы эту ее часть представители РПЦ? И если да, какие были отзывы?

– Дело в том, что существует две литературы: православная и светская, обычная. Я имею в виду не жития святых, творения отцов Церкви и т.п., а литературу художественную, публицистическую, просветительскую, философско-психологическую. Что интересно (и даже как-то невероятно), два этих мира практически никак не пересекаются. Православная литература практически полностью игнорируется светской литературой, ее публикой, обслуживающими ее СМИ и критиками. При этом тиражи у православных издательств, как правило, на порядок больше, чем у обычных.

Я обратился в крупное православное издательство, там книгу о Москве похвалили, но издать все же не решились – у них тоже свой "формат". Причем и от этих издателей, и от других я не раз слышал: нам нужна талантливая, качественная проза, поднадоели уже воспоминания и прочие зарисовки батюшек и матушек!

Моя книга необычна: я старался написать ее не по лекалам православной прозы, а по вдохновению, своему опыту и здравому смыслу. Как бы создать с нуля некую новую православную прозу, понятную и не противную как верующим, так и светским людям.

Какие-то попытки на этой ниве уже сделаны, и, судя по известности авторов и их тиражам, вполне успешные. Это, прежде всего, Тихон Шевкунов; возможно, "Лавр" Евгения Водолазкина и "Свечка" недавно умершего Валерия Золотухи. Но у меня все же несколько иное. Парадокс еще и в том, что так называемые светские издательства не особенно жалуют православие, если оно опять же не упаковано в супер-узкий формат какой-нибудь их специально выделенной серии, как бы огороженной в некое гетто.

Вообще, странное отношение к православию бытует в нашей, если по-старому ее назвать, интеллигенции. В той ее части, что "вечно хочет добра и всем недовольна", именующей себя либеральной, продвинутой, в-меру-оппозиционной. Как будто церковь – это некое административное заведение, филиал государства по своей сути… И тут начинаются всяческие инсинуации. То фильм "Левиафан" у них антиклерикальный, то бедным девчушкам "Pussy Riot" затыкают рот мракобесием и наступлением на свободу слова. То какие-то левые, сбрендившие "активисты", разбивающие фигурки скульптора Сидура, принимаются за посланников православия (хотя их никто не уполномочивал), опять же наступающих на пресловутую свободу слова. Надо ли говорить, что все эти надуманные медиа-скандалы, как и реальные недостатки в деятельности Церкви и ее служителей, не имеют никакого отношения к подлинной природе православия – мистической, внеземной.

В конце XIX века пошла мода высмеивать веру и духовенство (коль Бога нет, почему бы и нет?), и это явилось чуть не главным подспорьем для революции, гражданской войны и всего последующего. С другой стороны, сама церковь – прежде всего, в лице известных церковных писателей и современных публицистов – ведет борьбу с обрядоверием. Чисто формальная сторона подменяет собой главные вещи, такие, как вера в Христа и соблюдение Его заповедей. Я бы, конечно, хотел, чтобы православные читатели прочли мою книгу и дали свою оценку.

– Алексей, ты известен не только как писатель, но и как один из отцов-основателей группы "Общество Зрелища". Она прекратила свое существование в 2014 году на пике своей карьеры: вы стали лауреатами премии "Нонконформизм"; выпустили CD, хорошо встреченный в рок-прессе; выступили в столице и в Тамбове, ваша музыка звучала в программе Артемия Троицкого "StereoVoodoo"… Чем вызвано закрытие проекта?

– "Общество" перестало существовать, и, действительно, на некоем взлете. Особенно нам приятны одобрительные отзывы таких мэтров андерграунда, как Кузя УО (Константин Рябинов) и Граф Хортица (Гарик Осипов). О причинах распада я довольно подробно рассказывал в интервью "Независимой газете".

Но объединение или группа у нас необычная: живых выступлений за всю историю раз-два и обчелся, а записей весьма много. Вышедший на лейбле "Выргород" альбом "А бензин – низ неба" и его бонус-треки – это лишь вершина айсберга. Многое представлено на нашем сайте, многое вообще не опубликовано, даже из аудио-спектаклей.

Во-первых, мы не хотим обычной для группы карьерности, мы всегда ее избегали и действовали не как привычные рок-группы, со всей этой субкультурно-контркультурной бытовой атрибутикой. И в итоге, к сожалению или к счастью, так и не стали рок-звездами…

Во-вторых, если уж быть откровенным, возникли личные разногласия с О’Фроловым, чего раньше никогда не бывало. Человек он безумно талантливый, но импульсивный, непоследовательный подчас до крайностей. Мне особенно жаль именно творчества и сотворчества, которое ничем не заменить. Однако мы уже сделали по шажку к примирению и хотим хотя бы доделать новый клип "Супрематизм", материал которого отснят два года назад в Москве, накануне распада.

– Изыскания "Общества Зрелища" разительно отличались от всей альтернативной отечественной музыки, даже самой экспериментальной. Это был настоящий литературно-музыкальный перфоманс вне каких-либо рамок и жанров. По степени раскрепощенности "ОЗ" вполне можно сравнить с курехинской "Поп-механикой". А какую роль ты сам отводишь этому проекту в своей творческой биографии?

– Я всегда пытался резко отграничивать "общественное" творчество от "внеобщественного", то есть своего личного – написания романов, стихов и т.д. В этом есть свой резон. У нас, к примеру, бытовала такая фраза: "Дебилизм рождается только совместно!" (творчество "ОЗ" мы определили как "искусство дебилизма"). И действительно, по отдельности ни я, ни О’Фролов такого бы не написали, тем более – не стали бы распевать и озвучивать всяческими голосами.

С другой стороны, я понимаю, что достаточно почитать первые два моих романа (в особенности, неопубликованный роман "Снюсть, Анютинка и алкосвятые"), как сразу погрузишься в некую летопись "ОЗ", для меня самого очень дорогую. Теперь это уже все история: лихие 90-е, начало 2000-х, провинциальное подполье, художники-маргиналы… Думаю, это уже мало кому сейчас понятно, хотя кому-то, может, еще и интересно.

К примеру, формально нечто подобное отражено в последнем фильме Валерии Гай Германики "Да и да". Разница в том, что мы просто жили и выживали, сами по себе, а творчество было так же естественно, как дыхание. У Валерии же хоть и смелая, и небесталанная зарисовка о той же "маргинальной богеме", но нарочитая, во многом выдуманная, с неким подростковым даже перебором "жесткости", когда в каждом кадре прихлебывают водку "Журавли" (кстати, не самую дешевую!). Не ультрасерый Тамбов стародавних лет, а все та же московская артистическая тусовка…

– В современной России имен более-менее молодых писателей широкая публика знает очень немного. На слуху, по большому счету, лишь Захар Прилепин да Роман Сенчин. Как считаешь, чем вызвана такая популярность и широкая издаваемость этих авторов? Как молодой писатель, пусть и самый даровитый, может попасть в струю?

– Есть Алексей Иванов еще из известных, я почти все его книжки читал. Еще пара-тройка человек… Если без шуток, имен на самом деле достаточно, но в массовом восприятии писателей действительно горстка. Меж тем, довольно приличных писателей в России десятки тысяч, но пробиться им к читателю с каждым годом все сложнее. Именно что "в струю" какую-то надо лезть, Помимо пресловутой литтусовки, это еще и современные несуразные ограничители: тренд, формат, медийность. Есть еще позитив, политкорректность и прочая лабуда.

Издаются старые авторы, новое только декларируется. Все сводится к некоей мастеровитости, в журналах и у издателей главенствуют такие категории, как "профессионализм", "адекватность". Тут уж никакая даровитость откровенно не нужна, а о том, что мы учили в школе и универе, о философских, исторических прозрениях художника, об исследовании границ психологии и самого языка, нет и речи. Главное – попроще, "ровно", "нормально", чтоб можно было продать.

Многие издатели заранее решают за читателя, беспокоятся, чтобы он не перетрудился, чтобы не читатель тянулся к уровню писателя, а наоборот – снижают планку самих книг. Положение хуже, чем в 1990-е, хуже, чем в 2000-е, в чем-то даже хуже, наверное, чем в совке. Сейчас бы и Пелевина с Сорокиным не издали, а "Преступление и наказание" или "Анну Каренину" заставили бы обкорнать под "Репку".

С другой стороны, мне кажется, публика и сама должна быть как-то активнее. Сарафанное радио: нашел кто-то убойную книжку или крутого автора – надо трезвонить, писать в эти наркотически притягательные твиттеры-фейсбуки, на форумы и сайты читательских рецензий. Чтобы те, кто по-прежнему читает "50 оттенков телка", Паоло Коэльо или Мураками, извините, не померли дураками. Настоящая книга, пардон за патетику, должна все же не быть чем-то безразлично проходным, она должна менять жизнь. И таких случаев масса – даже с людьми, совсем мало читающими. А жвачка разрекламированная и многотиражная вытесняет подлинное.

– В 2014 году твою повесть "Мир-село и его обитатели" напечатал журнал "Новый мир". По итогам года она вошла в десятку лучших публикаций. И вот снова тема деревни, уже поднятая в "Настоящей любви", снова колоритнейшие персонажи, отношение к которым колеблется от восхищения до отвращения. Насколько мне известно, каждый из них – не просто прототип, а реальный человек. А если герои повести ее прочитают и им не понравится? Как потом в родное село возвращаться?

– Возвращаться туда необязательно. Но я вернулся из Москвы, вынужден был – ты знаешь, потому и спрашиваешь.

Конечно, уже прочитали или просто слышали, и, разумеется, не понравилось! Я и в предисловии с первых строк предупредил: "Дорогие односельчане, извините, мол, вам не понравится".

При этом я не лезу на рожон, я бы хотел, чтобы понравилось. Но те отзывы, что я слышал (в основном от родственников или через них), превзошли все мои ожидания и опасения. Обругали на чем свет стоит, собираются даже опровержение писать в районной газете! Если бы там, в деревне, не жить, то смешно, конечно… Началось настоящее моральное давление, вытеснение как некой "персоны нон-грата".

Вот им и нужно что-то в стиле районки или школьного сочинения, про людей приличных и их дела достойные… Однако я понял свою ошибку и, можно сказать, ее исправил. Написал вторую часть "Мира-села", с подзаголовком "Была культура…".

В первой части я показываю только настоящее, такие этюды с натуры, и впечатление такое, что и всегда так было: все голо и уныло, развалено настолько, как будто ничего доселе и не было… Если не считать, конечно, тех самых колоритных "асоциальных" персонажей! И в продолжении повести я уже делаю экскурс в прошлое, пишу об уходящей или совсем ушедшей культуре сельской местности: кино, концерты, даже спектакли в деревенском клубе, о различии в психологии селян и горожан и т.д. О том, правда, времени, когда мне самому было лет пять-десять от роду, но я все отлично помню. Все с байками и шутками про тех же и других колоритных персонажей, чтобы нескучно читалось.

Но это не второй том "Мертвых душ" (как о нем бытует легенда, "про положительных персонажей"), а размышления и зарисовки "все о том же". Думаю, это тоже не понравится.

– О печальном. Статистика свидетельствует, что количество книжных магазинов сокращается темпами. Твой прогноз: будут ли читать книги лет так через 10?

– Будут, конечно. Пока письменность – это основа нашей культуры. Формы чтения, восприятия и подачи текста стремительно меняются. Естественно, чтение уступает место другим информационным каналам и способам развлечения.

Но вопрос ведь не в самом чтении как таковом, а в его качестве – читают ли так называемую серьезную литературу. Талантливая беллетристика и качественный научпоп тоже имеют вполне благотворное влияние на мозг, особенно детский или подростковый.

Но главное, когда мы с тобой рассуждаем о чтении, это литература художественная – поэзия и проза. Именно в ней заключено совершенно уникальное художественное, эстетическое восприятие мира. Комплексное, целостное, с проникновением в бытие других существ, с сочувствием им.

Если, допустим, литература убирается из школьной программы, или нет престижа и пропаганды чтения (как, например, в СССР), из телевизора круглосуточно долбят отборным дебилизмом (и это еще по-прежнему смотрят, как ни странно!), то такой базовый навык практически не вырабатывается. Художественное восприятие трудно восполнить чем-то другим: кино, ТВ, компьютерные игры, общение в соцсетях, поп- и рок-музыка – лишь слабые его отголоски. Поэтому люди и не воспринимают тексты (не я один от этого пострадал), что просто не понимают, что такое художественная литература. Люди старшего поколения тоже иногда как-то "отвыкают" от чтения и размышления… Сериалы, лишенные и капли драматизма и настоящего чувства, замыливают глаз и разжижают мозг.

– И напоследок. Если Москва – bad, то какой город – good?

– Да, этот вопрос мне уже часто задают! Если в ранней прозе всеми оттенками мрачно-серого сияет Тамбов, Москва – bad, "Мир-село" тоже не особо уютен… А недавно я написал рассказ о подмосковных Бронницах, где мы с женой прожили пять лет. "Мост сквозь зеркало" называется, с темой смерти. В Тамбове нынешнем мне тоже неуютно, об этом я недавно кое-что бегло-иронично говорил в одном интервью.

Но это, наверное, как в новом фильме "Безумный Макс"– все ищут некие Зеленые земли, но непонятно, есть ли они вообще…

С Москвой, дорогой во всех смыслах столицей, реальные проблемы, нешуточные. В остальном можно долго философствовать, выбирать и путешествовать, было бы здоровье и хоть какие-то деньги. В нашей стране, правда, внутренний туризм (или переезд из города в город на ПМЖ) вылетает в копеечку– как и вообще все эти "волшебные" по сервису и ценам путешествия с РЖД!

В Анапе нам с женой очень понравилось. Благодарим тебя за организацию презентаций и за настоящее южное гостеприимство! Но здесь, конечно, еще некий переизбыток сезонных гостей. Особенно живописны ее окрестности. Большой Утриш поражает воображение. Настоящий сказочный лес, а горы какие, залив… Абрау-Дюрсо и Тамань тоже великолепны. Природа богатейшая, благословенная земля, не зря за нее воевали, еще бы использовалось все это толково.


Справка

Алексей А. Шепелев (Москва) – российский прозаик, поэт, музыкант. Лауреат Международной отметины им. Д. Бурлюка (2003), премии "Нонконформизм" (2013), финалист премии "Дебют" (2002) и премии Андрея Белого (2014). Автор романов "Echo" (2003), "Maxximum Exxtremum" (2011), книги повестей "Настоящая любовь" (2013), двух книг поэзии. Кандидат филологических наук (диссертация по творчеству Достоевского и Набокова), член Союза писателей Москвы. Лидер авангардной группы "Общество Зрелища" (1997–2014). Публиковался в журналах "Дружба народов", "Новый мир", "Нева", "Волга", "Дети Ра", "День и ночь", "Независимая газета", "Литературная Россия" и многих других.

Роман "Maxximum Exxtremum" (М.: Кислород, 2011) вошел в рейтинг самых обсуждаемых книг года журнала "Соль". Повесть "Мир-село и его обитатели" ("Новый мир", № 11, 2014) названа в числе 10 лучших публикаций журнала за 2014 год. Произведения переводились на немецкий и французский языки.

Беседовал Сергей Лёвин
Автор
Сергей Лёвин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе