В ожидании Алконоста

Казалось, с чем – с чем, а с премией Белкина никаких сюрпризов быть не может. Заслуженная литературная награда второго эшелона, прожившая шесть сезонов без взлетов и падений, она по всем показаниям и дальше должна была вести не слишком заметное существование в тени старших товарищей. Впрочем, один шанс на перемену участи у нее все же был – в 2004 году, когда премию получила замечательная повесть Владислава Отрошенко «Дело об инженерном городе», да и другие достойные вещи в шорт-листе отметились. Но немедленно по завершении того забега Белкин прикрылся из-за отсутствия финансирования, возобновился лишь по прошествии четырех лет, и более ничего примечательного с ним не происходило. 


И вот на тебе: после на редкость невыразительного шорт-листа и вполне предсказуемого итогового решения жюри – вдруг скандал. Сюжет за последние дни описывался уже неоднократно, но канву все же напомню. 


Итак, судьи (литераторы Александр Архангельский, Максим Амелин, Андрей Дмитриев, Анна Кузнецова и театральный режиссер Марина Брусникина) отдали премию Ульяне Гамаюн (повесть «Безмолвная жизнь со старым ботинком»). Лауреата на церемонии не было, ее вообще мало кто видел. В прошлом году Гамаюн получила загадочную премию «Неформат» за роман «Ключ к полям», но и на той церемонии не появилась. Известно лишь, что ей 25 лет, она родилась в Днепропетровске, окончила матфак местного университета, работает в родном городе программистом. Неуловимость дважды лауреата породила слухи о мистификации – мол, пишет кто-нибудь столичный и маститый, прикидываясь провинциалкой-дебютанткой (грешили даже на Пелевина – как же, если мистификация, то непременно либо Пелевин, либо Акунин, других прозаиков в стране нет) – но, видимо, никакой мистификации, всего лишь псевдоним. Вроде бы зовут Ульяну на самом деле Ольгой, а с Гамаюном и вовсе все прозрачно, оммаж господину Сирину. 


В финале Белкина Гамаюн обошла трех малоизвестных прозаиков – и Эргали Гера. Фаны последнего в ответ и учинили разборку: прозаик Светлана Василенко в своем блоге написала нечто пафосно-гневное, из чего следовало, что Гер ого-го, а Гамаюн – бяка-бяка, и Россия теперь белкинских судей проклянет. Историю вяло обсудили в паре дружественных блогов, и на том все закончилось бы – но тут Гамаюн вдруг прислала Василенко письмо, что от премии отказывается и уже сообщила о том белкинскому оргкомитету. И все завертелось – Сергей Костырко обвинил блоггеров в травле Гамаюн, Гер в ответ учинил Костырко форменную истерику, координатор премии Наталья Иванова вернула Василенко книжку с автографом, которую та подарила ей накануне, и т.д. Право, приятно, что литература еще может вызывать такие страсти – хотя бы только у главных действующих лиц. 


В этой истории есть два любопытных момента. Первый – это решение Гамаюн. Если она и впрямь отказалась от премии под влиянием поста в ЖЖ – мое ей сочувствие: каково-то жить на свете с такой нервной организацией? Так на слова Василенко реагировать – что же будет, когда умные люди всерьез твою прозу разбирать начнут? Если же это пиар-ход, например, для лучшего продвижения только что вышедшей книги, – мое ей сомнение: окупится ли? Белкинский лауреат все же получает 150 тысяч рублей, а проза Гамаюн, как к ней ни относись, продукт заведомо немассовый… 


Второй занятный момент – это невероятный анахронизм дискуссии вокруг премии. Весь спор по сути проходил в координатах «чистое искусство» vs. «социально ориентированная литература» – в какой Англии, в какой Америке вообразим сегодня подобный винтаж? 


Есть, впрочем, и плюс: по ходу дискуссии стала очевидной диковатость представлений о литературе у самых что ни на есть активных участников литпроцесса. Не то чтобы раньше приходилось сомневаться – но тут как-то совсем уж зашкалило. Вне конкуренции, конечно, сама Василенко: «Будет ли наша современная русская литература говорить о сегодняшней российской жизни и о человеке, который живет в России, так больно и трудно живет (его жгут в интернатах, домах престарелых и клубах, его топят на Саяно-Шушенской ГРЭС [правильно – ГЭС. – М.Э.], его взрывают в поездах, его дома сносят бульдозером и т.д. и т.п.)?» – но и товарищи выступили не хуже. 


И, наконец, о фигурантах скандала, Гамаюн и Гере. Ситуация здесь предельно простая. Явного лидера, каким был в 2004 году тот же Отрошенко, в нынешнем белкинском сезоне не было. 


Повесть Гамаюн симпатичная, но неровная. Автор талантлива, но слишком старательна и однообразна в своем олеше-набоковском метафоризме. Ей не хватает чувства меры, у нее полно красивостей, она часто выбирает путь наименьшего сопротивления («ходил на своих длинных ногах как цапля по болоту»), а иногда и вовсе определяет подобное через подобное («кукла в похожем на салоп балахоне») или не выдерживает образ (о том, что густые волосы нельзя сравнивать с паутиной, в ЖЖ уже писали; «на темной веранде, где на подоконниках лежали линялые тени» – «линялые тени» – это хорошо, но если на веранде темно, то на подоконнике, то есть в глубине веранды, никаких теней быть не может). Сюжет повести затейлив, но мелодраматичен, а хранящиеся в пляжной хижине бомжеватой старухи шедевры мировой живописи – это и вовсе рыдание. 


При всем при том премия досталась Гамаюн по праву – и не только из-за слабости соседей по шорт-листу. В ее повести есть некоторое количество неожиданных фраз: «море отступало от берега, словно там, за серовато-рыжим горизонтом, кто-то жадно втягивал в себя воду»; «на дне немытой кофейной чашки безнаказанно сохнет сахар»; «это были люди обстоятельные, как баржи с металлоломом». Но главное, в ней есть подлинность интонации, пробивающаяся сквозь весь мелодраматизм и сюжетные нелепости. Автору нужны тема и хороший редактор, тогда прозаик Гамаюн вполне может состояться. «Девушка, безусловно, талантлива, а писать еще, даст бог, научится», – остроумно заметил по этому поводу Юрий Буйда. 


Что до Гера, то о его повести «Кома» я сперва писать не хотел – ну, не виноват человек, что у него такие поклонницы. Однако после открытого письма Гера Костырко подумал, что, пожалуй, все-таки виноват – уж больно интонации схожи. Впрочем, обсуждать «Кому» все равно не хочется – по той простой причине, что обсуждать там нечего. Это не проза, а жеваная газетная бумага, что по фабуле, что по языку. Не просто публицистика, а публицистика на редкость дурная. Будь я членом белкинского жюри – категорически возражал бы против включения «Комы» в шорт-лист. Редактируй я журнал «Знамя» – вернул бы Геру рукопись. Понимаю, что качественная проза всегда в дефиците, – но лучше любые литинститутские стилистические упражнения на этом месте напечатать, они пусть беспомощнее, но честнее. 


Напоследок еще два слова об «экспертном сообществе». Сразу по выходе повесть Гамаюн вызвала восхищение обозревателя «Частного корреспондента». В подтверждение своих эмоций коллега процитировала небольшой фрагмент, начинающийся с фразы «Море было повсюду — в ушах, под веками, в каждой поре; яростно пульсируя, оно бежало по сосудам, пенилось и грохотало, как река в половодье». После начала околобелкинского скандала другой критик решил заступиться за Гамаюн – и процитировал ровно тот же отрывок. Выбрать из довольно большого текста едва ли не единственное там место со столь грубым стилистическим ляпом – «море грохотало, как река» – и раз за разом приводить его в качестве аргумента защиты – какие прокуроры нужны при таких адвокатах?

Михаил Эдельштейн 

Russian Journal
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе