Илья Криштул. Трудовик

Учитель технологии Альфред Михайлович сидел за столом и с пролетарской болью смотрел на то, как ученики восьмого класса пытаются делать полки для книг.

      Что-то получалось только у Мухамеджанова, который, правда, книг до своего переезда в Россию не видел, но руками работать умел. Отличник Чернышов вертел в руках ножовку, не понимая, как пользоваться этим агрегатом, двоечник Солдатов хмуро смотрел на разложенные перед ним доски, Обухов, выходец из верующей семьи, на всякий случай молился на тиски, Жмыхов, ещё в первом классе решивший стать стилистом, копался в своём рюкзачке в поисках зеркальца, а весельчак Шувалов радостно долбил по доске молотком, пытаясь вбить в неё гвоздь. Пальцы у него были уже кроваво-красные.

     Учитель встал, вздохнул, прошёлся по классу и остановился возле Шувалова.

     - А ты кем собираешься работать, Шувалов? Кем стать хочешь? – на лице учителя появился почти ленинский прищур, без доброты, но с суровой хитрецой.

     - А я уже работаю. У меня подписчиков больше ста тысяч… - ответил Шувалов, не переставая попадать молотком по пальцам.  

     Учитель не знал, что и этот урок улетает в «Тик Ток» и побитые пальцы принесут Шувалову деньги намного большие, чем учительская зарплата.

     - Во-первых, прекрати стучать. Во-вторых, ты не «Советский спорт», чтоб на тебя подписываться. В-третьих, вот перед тобой чертёж лежит. Где здесь гвоздь? Зачем он здесь? – учитель сунул чертёж под нос Шувалову.

     Шувалов отложил молоток, взял чертёж и долго на него смотрел. 

     - А я, Альфред Михайлович, в этих чертежах ничего не понимаю. И вот же гвоздь! – ткнул он куда-то пальцем.

     - Это единица, обозначает заднюю стенку. А здесь должно быть отверстие для самореза… - вздохнул учитель.

     - Трэш! Саморез какой-то… Отпустите лучше меня к медсестре, у меня вон… - и Шувалов показал пальцы сначала учителю, а потом стоящему на верстаке телефону.

     - Иди, а то меня с работы выгонят… - учитель пошёл дальше по классу.

     Шувалов схватил телефон.

     - А сейчас, френды, будет жесть… - и с этими словами он выбежал в коридор.

     - Какая жесть? У нас ДСП! – обернулся учитель, а класс хохотнул.

     - Что смешного? – насупился Альфред Михайлович.

     - «Жесть» это жёстко. – просветил учителя Солдатов: - Это молодёжный сленг.

     - Жесть это холоднокатаная отожжённая листовая сталь, - отчеканил Альфред Михайлович: - А жёстко это спать на…

     Но где жёстко спать, класс не услышал. Раздался грохот и Альфред Михайлович рванул на этот грохот, как голодный лев на толстую антилопу. Слава Богу, страшного ничего не случилось, просто Толя Рыженков решил отпилить часть ДСП-шной плиты и уронил всё, включая верстак.

     - Сломалась вот… - извиняюще сказал Рыженков, показывая остатки полотна ножовки: - Я всё расчертил, хотел…

     - А ты проверил крепление полотна?  Мы же учили - концы полотен лучковых пил должны быть прочно закреплены в шаховках, а сами полотна разведены. – сказал Альфред Михайлович.  

     - Ой, а у нас коттедж в Шаховке, а родители разведены… - раздался голос Жмыхова: - Мы на каникулах в Данию летим, может, там их поженят…

     - А в России почему пожениться нельзя? – спросил учитель, помогая Рыженкову поставить верстак: - На Руси такие прекрасные свадебные обряды. А ты бы на свадьбу стул своими руками сделал, мы бы помогли всем классом. Да, ребята?

     Класс издал одобрительный звук, а Жмыхов вздохнул.

     - На Руси невозможно заключить брак между двумя людьми одного пола. - сказал он: - Статья двенадцатая Семейного кодекса требует согласие мужчины и женщины. А у нас в семье женщин нет…

     Альфред Михайлович открыл рот и хотел что-то сказать, но вовремя осёкся и посмотрел на стоящего рядом Рыженкова.

     - У Жмыхова однополая семья. – пояснил тот: - Папа один и папа два. А папа два - чернокожий афродатчанин.

     У учителя произошёл когнитивный диссонанс, но он не знал, что это такое, поэтому просто резко погрустнел. Помолчав, он поправил верстак, потом ещё раз поправил и решил сделать вид, что ничего не слышал.

     - А ты кем стать хочешь? – спросил он у Рыженкова.

     - Я в «нефтянку» пойду. – ответил тот.

     - Нефть добывать будешь?

     - Зачем добывать? Продавать. 

     - Так чтобы продать, её надо сначала добыть!

     - Ну это я не знаю, как её там добывают, откуда… Я буду только продавать. А из чего её добывают?

     - Из земли. – когнитивный диссонанс у Альфреда Михайловича усиливался и он с тоской посмотрел на часы.

     - Отлично. На Мальдивах земля есть, там и добывать будем. – решил Рыженков.  

     Альфред Михайлович сглотнул слюну, зачем-то занюхал её рукавом и подошёл к Мухамеджанову, который работу закончил и подметал возле верстака. 

     - Что это? – учитель осмотрел сотворённую Мухамеджановым конструкцию.

     - Полка. – уверенно ответил Мухамеджанов.

     - Чтобы ты не делал, Мухамеджанов, получается дастархан… Четыре тебе. А остальным по три балла. – Альфред Михайлович взглянул на Жмыхова и толерантно добавил: - Жмыхов, тебя пять.

     Но слова «толерантно» учитель тоже не знал, поэтому добавил это просто так, из жалости. Тут прозвенел звонок, ученики потянулись к дверям, а когнитивный диссонанс в голове Альфреда Михайловича трансформировался в непреодолимое желание выпить. 

     Вечером, когда школа опустела, учитель технологии Альфред Михайлович напился в компании физрука и школьного охранника. Он долго и бессвязно рассказывал собутыльникам про СССР, потом спел две песни из репертуара Софии Ротару, пробормотал «Сталина надо» и уснул на лавочке в школьной раздевалке.

     А утром Альфред Михайлович написал заявление об увольнении и в этот же день уехал куда-то с Ярославского вокзала. Через четыре дня, проехав пять тысяч километров, он оказался в 1972 году и сошёл с поезда.

     Альфред Михайлович работает трудовиком в средней школе забайкальского посёлка Киреево. Его там ценят, он признан лучшим учителем школы и награждён грамотой, а его мальчишки делают прекрасные полки с табуретками и побеждают в поселковых конкурсах по столярному делу. Альфред Михайлович счастлив и недавно женился на завуче. Расписали их прямо у памятника Ленину и выделили две комнаты в бараке с печным отоплением и колонкой неподалёку.

     Одна только странность есть у Альфреда Михайловича – когда он видит по телевизору выступление стилиста и певца Огюста, он плачет, напивается и рассказывает, что раньше этот Огюст был Жмыховым из восьмого «Г», что у него два папы-педераста и один из них – негр из Дании.

     Но ему, конечно, никто не верит и жена-завуч идёт в аптеку за димедролом.

     Да и, если честно, телевизоры в Киреево концерты этих Огюстов не показывают.

Автор
Илья КРИШТУЛ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе