Сексуальное перевоспитание

В издательстве АСТ вышла книга театрального критика Виктора Вилисова «Постлюбовь» — критический путеводитель по чувствительности современного мира и манифест новой квирной романтики.


Фото: АСТ


На протяжении последних нескольких лет молодой критик и куратор Виктор Вилисов стал главным анфан терриблем русского театрального мира. Он нашел парадоксальную стратегию — одновременно трикстера и культуртрегера, грубил священным коровам, последовательно осмеивал ту атмосферу душного благоговения, что окружает этот вид искусства, но за счет ауры скандальности представлял театр занятием любопытным даже для людей, к нему в целом безразличных. Итоговым отчетом об этой деятельности стала книга «Нас всех тошнит», после которой Вилисов отошел от театра и, сохранив манеру письма, занялся жизнью — тем, что составляет самую ее сердцевину,— то есть любовью.

Прежде всего стоит сказать, что его новая книга — очень большая работа. «Постлюбовь» представляет собой гид по всей современной критической мысли, по крайней мере, тем ее ветвям, что связаны с интимной жизнью человека (впрочем, мало что в мире с ней не связано): гендерные исследования, феминистская и деколониальная критика, история сексуальности, психоанализ, социология, теория техники, экологическая мысль и так далее, и так далее — вплоть до совсем уж диковинных явлений вроде квантовой квир-теории. Довольно сложные идеи и тексты Вилисов пересказывает, по возможности очищая от зауми, но особенно не примитивизируя, перемежая теоретические отрывки недавними сюжетами из медиа, сентиментальными историями из собственной жизни, временами переходя на проповеднический тон, но уравновешивая его шутками на грани фола.

«Постлюбовь» — книга про все, поэтому пересказать ее сложно, но некоторые опорные пункты легко наметить. Человечество живет под гипнозом фальшивых желаний, а главное и самое сильное из них — желание любви. Пронизывающие нашу культуру образы счастья неотделимы от эксплуатации и насилия. Они встроены в современный капиталистический и вековой патриархальный порядок, в закрепощающую тюрьму нормы, в императивы послушания, потребления и воспроизводства. При этом все, что кажется нам естественным и существующим от начала мира, на деле таким не является. Нуклеарная семья из родителей и детей — конструкт, возникающий в модерной Европе, такие же искусственные вещи — гендер, сексуальная ориентация и в конце концов любовь. Романтической любви не было раньше, нет во многих культурах и может не быть в будущем. От всех этих мучающих, производящих неравенство и боль вещей можно избавиться. Что должно прийти им на смену? Тотальная квирность, флюидность, отказ от четких идентичностей (сексуальных, гендерных, национальных и прочих), крепких союзов, а вместе с тем — переход от собственнической любви и хищной сексуальности к нежной дружбе, сетям заботы, разного рода хрупким способам быть вместе.

По сути, «Постлюбовь» — нечто вроде квир-пособия по сексуальному воспитанию, селф-хелп-литература, вывернутая наизнанку (о разрушительной, наводящей на человека бесконечную фрустрацию роли классического селф-хелп-чтива Вилисов много пишет). То, что такая книга выходит в России в 2022 году в крупнейшем издательстве, лежит во всех больших магазинах и становится бестселлером, факт замечательный. Просвещенческая ценность ее очевидна. Но сказав о безусловных достоинствах, надо сказать кое-что о проблемах этой книги, хотя сделать это сложнее.

С большей частью того, о чем пишет Вилисов, сложно спорить. Все это — вовсе не шокирующие новости, а здравый смысл. По крайней мере, для того, кто придерживается более или менее левых, профеминистских взглядов, поддерживает ЛГБТ-движение и осуждает консервативные тенденции. А книга Вилисова очевидным образом адресована тому, кто уже согласен, но недостаточно погружен в тему, и столь же очевидно агрессивна к читателю, не разделяющему ценности автора. Это превращает «Постлюбовь» в своего рода пятисотстраничный перформанс критической теории и заставляет увидеть границы самого этого способа мыслить.

Сильно упрощая, социальную функцию западной критической теории можно описать так: она вскрывает несправедливость и лицемерие определенной формы человеческого существования, обнаруживает в ее плодах — например, великих романах или поп-песнях о любви — документы несправедливости. Объединяясь с политикой и активизмом, критика способствует рождению нового порядка, но в нем — оставаясь верна себе — она найдет новую несправедливость и новый предмет для критики. (Вилисов, к примеру, много пишет о том, каким провалом обернулась ставка эмансипаторных движений прошлого века на сексуальное освобождение и силу желания, как легко сексуальность стала одним из объектов потребления и инструментов контроля.)

Один из главных принципов критической теории — борьба с фетишем прогресса, оправдывающим насилие и блокирующим мысль. Тем не менее матрица прогресса вшита в саму теорию в виде императива дальнейшей критики. Это ее движущая сила, скрытый порок и источник особого удовольствия — наслаждения подрывом. В популярном варианте критического дискурса, там, где критика не ставит саму себя под вопрос, это скрытое наслаждение выходит на поверхность, становится едва ли не главным содержанием. Именно оно — драйв книги Вилисова (пользуясь любимым им словечком). Однако такой нигилистический импульс вовсе не противоречит своеобразному морализму, а отлично сочетается с ним: готовность безжалостно отбросить любые отжившие формы оказывается этическим требованием, залогом нравственной чистоты.

Здесь возникает ряд вопросов: что делать с тем, что в борьбе за очевидно достойное дело критика превращается в ритуал, а эмансипаторная риторика вызывает раздражение даже у солидарного читателя? Можно ли видеть несовершенство того или иного социального порядка, но видеть и его красоту, способность человека раскрыться в нем — осуждать первое, сохраняя внимание ко второму? Можно ли, обнаруживая историческую обусловленность переживания — хотя бы все той же любви,— признавать за ним подлинность? Наконец, можно ли, вскрывая неабсолютность, сконструированность различий — например, женского и мужского, любви и дружбы,— сохранять различия, как то, что наполняет мир смыслом и чувством, производит вопросы? Ценить в квирном расшатывании привычных структур интимности не силу нейтрализации, а один из радикальных способов с различиями обойтись, сделать мир интереснее? Книга Вилисова не ставит эти вопросы напрямую и не дает на них ответов, но она, безусловно, заставляет думать.

Человеческая интимность прямо сейчас — результат отказа от многих насильственных и рудиментарных практик, составляющих интимность прошлого; но, во-первых, далеко не все рудименты отброшены, а во-вторых, на горизонте уже маячат постчеловеческие интимности — способы любить и быть рядом (равно как и не-любить и быть далеко), которых не существовало никогда. Интересно не что такое любовь, а что она делает, что остается после нее, что приходит ей на смену, чем заполняются места, где ее нет, и как среди всего этого сориентироваться


Виктор Вилисов. Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей. М.: АСТ, 2022

Поделиться