Война против нашей страны была для нацистов войной особой, тотальной. В этой войне наше государство должно было быть уничтожено, наш народ — частично истреблен, частично обращен в рабство. Улыбающиеся немецкие солдаты фотографировались под лозунгом «Русский должен умереть, чтобы мы жили», развлекались расстрелами военнопленных и насилием над женщинами. Вслед за вермахтом шли каратели из айнзантцгрупп, для которых убийства были не развлечением, а работой.
Все было спланировано заранее с потрясающей воображение немецкой педантичностью: уничтожение военнопленных, расстрелы «подозрительных», голодная смерть для «лояльных». Гитлер напутствовал своих генералов: «Сигналом конца большевизма станет взрыв Кремля».
Подобные планы невозможно было скрыть: то, что творилось на оккупированных советских землях, говорило само за себя. В те страшные дни наш народ — русские, украинцы, белорусы, евреи — заглянул в лицо тому, что ужаснее смерти, — в лицо национальному небытию. Это было поистине страшно: осознать, что твоя смерть — далеко не самое худшее из того, что может произойти. Что ты-то, как раз, может и выживешь — прислугой у немецкого бюргера. Но в небытие уйдут все твои родные, все твои друзья и недруги, весь твой народ, весь твой мир.
Бесконечные полтора года смотрела Россия в эту бездну, учась ненависти и любви. Тяжелой, подсердечной ненависти — к пришедшему на нашу землю врагу и предателям, спасающим жизнь ценой измены своей стране и народу. Страстной, нерассуждающей любви — ко всем своим, выжившим, спасшимся, уцелевшим. Это трудно объяснить словами — это нужно почувствовать. «Такая любовь! — запишет впоследствии слова пережившей войну женщины писательница Светлана Алексиевич. — Такая ненависть…»
День 22 июня — напоминание о том, что бывают не только победы. Бывают и поражения, причем поражения окончательные, предотвратить которые можно лишь напряжением всех национальных сил, да и то не всегда.
Вечная память всем, не дожившим до Победы.
Мы помним.
«Русский Обозреватель»