Публика с восторгом растворяется в грандиозных полотнах художника — это понятно.
Но то, с какой откровенной жадностью посетители Русского музея вчитываются и всматриваются в «образовательную» часть проекта, оставляет не менее яркое впечатление.
В истории нашей страны творцам, искренне любящим Россию, традиционно уготовано снисходительно-укорительное отношение части потомков-ценителей. Тем более по отношению к тем, кто воспринимается как национальные художники. Кто в наибольшей мере смог схватить и выразить истинно русское в своих полотнах. Илью Репина, например, для многих грех не упрекнуть в стяжательстве и экономии на качественных, долговечных пигментах. Про Айвазовского, посвятившего свой дар в том числе и военному флоту России, вполне серьезное издание позволяет выразиться с небрежной элегантностью: «его любят армяне и крымчане». Даже пасторальному Левитану как-то досталось за «излишнюю» русскость: негоже совсем уж забывать свои этнические корни, даже если пишешь пейзажи. Что уж говорить о Сурикове, одном из самых русских художников.
Выставка его работ, приуроченная к 175-летию мастера, явно метит в разряд «блокбастеров», ставших привычными для московских и петербургских музеев в последние годы. Но называть ее этим определением, пришедшим из массовой культуры, и не хочется, и не имеет смысла. В Корпусе Бенуа ведется подробный, местами сложный рассказ, требующий от посетителей вовсе не восторженных ахов (а монументальные работы Сурикова не могут не произвести впечатления), но вдумчивого восприятия, способности к логическим сопоставлениям и, в конце концов, знания отечественной истории. Конечно, очень трудно не сделать свой автопортрет на фоне «Боярыни Морозовой», но еще сложнее заставить себя потрудиться вместо совершения увеселительной прогулки на фоне шедевров.
Впрочем, к чести российской музейной публики, легкие пути не для нее. Первый признак удачного проекта — внушительная очередь на вход. Глядя на вереницу страждущих, выстроившихся у Корпуса Бенуа на семнадцатиградусном морозе да еще и на ветерке, лишний раз хочется прокричать об удобстве приобретения электронных билетов. С другой стороны, это так по-нашему: проявить сопричастность, например, с теми, кто раньше стоял на таком же холоде, чтобы проводить в тяжелый путь опальную боярыню, или чтобы для пущей убедительности и достоверности взять штурмом снежный городок во дворе художника — именно так писалась знаменитая картина Сурикова. После закалки холодом ценители искусства быстро разоблачались и устремлялись в пять залов, отведенных для экспозиции. И здесь я столкнулся с первой неожиданностью: людской поток вовсе не устремился полностью к главным точкам притяжения, а рассредоточился у стены, на которой в виде временной оси подробно представлены биография и творческий путь Сурикова. Посетители вчитывались в этот иллюстрированный рассказ, изучали его со всем тщанием и пристальностью. В этом месте стоит поблагодарить не только публику, но и устроителей, которые смогли доходчиво рассказать о жизни Сурикова. А еще во всех залах видным белым шрифтом были выведены «программные» цитаты художника, касающиеся самых разных предметов — от колористики до воззрения художника на портретный жанр, от религиозно-нравственных размышлений до признаний любви к родной Сибири и верности корням своего рода. При этом подобранный текстовой материал максимально соотносится с русской духовной матрицей, лежащей в основе любого истинно национального культурного явления. Порой казалось, что организаторы забавляются над иными «искусствоведами» и «кураторами», кто направо и налево бросается — почем зря — пренебрежительным: «скрепы», «пропаганда», «имперские пережитки».
Разумеется, такого рода высказывания и претензии не могли не сопровождать суриковскую выставку. Околокультурные телеграм-каналы и отзывы в продвинутой прессе наполнились претензиями. И стены покрасили не в те цвета, и в итоге картины Сурикова «растворяются» (свидетельствую: ничто ни в чем не растворилось — даже графика, что уж говорить, например, о «Переходе Суворова через Альпы»). И воздуху суриковских полотен тесно в Корпусе Бенуа. И портрет на входе повесили «не тот». И — зачем вообще любить Сурикова? Да, прозвучал даже такой вопрос.
Что ж, любить творчество Василия Сурикова стоит в первую очередь за русскую удаль, за масштаб и полет, за ширь, которой тесно вовсе не в музейных стенах, а в сознании «наднациональных» критиков. В принципе, если не любить Россию – то и Сурикова никак не понять, это верно. Может, именно поэтому в годы советского интернационализма, послужившего в итоге ко благу всех, кроме русского народа, больших выставок художника по сути и не было: последняя датируется 1937 (!) годом. А такой, как нынешняя, и вовсе не бывало: в Русском музее выставлены не только все эпические полотна, кроме «Утра стрелецкой казни», но и работы Сурикова на библейские сюжеты. Эскизы фресок на тему Вселенских соборов уникальны — оригиналы погибли вместе с Храмом Христа Спасителя. Мало кто видел ранее трагическое «Исцеление слепорожденного»: картина была создана как отклик Сурикова на смерть любимой жены и постоянно хранится в Московской духовной академии.
Особая гордость специалистов Русского музея — картины «Покорение Сибири Ермаком» и «Степан Разин», которые выставлены после длительной и сложной реставрации и, как утверждается, выглядят так же, как и сразу после их создания. На выставке можно познакомиться и с особенностями реставрационного процесса. «Переход Суворова через Альпы» мало того, что благодаря удачному расположению создает практически стереоэффект, так еще дополнен виртуальной реконструкцией этого исторического события. Искрящееся, полное веселья и света полотно «Взятие снежного городка» поделилось сюжетом с мультимедийной игрой, рассчитанной на юных посетителей выставки.
«Боярыня Морозова», впервые за многие десятилетия уехавшая из Третьяковской галереи, удостоилась отдельного зала. Понятно, что само полотно приковывает к себе внимание на значительный отрезок времени, так еще не меньше сил потребует знакомство с этюдами и эскизами к картине, расположенными по периметру выставочного пространства. Обширный комментарий посвящает в детали создания шедевра, не умалчивая и о пресловутой истории с вороной, которая, распластавшись в снегу, запомнилась Сурикову: черное пятно впоследствии задало форму очертаниям героини картины.
Но как бы ни завораживали накалом страстей «Боярыня Морозова» или проникнутая трагедией картина «Меншиков в Березове», мой личный выбор остановился на дивных тонких акварелях и графических работах, которые Суриков выполнил по итогам своей поездки во Францию и Италию, а позже — в Испанию. Принято считать, что эти произведения выпадают из наследия Сурикова, нехарактерны для его творческого почерка. Думаю, что с этим нельзя согласиться. Что бы ни оказывалось в центре внимания художника — развалины Колизея, цветочный натюрморт или бой быков, — везде заметна страсть к точности деталей и наполнению этих, в общем-то, миниатюр тем самым воздухом, который заполняет собой объем суриковских монументальных шедевров.
Завершает экспозицию так называемый познавательный зал. Здесь сосредоточены мультимедийные экспонаты, рассказывающие в том числе и о народных элементах в работах художника. Но не только: второй неожиданно поразившей меня особенностью выставки стал ажиотаж — иначе не сказать — вокруг генеалогического древа рода Суриковых, включающего множество знаковых для российской истории имен. По поводу этого экспоната кто только не злопыхал: «прогрессивная общественность» не смогла перенести явления в музейных стенах имени Никиты Михалкова, прямого потомка художника — его правнука. Но как и у всего дурного, у этой шумихи были вполне добрые последствия. Я лично наблюдал столпотворение публики у древа, слышал громкие реплики: «Вот Никита! А вот его дети!» А несколько обескураженная смотрительница стращала наиболее активных посетителей: «Уберите руки от экспоната! Сейчас сработает сигнализация и всех выведут!» Как ни крути, это и есть тот самый живой интерес, который является высшей наградой для организаторов любого музейного проекта.
Выставка, посвященная 175-летию со дня рождения Василия Сурикова, открыта в Корпусе Бенуа до 13 мая 2024 года.