История распила: кто разрезал «прогулку» Михаила Ларионова надвое

В название проекта, которым Музей Тропинина открывает осенний сезон, вынесена первая строчка стихотворения «Не сравнивай: живущий не сравним…» Осипа Мандельштама. Поэт написал его в воронежской ссылке в 1937 году – в то самое время, когда сочинял оду Сталину, которая, однако, не спасла его от повторного ареста и лагеря, где он скончался в 1938-м. В отличии от «Оды», упомянутое стихотворение полно искренности, тоскующей романтики с привкусом ХIХ века: в его метафорах, считаются полускрытые, возможно, неосознанными перефразы пушкинской лирики. Впервые представляя шедевры первой половины ХХ века, музей имени одного из главных портретистов «золотого века», решил показать связь двух эпох, не сравнивая их. В экспозиции – немало неожиданных шедевров с неявным подтекстом и сложной судьбой. Среди них – «Прогулка» Михаила Ларионова, которая в советское время была разрезана надвое.


– Посмотрите поближе – и увидите шов, – говорит мне коллекционер Валерий Дудаков.

– Откуда он? – спрашиваю, разглядывая ровную зеленую борозду по центру картины, на которой гуляют дамы в шляпках и длинных платьях. Судьба «Прогулки» странным образом перекликается с композицией картины: на полотне Михаила Ларионова лицо одной из дам обрезано, словно не вошло в кадр, а из-под нижнего правого края выглядывают круглые черные глаза мужчины, все, что ниже них – тоже отрезано. Острый рисунок, ритм, неожиданные «срезанные» фигуры – все это говорит о влияние Гогена и французских импрессионистов на русского художника, однако в манере уже читается то новаторство, к которому Ларионов придет позже. Это направление получит название неопримитивизм и станет одним из определяющих в искусстве второй половины ХХ века. По его пути – упрощения, детского взгляда на мир, первобытной искренности пойдут многие авторы. 

 –  В 1970-х годах я познакомился с Варварой Зоновой – вдовой художника Лева Жегина, сына архитектора Федора Шехтеля, – рассказывает коллекционер. – Это весьма интересный художник – он близко дружил с Владимиром Маяковским, Велимиром Хлебниковым и Михаилом Ларионовым. Вдова художника пригласила меня в гости – жила она в стесненных условиях в коммуналке. Там я увидел эту работу, разрезанную надвое: одна часть висела на одной стене, вторая – на другой. Но я сразу понял, что это единая картина. В 1976-м Зонова согласилась продать мне правую сторону – за 2000 рублей, что по тем временам были большие деньги. А спустя 35 лет ее внучка продала мне левую – за 50 тысяч долларов, что тоже немало. Реставраторы снова соединили части вместе.

– Кто же и зачем «распилил» картину?

– Думаю, что Жегиным было сложно хранить коллекцию в маленькой комнате и ее разделили из-за бытовых обстоятельств. Хотя это мог сделать и сам автор: Ларионов был весьма требователен к себе. Но мне кажется более правдоподобным первая версия.


  Помимо «Прогулки» в выставке участвует еще несколько уникальных вещей из коллекции Дудакова, остальное – из собрания музея Тропинина, причем, многие произведения прежде не показывались. Экспозиция весьма разношерстна. Здесь соседствуют работы разных стилей и направлений, но все это многоголосье ХХ века объединяет одно – связь с прошлым. Революция в искусстве двадцатого столетия произошла не на ровном месте – она стала реакцией на проделанный прежде путь. Здесь мы можем увидеть этот парадокс наглядно.

 – Мы бы не хотели сравнивать этот материал с предыдущим, а старались понять по какому праву он в этом музее, – говорит «МК» куратор выставки Светлана Волкова. – Фундаментальная коллекция музея Тропинина – а это первая половина ХIХ века – диктует свои законы. На этой выставке мы показывает синхроническую многоголосицу, характерную для искусства начала ХХ века, которая отражает творческую напряженность разных, глубоко несхожих, голосов прошлого. Мы пытаемся уловить преемственность поколений. 

Основу коллекции Музея Тропинина составляет собрание Феликса Вишневского (1903  — 1978) — знатка искусства и основателя музея. Одна из работ его собрания изображает владельца особняка Николая Петухова в Щетининском переулке, в котором стараниями Вишневского в 1971 году открылся музей Тропинина. Символический портрет кисти архитектора Николая Кошелева, сподвижника Ивана Крамского, рисует его на фоне Соловецкого монастыря, словно тот является за спиной купца и коллекционера из сна. Работа датируется 1900 – и этот рубеж чувствуется в технике и композиции. 

  Отголоски прошлого можно считать в каждом экспонате. Будь то натюрморт с сиренью Петра Кончаловского, занимающий центральное место в экспозиции (в нем чувствуется очевидная связь с французским импрессионизмом), или странное гротескное полотно Модеста Дурнова, на котором китайский болванчик оказывается живее и правдоподобнее реальных людей. Будь то музыкальный «Вечер на Волге» Бориса Кустодиева, написанный с удивительной жизнерадостностью для прикованного к инвалидному кресту человека, или символический офорт с радугой Марии Якунчиковой, созданной художницей после расставания с любимым, за несколько лет до смерти от туберкулеза. Обе эти работы свидетельствуют о переходном этапе в искусстве – от точного скрупулезного рисунка к простоте и лаконичности форм. В каждую из этих историй нужно пристально вглядываться, чтобы обнаружить неочевидные соединение традиций и новаторства.

Поделиться