Голова Елены Зеленцовой, нового директора ДК ЗИЛ, смотрела на всех недобро и хищно улыбалась — казалось, она вот-вот начнёт подмигивать и хихикать. Если не знать, что Зеленцову — точнее, её фотографию на плакате — притащили на митинг помимо её воли, можно было подумать, что она специально снялась в образе похитителя Рождества.
Нововведения департамента культуры Москвы нравятся далеко не всем. Елена Зеленцова — английская шпионка. Кирилл Серебренников — просто извращенец. Сам Сергей Капков — западный менеджер, который сознательно разрушает русскую культуру. Такие представления о происходящем в московских культурных учреждениях не так уж редки. Борцы с этой напастью проводят митинги, пишут Собянину, Путину и разве что не Бараку Обаме, чтобы он забрал своих агентов обратно. Специальный корреспондент The Village Олеся Шмагун выслушала обе стороны этого мировоззренческого конфликта.
Первое свидание
На женщин за 50 глава департамента культуры Сергей Капков производит хорошее впечатление. Его недавняя встреча с директорами городских библиотек была похожа на сеанс одновременного свидания. Женщины доставали и прятали тоненькие расчёсочки, чтобы поправить чёлку и оставить на ней ровные полосочки от зубчиков. Они слушали его как Стаса Михайлова (то есть больше смотрели). Они задолго до того, как подойти к Капкову, доставали цифровые фотоаппараты, устанавливали нужный режим и отдавали подружке, ловя взгляд Сергея Александровича, чтобы с ним сфотографироваться.
Но когда Капков вышел из комнаты, они остались в компании авторов концепции обновления библиотек, и первое свидание превратилось в развод со скандалом: открыть для посетителей внутренний двор библиотеки нельзя, потому что просто не положено, и этот самый Wi-Fi в библиотеке нельзя, потому что дети могут зайти на запрещённые сайты... Трогательные женщины очень легко превращаются в фурий.
Доносы
Директор культурного центра ЗИЛ Елена Зеленцова достаёт из стола папку с доносами, в основном на имя мэра и президента.
— У меня есть несколько любимых, но я хочу, чтобы вы выбрали свой, — помедлив, добавляет: — Не знаю только, может, у тех, кто их писал, есть авторские права на тексты.
Читаю: «Почему на афише спектакля про Снежную королеву ДВА ОЛЕНЯ? — так и написано большими буквами: ДВА ОЛЕНЯ. — Что это — незнание сказки? Или какой-то намёк?» Или: «Наша ёлка была действительно тёплой и новогодней. А ваша ёлка — это проект!»
Директор ДК ЗИЛ Елена Зеленцова
— Мы как-то сидели с новыми руководителями разных учреждений департамента культуры и мерились, на кого написали самый дурацкий донос, — рассказывает Зеленцова. — Победила, наверное, жалоба на парк Горького, там было написано: «Уважаемый Сергей Семёнович, спасибо вам за то, что вы сделали в московских парках. Я был недавно в парке Горького, иду по главной аллее. Мне захотелось в туалет. А там очередь, и передо мной стоит мальчик, который очень хочет писать, а из кабинки никто не выходит. Что за безобразие?!»
Эти письма отсылают в приёмную чиновников по электронной и бумажной почте, по факсу, надиктовывают на пейджер, сообщают лично, отсидев очередь на приём. Все эти сообщения оказываются в руках у тех же новых директоров, и это не может не настораживать.
— А что вы хотели? Вот звонит кто-то Собянину на пейджер из ближайшей телефонной будки и говорит: «В нашем районе мало магазинов, а ещё есть ДК ЗИЛ, где проводят танцевальные вечера. У меня есть большие сомнения, что эти господа платят налоги». Точка. Я очень хорошо помню это письмо, потому что оно было одно из первых — и что вы хотите, чтобы сюда каждый раз РУБОП приезжало? Чтобы Сергей Семёнович, получивший письмо из парка Горького, лично ехал и проверял, кто заперся в кабинке туалета?
Семейный конфликт
Последние два года новая команда департамента культуры чувствует себя судебным приставом: куда ни приходят — в музеи, ДК и театры, — наталкиваются на одно и то же сопротивление семьи, которая не хочет пускать посторонних. «А что бы сказали, написали или сделали вы, если бы, мягко говоря, плохие люди ворвались в ваш дом и стали устанавливать в нём свои, мягко говоря, плохие порядки?» — возмущается создатель экспозиции музея Маяковского Тарас Поляков.
Зеленцова подтверждает:
— Люди, когда говорили о своей работе, употребляли слова «наш дом», «наша семья», «я здесь живу, всю жизнь отдал». У всякой семьи есть положительные стороны, но также семья не склонна пускать посторонних. Вплоть до того, что человек говорил: «Это мой кабинет, я сюда всё купила: это мой стульчик, салфеточка, я покрасила эту стеночку». Я им объясняю, что нужно переехать в другой кабинет, потому что здесь будет ремонт, а они мне: «Вы рушите мою жизнь. Это мой дом, вы не понимаете!»
В письме президенту Путину инициативная группа в защиту коллектива «Юный зиловец» так и пишет: «Нам создали невозможные условия для репетиций, нас переместили в другие залы, где недостаточно места для отработки наших номеров». И ещё добавляет: «То искусство, которое по праву считается лучшим, сейчас разрушают западные менеджеры».
— Я оцениваю ужасно то, что сейчас происходит в ДК ЗИЛ, — подтверждает бывшая участница коллектива Наталья Молодых. Она начинает разговор недоверчиво: — А почему вы решили позвонить нам? Ведь в вашем же издании было интервью с Зеленцовой, она называла нас окопавшимися пенсионерами. — Но в процессе разговора всё больше расслабляется, ей есть что сказать: «Все эти концерты — в них нет никакой души: мрачно, темно на сцене. Это они нам говорили, что наши номера не интересны современной публике, но любой может посмотреть на наше юбилейное выступление и сделать выводы, сравнить с тем, что происходит сейчас в ДК. Мы-то пытаемся как-то восстановиться, нашли себе другое помещение, но ведь департамент культуры возьмётся за другие ДК, уже взялся за театры и музеи».
Коммерческий конфликт
В «Гоголь-центре», бывшем театре Гоголя, артисты бунтовали наиболее бурно. Именно они инициировали митинги против департамента Капкова. Но новый худрук Кирилл Серебренников столкнулся не только с резолюциями и жалобами. Директора театра Александра Малобродского, который пришёл с ним вместе, избили, угрозы стали приходить и режиссёру: «Тебе, наверное, Малобродский не передал, когда ему в еврейскую рожу сунули, что если вы не свалите из театра Гоголя, то следующий ТЫ». Бывшие сотрудники театра пишут не мэру и не Путину, а в полицию. Правоохранители будут проверять спектакль «Отморозки»: нет ли там призывов к революции.
Впрочем, сами актёры уверяют, что не имеют к угрозам никакого отношения — так решался не семейный, а коммерческий конфликт. «Говорят, там замешаны какие-то большие деньги, что-то, связанное с арендой. Часть помещений театра сдавалась клубу „Икра“, что-то там ещё, кажется, происходило, — говорит актриса старой труппы, которая попросила не называть её имени. — Но мы этих денег, конечно, не видели, если что-то и было».
То, что для кого-то дом родной, для некоторых — неплохой источник дохода. В Москве даже в кризисное время на культуру всегда тратились немалые средства, стоит вспомнить хотя бы 117 миллионов рублей, которые ежегодно уходили театру «Русская песня» Надежды Бабкиной, и ещё 70 миллионов — театру «Кривое зеркало» Евгения Петросяна.
Личностный конфликт
Конфликты с властью неразрешимы, когда она отстаивает только свои интересы. В этом смысле конфликт культурных деятелей и департамента нетипичный: речь всё-таки не о дороге вместо парка и не о жилом комплексе вместо стадиона. Хотя и тут может найтись место личной выгоде. Например, Тарас Поляков из музея Маяковского уверяет, что новое руководство давно испытывало зависть к музею как к гениальному творению и вынашивало планы сделать из него аналог Центра Помпиду. В своём манифесте «Кто и как гробит музей Маяковского» он называет замглавы департамента культуры Екатерину Проничеву и нового директора Надежду Морозову «новыми геростратами» и сравнивает их с «женщинами Сердюкова».
Хотя, когда спрашиваешь его о том письме, Поляков несколько смущается: «Может быть, они не завидуют, может быть, они просто не понимают, что попало им в руки. Но госпожа Морозова неоднократно в частных разговорах с сотрудниками музея рассуждала, какую часть экспозиции она снесёт. А это не просто картинки по стенам развешаны, это музейный спектакль, который рассыплется, если что-то убрать». Все, кто был в музее, не могут не согласиться с Поляковым, потому что к началу экспозиции ведёт не обычная дверь, а раскрытая грудная клетка поэта, и ты видишь не экспонаты, а жизнь человека.
— Самое главное, что все попытки объяснить что-то Морозовой были бесполезны, — продолжает Поляков. — Она в очень хамской манере разговаривает с подчинёнными. Сотрудница музея Марина Краснова писала Капкову, но никакой реакции не последовало. А по примеру ДК ЗИЛ мы знаем, где оказываются жалобы, отправленные наверх.
При этом Надежда Морозова не оставляет впечатления человека, недоступного для общения: у неё нет секретаря, по рабочему телефону отвечает она сама. Когда задаёшь ей снова одни и те же вопросы, голос звучит устало, но не раздражённо. Хотя слова о том, что музей Маяковского — это четыре стены, одна небольшая комната, где жил и застрелился поэт, тоже принадлежат ей.
Культурный конфликт
Что будет с музеем Маяковского, непонятно: департамент снова и снова повторяет, что экспозиция будет сохранена в прежнем виде, но работники музея хотят получить гарантии, например официальную бумагу о том, что основная цель будущего ремонта — сохранение экспозиции.
В любом конфликте очень много всего намешано, но больше всего страха и непонимания: что будет со мной, а вдруг мне не найдётся места после всех изменений? Причём бояться и не понимать — чаще всего выбор самого человека.
В театре Гоголя, несмотря на митинги и громкие заявления, кипит работа: народные артисты, проработавшие там пятьдесят лет, репетируют с новой труппой, которую привёл Серебренников. Узнают на своем опыте, что такое новая драма и так ли она разрушает нравственные основы и русский репертуарный театр.
В ДК ЗИЛ доносов постепенно становится меньше. Маленькие трагедии с выселением старых коллективов забываются, хотя по сети ещё гуляет ролик, как бывших работников не пустили на юбилей ДК. Причём дорогу им преградили низколобые охранники, которых обычно видишь на незаконных стройках. И приёмы у них такие же: «Съёмка у нас по разрешению». Но в холле появился пинг-понг, а низколобых охранников в обычное время на входе всё-таки нет.
Под началом Сергея Капкова ещё 88 театров, 61 музей, 27 выставочных залов и галерей, 440 библиотек и 93 дворца культуры, где новые «английские шпионы» и «извращенцы» встретятся с «окопавшимися пенсионерами» и их «маргинальными коллективами». «В августе прошлого года от нас уходили последние люди из старой команды, — вспоминает директор по развитию парка «Музеон» Ирина Саминская. — И они, и мы понимали, что не сможем работать вместе: там не все даже мобильными телефонами пользовались, незнакомые люди, незнакомая музыка — всё это им не нравилось. Они приготовили нам плов — огромный казан, как они делали это в старые времена, как делали для своей семьи. Нам понадобился год, чтобы всё уладить, но если с людьми разговаривать по-человечески, то это возможно».
Олеся Шмагун